Эми Фетцер - Мятежное сердце

— Да, в твоем присутствии нет необходимости.

— Я твоя жена! Где же еще я должна быть?

— Здесь. В безопасности.

— Ты до сих пор не понимаешь, да? Точно так же, как тебе нужно найти отца, мне нужно закончить с этим. — Она встряхнула письмом. — Это мой Долг!

— Твой долг — это я.

— А твой, Рейн? Ты сам? Твои желания, стремления?

— Ты не покинешь остров, — медленно произнес он.

— Я должна.

— Никто здесь не посмеет бросить мне вызов, если я прикажу тебя не выпускать.

— Думаю, ты переоцениваешь свое влияние, Рейн.

— Если ты покинешь остров, ценой этому будет наш брак. Выбор за тобой.

Неужели он с такой легкостью отбросит все, что было между ними?

— Ты или восстание? Это нечестно, Рейн. Что бы сказал ты, если бы я поставила такое же условие тебе? Твой родной отец — или я?

— Твое восстание обойдется и без тебя.

— А ты без меня выживешь? — срывающимся голосом прошептала Микаэла. — Слава Богу, что во мне нет твоего ребенка, потому что он может получить твое имя, а сегодня ты не заслуживаешь быть его отцом!

Рейн шагнул к ней, но она увернулась и выскочила из комнаты. Сердце у нее разрывалось. Она жила в придуманном мире. Рейн не мог любить ее, иначе бы не отказался так легко от всего, что они пережили вместе, не предъявил бы ей ультиматум, чтобы настоять на своем. Если она подчинится, то предаст свои убеждения и никогда не обретет покоя. Даже с ним.

Она вернется к Николасу, чтобы все ему рассказать.

Если, черт побери, сможет преодолеть разделяющее их расстояние.

Рейн опустился на стул, уперся локтями в колени и закрыл лицо руками. Что он наделал? Простит ли она его?

Он любил ее. Она его жена, черт возьми, и его обязанность защищать ее даже от самой себя. Мысль о том, что она снова окажется в гуще схватки, будет пробираться по улицам, возможно, столкнется с дядей или Уинтерсом, заставляла Рейна трястись от страха. Она умрет, если вернется в Англию. Если подозрения верны и Чендлер знал, что в церкви была Микаэла, он мог заключить сделку с другой стороной, и ее убьют при первой же возможности. Он не мог взять ее с собой, ему нужно увидеться с отцом, покончить со всем этим и начать новую жизнь вместе с Микаэлой.

Если она будет здесь, когда он вернется.

Теперь она может испытывать страдание, боль, гнев, но по крайней мере останется жива. Он не сможет вернуть ее себе, если она умрет.

Рейн взглянул на лежащее письмо.

«Свобода зовет. Возвращайся домой.

Дед».

Микаэла, в штанах и черной рубашке, спустилась по лестнице и, не взглянув на мужа, прошла мимо. Рейн не думал, что ему может причинить такую боль вид страдающей жены.

Он хотел прикоснуться к ней, она резко повернула голову, и он на миг увидел проступившую в ее суровом взгляде любовь.

— Куда ты направляешься?

— Это больше не твоя забота, Рейн.

Она ушла. Из дома его отца, из его жизни. Рейн двинулся следом, но застыл на месте, когда Микаэла свистом подозвала Нараку. Изменник даже опустился на колени, чтобы она могла сесть в седло. Когда Рейну удалось справиться с чувствами, она уже выехала со двора. В глазах у него защипало. Он направился к конюшне, но кто-то взял его за руку.

— Оставь ее, — сказала Аврора.

— Не могу.

— Ты разбил ей сердце, Рейн. Почему?

— Она бы отправилась на войну, мама. Сознательно рисковала бы жизнью ради мятежа, не думая ни о себе, ни обо мне, ни о ребенке, которого может носить.

— Значит, ты запираешь ее, чтобы избавить себя от тревог? Глупец. — Аврора стукнула его ладонью по лбу. — Я учила тебя не этому. Ты думаешь, у женщин нет цели в жизни и они сильны лишь чувствами? Разве ты забыл, что я девять лет искала своего отца? Что женщина правила Англией. Богини ветра, земли, огня, воды. Разве ты забыл?

— Конечно, нет.

— Тогда почему ты душишь ее веру, как они душили мою в Шотландии? Ты притесняешь ее так же, как Англия притесняет колонии. Неужели ты мог подумать, что она не последует велению сердца? Микаэла очень любит тебя. Саари никогда так не любила. Она любит твою душу. Но брак не дает тебе права распоряжаться ее убеждениями, а ты поставил жену перед выбором. Попросил ее отказаться от того, что три года давало ей силы жить. У Микаэлы не было ничего, пока не появился ты. И она все это потеряла.

— У нее есть я! Наша жизнь, наше будущее!

— Насколько я понимаю, нет.

Сжав кулаки, Рейн направился к конюшне и через несколько минут уже мчался к кораблю. Чем раньше он отплывет, тем раньше вернется и сможет восстановить разрушенное.

Микаэла соскользнула с седла и упала на колени, захлебываясь от рыданий. Здесь, в уединении, она облегчала свою душу, пока не кончались слезы. Она страдала, пока ее душа не онемела от боли. Полуденное солнце опустилось ниже, а она по-прежнему не двигалась, гладя рукой то место, где Рейн любил ее, где они клялись принадлежать друг другу. Она считала те мгновения счастливейшими в своей жизни, но теперь все разрушено, ей никогда больше не ощутить его прикосновений, не почувствовать на себе его взгляда, не узнать вкуса его поцелуев. Она возродилась в этой любви. А теперь ее сердце гибнет.

Несколько часов спустя Рейн вошел в спальню и замер. Микаэлы не было. Его чемоданы стояли на полу у двери, сверху лежали пистолеты, вычищенные и заряженные. Несмотря на страдание, он улыбнулся. Потом увидел под оружием медальон, нерешительно протянул руку и надел его.

Он взглянул на брошенную в кресле одежду Микаэлы, на смятую постель, где он сегодня утром любил ее. Все исчезло, погибло из-за нескольких умышленно резких слов, из-за гордости и убеждений. Рейн испытывал отвращение, что ему пришлось предъявить ей ультиматум, чтобы сохранить ее жизнь, ему хотелось перестрелять всех колонистов и немедленно покончить с восстанием.

Рейн увидел на кровати что-то яркое. Подняв затерявшуюся в смятых простынях ленточку, он вдохнул запах Микаэлы, затем обвязал лентой запястье, взял чемоданы и вышел из комнаты.

— Она вернулась? — спросил он у выглянувшего из кабинета Рэнсома.

Взгляд отца переместился вправо, Рейн повернул голову, и сердце у него упало. Микаэла стояла неподвижно, волосы распущены, глаза слегка припухли.

— Я отплываю на рассвете.

— Тогда счастливого пути. Он шагнул к ней.

— Микаэла…

В ее глазах вспыхнула злоба, слетавшие с ее губ слова напоминали тихое шипение:

— Уходи! Найди своего родного отца и убей его, Рейн. Я хочу, чтобы он умер. За все страдания, которые он причинил мне!

Микаэла бросилась к лестнице, но он схватил ее за руки и, хотя она яростно сопротивлялась, обнял ее.

— Я хочу, чтобы ты была жива.

— Мне нужно закончить…

— Я люблю тебя. Люблю, — страстным шепотом повторил он. — И я вернусь.

Рейн вложил в свой поцелуй все свое отчаяние, всю свою любовь.

Одно короткое мгновение они смотрели друг на друга тяжело дыша, а затем Микаэла побежала наверх мимо спускающейся Авроры, едва не сбив с ног Виву.

Рейн долго смотрел на опустевший коридор, потом, не оглядываясь, вышел из дома. Он испытывал ужас при мысли, что ему не к кому будет возвращаться.

Рано утром Микаэла стояла на балконе, наблюдая, как «Императрица» проходит пролив. Черная фигура Рейна выделялась на фоне белоснежного судна, и у нее было такое чувство, словно она видит, как уплывает ее жизнь. Она подумывала спрятаться на корабле, но Рейн мог почувствовать ее присутствие или, ожидая подобной выходки, обыскать судно.

Но ее решимость покинуть остров только крепла.

Микаэла обошла комнату, собирая подаренную ей одежду и запихивая ее в потертую кожаную сумку. Теперь у нее осталась лишь борьба за свободу.

Значит, так тому и быть.

Человек покачал головой и отвернулся, не обращая внимания на ее просьбы. Да, Рейн сдержал обещание и запретил всем капитанам брать ее на корабль.

— Чем ты здесь занимаешься? — спросил Рэнсом.

— Пытаюсь выбраться с этого проклятого острова.

— Рейн хочет, чтобы ты осталась.

— Рейн может убираться к черту!

— Он делает это ради твоей же пользы.

— Нет, Рэнсом. Он делает это ради себя. Он думает, что если я буду сидеть взаперти и волноваться за него, то быстрее его прощу и обрадуюсь его возвращению.

— А разве нет?

Микаэла перевела взгляд на море. «Императрица» уже превратилась в белую точку на горизонте.

— Я не покорюсь его воле лишь из-за того, что ему хочется запереть меня.

— Он тебя любит.

— Довольно странный способ выражать свою любовь. Рэнсом, отвезите меня в Англию, чтобы я могла покончить со всем этим и спасти хоть что-то из моего брака.

Рэнсом смотрел на нее, и в его душе верность данному сыну обещанию боролась с мольбой, светившейся в ее выразительных глазах. Верность победила.

— Нет.

— И никто не отвезет меня в Англию?

— Я отвезу.

Микаэла обернулась. К ней, ослепительно улыбаясь, медленно шел Темпл.

— Вряд ли Рейну понравится, что его жена находится в обществе такого человека, как вы, Мэтьюз.

— Не волнуйтесь, Рэнсом. Замужняя женщина не мой профиль. — Он подмигнул ей. — Кроме того, она слишком хорошо обращается с пистолетами. Рейн не запрещал мне этого делать, наоборот, он рассчитывал, что «Часовой» доставит ваш сахар в Лондон. Мы отплываем с высокой волной.

Микаэла с беспокойством посмотрела на Рэнсома, ожидая, что тот запретит отплытие.

— Я здесь не король, девочка. Если ты ищешь свободы, помни об опасностях, которые ее сопровождают.

Она перевела взгляд на Темпла:

— Спасибо.

— Вспомните об этом, когда Рейн станет вытрясать из меня душу.

— Я не могу занять вашу каюту.

— Это не жертва, Микаэла, она совсем не такая, как на «Императрице».

— Все равно…

Темпл поднял руку, показывая, что не потерпит возражений.

— Вы сделаете то, что я скажу, и ни одна живая душа на судне не посмеет докучать вам. К тому же вы никуда не будете выходить без него. — Темпл кивнул на Кабаи. — Нет, не улыбайтесь мне, женщина, потому что, боюсь, с меня за это снимут голову. Это доставит ему удовольствие.

— Ему безразлично.

— О нет, совсем не безразлично. — Мэтьюз все бы отдал, чтобы так полюбить женщину и без колебаний отдать за нее жизнь. — У нас есть десять минут, нужно успеть поймать волну. Поднимайтесь на борт.

Микаэла шагнула к трапу, но вдруг услышала, как ее зовут.

По пирсу шла Аврора в сверкающем на солнце белоснежном платье, а за ней Вива.

— Я не стану отрывать тебе голову, Микаэла.

— Зато вашему мужу хочется это сделать, — улыбнулась та.

— Рэнсом считает, что должен защищать Рейна от тебя.

— А вы нет?

— Я знаю, какой он был задницей.

— Я очень люблю его, — со слезами прошептала Микаэла. — Как он мог так поступить со мной?

— Он мужчина. Часто их страх выражается в том, что они притесняют нас. Возьми это. — Аврора вложила ей в руку тяжелый кожаный мешочек. — Тут черный флакон. Если не хочешь ребенка, выпей сразу все и не тяни.

— Нет, я не могу. Аврора кивнула:

— За удовольствие нельзя платить такой высокой ценой. Ребенок не должен связывать мужчину и женщину.

Ее недовольство сыном прорвалось наружу, и Микаэла поняла, что весь дом, наверное, слышал их с Рейном спор. Или это необыкновенная проницательность Авроры?

— Если хочешь знать, беременна ты или нет, я могу сказать, — предложила Вива.

Аврора засмеялась, увидев изумление Микаэлы.

— Она способна чувствовать новую жизнь. Так было со всеми братьями и сестрами, которые родились после нее.

— Я предпочла бы не знать. Вива беззаботно пожала плечами.

— А это мой свадебный подарок. — Она положила сверток на груду вещей Микаэлы. — Несколько платьев, подогнанных под твою фигуру.

— Спасибо, — прошептала Микаэла, тронутая их заботой.

— И ты не можешь забыть свою подругу. — Вива махнула рукой. По склону холма прыжками неслась Раджин, заставляя людей бросаться врассыпную. — Она будет защищать тебя. Правда, миледи?

Пантера лизнула Виву в щеку и встала рядом с хозяйкой.

— Там еще немного денег, — сказала Аврора и, когда Микаэла сделала попытку вернуть мешочек, оттолкнула ее руку. — Нет. Тебе они понадобятся. Нанять карету и все такое. Сумма небольшая.

Вива обняла ее, шепча, что все будет хорошо, если она выдержит ждущие ее впереди испытания.

— Мы рады, что ты член нашей семьи.

Микаэла быстро обняла Аврору и поднялась по сходням. Раджин следовала за ней по пятам.

Аврора махала рукой удаляющемуся судну.

— Она беременна?

— Да, — улыбнулась Вива.

Он искал защиты, как босоногий ребенок, бегающий по улицам в поисках матери, дергал за одежду незнакомых людей, украл по пути один-два кошелька, продолжая тянуться, тянуться… Жизненная сила покидала его. Он пытался удержать ее, он должен удержать ее, но она, словно песок, уходила между пальцев, боль все плотнее окутывала его, погружая в темноту, которой он уже не сопротивлялся.