Джейн Арчер - Мятежный восторг

Он гладил Жанетту по голове и говорил себе, что она еще очень молода, она забудет. Сердце ее оправится от тяжелого удара. Иное дело – Гретхен.

– Известно ли вам, что стало с тамошним дворянством? – спросил он тихо.

– Как только прошла весть о взятии Бастилии, большинство дворян бежало из Франции, прихватив все, что можно было увезти. Но не все. Некоторые лишь сейчас снимаются с места.

– Мой отчим, например? – вопросительно произнесла Жанетта.

– Эдуард покинул страну одним из первых. Он звал и меня, но я отказалась. Я не из тех, кто бросает родину в час испытаний. – Гретхен сказала это с гордостью и грустью, помолчала и заговорила снова: – Насколько мне известно, Ален де Виньи был послан представителем от дворянства на съезд народа, но как только король признал Ассамблею, демонстративно покинул собрание и вернулся в провинцию. Он наотрез отказался покинуть «Сангуин» и «Бонтемп», хотя Эдуард уговаривал его уехать. Он не мог вообразить себе масштаба беспорядков и полагал, что сумеет защитить свои владения. Эдуард взял с него слово, что он позаботится и о «Вердене»…

– И что же? – нетерпеливо перебила Жанетта, в глубине души уверенная, что уж с Аленом то ничего не случится.

– Крестьяне повесили его в главном зале «Бонтемпа», – неохотно ответила Гретхен.

Девушка ахнула и прижала руку к губам. Итак, Ален был мертв. Человек, который дважды взял ее силой и силой же принуждал выйти за него замуж. Он всегда казался таким могущественным, таким уверенным в себе – и вот он мертв. Она спросила себя, какие чувства испытывает, и ответила: ничего, совсем ничего. Не потому, что не могла простить его, просто смерть Алена казалась нереальной, и требовалось время, чтобы ее осмыслить.

Куинси прижал ее к себе, не сводя с Гретхен встревоженного взгляда. Он думал о тех дворянах, что всегда сочувствовали бедным и помогали им. Они считали, что не принадлежат к правящему классу, но считал ли так народ, захвативший власть? Гретхен следовало послушаться Эдуарда и бежать из страны. Ни ее жизнь, ни жизнь Жанетты не были неприкосновенны. Бросив взгляд на свою возлюбленную, Куинси подумал, что аристократические черты не скроешь под одеждой простолюдина. Она была слишком изящна, она держалась с достоинством и с детства привитой гордостью, в ней сказывалось благородное происхождение. Не впервые он задался вопросом, не ошибся ли, позволив ей остаться с ним? Жанетта вольна сама сделать выбор.

«Но что же будет, – думал Куинси, – что будет?» Он больше не имел на повстанцев никакого влияния, хотя дело еще не дошло до откровенной вражды. С захватом власти идеализм их остался в прошлом, словно его и не было.

Куинси чувствовал себя беспомощным и бесполезным, и это ему очень не нравилось. Сейчас он даже не был уверен, что сумеет защитить любимую женщину.

– Тетя, Гретхен, – сказала Жанетта, нарушая тяжелую тишину, – мы ведь пришли еще и для того, чтобы поделиться с вами радостью…

Оглянувшись на Куинси, она коснулась рукой своего живота. Гретхен подалась вперед, заранее улыбаясь.

– Да, тетя Гретхен, у меня будет ребенок!

– Как чудесно! Я счастлива за вас, дорогие мои!

Она бросилась обнимать обоих, потом принесла свой лучший коньяк, чтобы отпраздновать событие.

– Жизнь в конечном счете всегда побеждает смерть, и созидание приходит на смену разрушению, – с пафосом сказала она, поднимая свой стакан. – Такова жизнь! Я пью за возрождение Франции! Пусть ваше дитя станет первой ласточкой этого возрождения!

Все трое торжественно пригубили напиток.

– Благодарю за чудесный тост, тетушка! К чему оглядываться на печальное прошлое, если нас ждет счастливое будущее! Мы отстроим заново все, что разрушено.

Куинси ласково сжал руку Жанетты, чувствуя, как к нему возвращается уверенность. «Она выстоит, – думал он. – Истинная дочь своей страны, она вынесет вместе с Францией все, что выпадет на ее долю».

– Нам нужно обвенчаться как можно скорее, – обратился он к Гретхен. – Я вовсе не хочу, чтобы ребенок родился вне брака, чтобы он хоть на один день повторил мою судьбу.

Гретхен понимающе кивнула.

– Правда, есть некоторые трудности, – продолжал он. – Духовенство сейчас в том же положении, что и дворянство. Священники скрываются из страха за свои жизни. И все же мы хотим, чтобы наш брак был освящен церковью.

– Я помогу вам. Один мой давний друг принадлежит к духовенству. Надеюсь, вы не против быть обвенчанными прямо здесь, в моем доме?

– Не только не против, но будем в восторге! – воскликнула Жанетта. – Когда же это случится?

– Боюсь, не сегодня и не завтра. Сначала нужно разыскать моего друга.

– Время терпит, но все же хотелось бы…

– Хотелось бы как можно скорее пройти через церемонию венчания? Скажи, дорогая, каков у тебя срок?

– Невелик, всего пара месяцев. – Жанетта снова оглянулась на Куинси и улыбнулась ему.

– Надеюсь, ты позаботишься о повитухе, когда придет время, – сказала ему Гретхен, озабоченно хмурясь.

– Сделаю, что смогу, но мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты жила с нами. Жанетта своенравна, а тебя она, конечно, станет слушаться.

– В самом деле, тетя Гретхен! – Девушка чуть было не захлопала в ладоши, но вовремя вспомнила, что нужно вести себя тихо. – Это и для вас будет лучше: вы не будете одинокой. С тех пор как Берта вернулась в свою деревню, вам все приходится делать самой. Я стану заботиться о вас, а вы – обо мне. Марго чересчур впечатлительна и хватается за сердце, стоит только упомянуть о родах.

Гретхен заколебалась. В словах племянницы было рациональное зерно, но ей не хотелось бросать дом. Здесь было все, чем она дорожила, здесь жили воспоминания о счастливых днях. С возрастом прошлое все сильнее владеет людьми, думала Гретхен, и все труднее с ним расстаться. Глубоко в ее сердце жила боль за всех, чье прошлое было поругано и растоптано, уничтожено вместе с родными стенами. Казалось почти кощунством оставить свой дом в такое время. И все же Гретхен понимала, что Жанетта в ней нуждается, что будущее в конечном счете значит больше, чем прошлое.

– Для меня будет радостью и честью найти приют под вашей крышей, – произнесла она с улыбкой, скрывая горечь.

– Тогда решайте, что из обстановки вы хотите захватить с собой… – начала Жанетта, но Куинси перебил:

– Это невозможно! Нельзя устраивать настоящий переезд, он привлечет внимание.

– Да, конечно, – кивнула Гретхен. – Я заберу только кое-какую одежду, драгоценности, немного столового серебра. Остальное пусть остается на произвол судьбы.

Она вздохнула. Жанетта порывисто стиснула ее руки в своих.

– Вам у нас будет хорошо! Перебирайтесь прямо сейчас!

– Нет-нет! – поспешно возразила Гретхен, не желая так, внезапно рвать с прошлым. – Давайте отложим это до вашего венчания. Обещаю, что после него покину этот дом вместе с вами.

– В таком случае с венчанием нужно поспешить, – вмешался Куинси. – День ото дня волна насилия вздымается все выше. Оставаться здесь одной небезопасно.

– Я постараюсь организовать все как можно скорее. Пошли ко мне Жоржа, я объясню ему, где нужно искать, и передам записку для моего друга. Он поистине незаменим, этот Жорж!

– И к тому же на редкость прозорлив, – улыбнулся Куинси. – При всей своей любви к свободе и равенству он думает, что достигнуть их можно, не прибегая к насилию. Его преданность Жанетте не знает границ. Если я кому и доверю ее безопасность, так это Жоржу.

– Как только все будет готово, я вас извещу, а пока давайте прощаться. Скоро рассветет.

Куинси помог Жанетте подняться. Гретхен заметила, что он обращается с ней, как с хрупкой статуэткой. Девушка горячо обняла тетку:

– Берегите себя, тетя Гретхен! И не тревожьтесь за нас. Но это было выше сил стареющей и мудрой женщины.

Проводив молодую пару, она прошлась по дому, чувствуя себя одинокой и думая о том, как все изменилось в такой короткий срок. Она много сделала для того, чтобы перемены настали, но, оказавшись лицом к лицу с ними, усомнилась в том, что может, что способна их принять в своем немолодом уже возрасте. Однако если бы довелось прожить жизнь сначала, она бы прожила ее точно так же. Она ни о чем не жалела.

Поднимаясь в свою комнату, Гретхен не знала, что некто в это время поспешно удаляется от ее дома, держась в тени зданий.

Неизвестный хитро улыбался, предвкушая, как щедро будут оплачены сведения, добытые подслушиванием. Эти аристократы так глупы! Думают, что сумеют утаить свои делишки от простых людей! Ничего, скоро все они заплатят, каждый за свои прегрешения! Он вовсе не против лично за этим присмотреть.

Человек облизнул губы, предвкушая награду, – жаркое, пышное тело, которое, пусть ненадолго, но будет принадлежать в эту ночь ему. Женщина, к которой он стремится, не только женщина его мечты, но и патриотка, преданная делу свободы.

Снова и снова облизывая губы, он приблизился к видавшему виды зданию. С минуту он бросал камешки в окно второго этажа, за которым жила (а главное, спала) его обожаемая.; Он не мог видеть, но знал, что она проснулась, потянулась и выскользнула из-под одеяла в чем мать родила. Он с трудом сдерживал нетерпение.

Женщина набросила пеньюар и, зевая, спустилась на первый этаж. Перед камином, как всегда, дремал ее седовласый муж. Она проскользнула мимо и вышла в теплую, душную ночь. Мужчина схватил ее в объятия, но она вырвалась со словами:

– Сначала новости!

– Сначала расплатись! – возразил он, увлекая ее на землю прямо под стеной.

Она с готовностью уступила. Когда объятия разжались, оба с минуту лежали рядом в тени здания, причем мужчина воображал себя героем, которому суждено огнем и мечом искоренить аристократию и которого судьба удостоила за это высшей награды.

– Ну а теперь говори, с чем пришел, – нетерпеливо произнесла женщина.

– Новостей полно! У этой… сама знаешь, у кого… были сегодня двое. Кто именно, сказать не могу – не видел. Они не зажгли света, но оставили окно открытым.

– Ну, и о чем они говорили? Мужчина издал довольный смешок и ущипнул женщину. Она отбросила его руку.

– Не тяни!

– Они говорили о взятии Бастилии и о сожженных замках.

– О каких именно?

– Хм… – мужчина напряг память. – Так… о «Вердене», «Сангуине» и… и «Бонтемпе».

– О! – вырвалось у женщины. – Продолжай!

– Некий Эдуард бежал, зато некоего Алена повесили в его же замке.

– Славно!

– Одна из гостей была женщина. Она брюхата. Тот, кто ее обрюхатил, хочет взять ее в жены.

– Что? – крикнула женщина.

– Так он сказал. Старуха найдет им священника.

– Когда? – прошипела женщина.

– Сказала, что сейчас же этим займется.

– Чтоб ее черти взяли!

Женщина вскочила, мужчина поднялся вслед за ней.

– Так что? – развязно осведомился он, чувствуя себя хозяином положения. – Новости стоят денежек?

– Это уж точно, но заплачу я позже.

– Мы так не договаривались!

– Отстань! У меня полно дел. Ты знаешь, что за мной не пропадет.

– Не вздумай водить меня за нос, – буркнул мужчина, мрачнея.

Такой оборот дел ему совсем не понравился, и он поздравил себя с тем, что не выложил все сведения. Например, он утаил от женщины имя Жоржа. Впредь будет знать, как задерживать плату! Не сказав больше ни слова, он пошел прочь, спеша до рассвета убраться подальше.

Полученные сведения привели женщину в смятение. Она плюхнулась на кровать и принялась строить планы.

Стоя перед зеркалом, Иветта обливалась одеколоном по принципу «кашу маслом не испортишь». Она решила сразиться за Куинси – ее Куинси. Никакая другая женщина не имела на него права.

Раздался легкий стук в дверь, и вошел Жан-Клод. На губах его играла улыбка, давно уже раздражавшая Иветту.

– Как дела, дорогая? – спросил он фамильярно, разглядывая очертания ее чувственного тела, обрисованные розовым пеньюаром.

Иветта повела плечами и метнула ему призывный взгляд, думая при этом, до чего же он ей надоел. Не то чтобы она охладела к нему, просто за те несколько месяцев, которые Жан-Клод провел под ее крышей с хорошенькой знатной сучонкой, она перестала ему доверять и сильно подозревала, что он тайком балуется с девчонкой. К тому же укрывать сразу двух аристократов было небезопасно, это могло очень плохо кончиться. В ближайшие планы Иветты входило избавиться разом как от этих двоих, так и от Жанетты. После этого Куинси естественным образом должен был вернуться к ней. Вместе им предстояло положить начало новой французской аристократии, заполучить все, что душе угодно и жить вместе долго и счастливо, пока их не разлучит смерть.

Однако для осуществления этих планов был необходим Жан-Клод, а потому Иветта позволила пеньюару соскользнуть с ее плеч. Как всякий мужчина, он плясал под дудку той женщины, с которой спал. Устроившись в постели, она с удовольствием смотрела, как этот красивый, хотя и не такой уж холеный аристократ раздевается, и думала о том, что ей будет его недоставать. Что и говорить, он разительно отличался не только от простых людей, но и от лавочников, матросов и им подобным, кому удавалось забраться к ней в постель. Прижимаясь к нему и избегая испытующего взгляда голубых глаз, Иветта мимолетно пожалела о том, что придется избавиться от этого тела, знавшего, как доставить удовольствие женщине.