Маша забралась в постель, снова свернулась клубочком под одеялом, закрыла глаза. «Как быстро меняется жизнь... – подумалось ей вдруг. – Еще вчера утром все было обычно и привычно, а сегодня отрываю от себя свое прошлое, как кожу сбрасываю...»

– А на тебя сегодня большой спрос! – проговорила Варька, заходя в спальню и держа в вытянутой руке трубку.

– Кто это? – не поднимая голову с подушки, спросила Маша.

– Да козел этот противный! Я его по мерзкому голосу узнала. Тети Ленин жених, помнишь, на даче познакомились? Филипп, кажется...

– Да, я слушаю... – поднесла трубку к уху Маша.

– А ваша дочка меня не жалует, Машенька! – услышала она веселый смех Филиппа. – Просто прелесть, что за девчонка! Чудо!

– Простите ее, Филипп...

– Да ладно, пустяки какие! Мы, старые козлы, вообще не обидчивые... Машенька, а вы не забыли про свое обещание?

– А что я вам обещала, Филипп?

– Как что? Поужинать со мной!

– Нет, Филипп, не могу. Во-первых, я вам ничего не обещала, а скорее даже наоборот, отказала напрочь. А во-вторых, я очень плохо себя чувствую, так что все равно пришлось бы отказать...

– Машенька, я вас очень прошу...

– Нет, Филипп, это не обсуждается.

– А я вас все равно буду сегодня ждать. Ресторан «Океан», это в центре, знаете? Я буду ждать вас там, пока не придете, Машенька...

Маша вдохнула побольше воздуха, собираясь отказать грубо и резко, и не успела – в трубке уже раздались короткие гудки отбоя.

«Бедная Ленка... – вдруг подумала Маша рассеянно. – Как же она с этим козлом жить-то будет! Это уже не копченая колбаса даже, а перец кайенский какой-то получается...»

И тут же услышала непрекращающийся требовательный дверной звонок. «Легка на помине... – подумала Маша. – Только она может так звонить, не отрывая пальца от кнопки, пока не откроют...»

– Привет, Варюха! Где мать? В спальне? Варь, поесть чего-нибудь сделай, ради Бога, умру сейчас от голода и слабости! – доносился из прихожей громкий Ленкин голос. – Принесешь мне сюда, ладно? – уже открывая дверь спальни, отдавала она последние распоряжения.

– Что случилось с моим Мышонком? Заболела? А что с тобой? А почему Инку выгнала? – забросала она вопросами Машу, плюхаясь животом на вторую кровать и сгибая в коленках ноги. – Она сейчас позвонила мне на сотовый, аж заикается вся от возмущения! Я так и не поняла, что у вас случилось-то?

– Долго рассказывать, Лен, да и не хочется... – слабым голосом произнесла Маша, устраиваясь повыше на подушках.

– А я и не тороплюсь никуда! Я еще ужинать буду, и кофе пить, и ванну, и какао с чаем... Ну? Что тут у вас?

– Да ничего особенного... Я больше не буду работать у Арсения, я больше не хочу общаться с Инной. Вот и все.

– Почему?

– Потому что мне тяжело. Потому что я устала. Устала от ее бесцеремонности, хамства, пренебрежения...

– Ну так сама виновата! Я тебе сколько раз говорила – ставь ее на место! Ты ж сама ее разбаловала своей покорностью! Если таким, как Инка, не научиться давать отпор – на шею сядут и погонять будут!

– Не хочу я ничему уже учиться! Поздно мне учиться...

– Ну ты не права, Мышонок! В нашем возрасте уже друзьями не разбрасываются, их бережно хранят, холят и лелеют!

– А мы с Инной разве дружили? Это она с тобой дружила, а на мне так, зубы точила... А я терпела изо всех сил...

– А зачем терпела-то?

– А затем... Я всю жизнь Арсения люблю, Ленка! Неужели ты никогда ничего не замечала?

– Нет... Не замечала... Ты же знаешь, я в этом смысле толстокожая, для меня все эти ваши «люблю – не люблю» вообще пустой звук... А Инка-то тут при чем?

– Мне хотелось просто побольше времени проводить с Арсением, вот я и разыгрывала из себя покладистую подругу, терпела ее, сколько было сил...

– А теперь, значит, терпеть уже не можешь? Или Арсюшу разлюбила?

– И то и другое... Переспала я с ним, Ленка...

– Иди ты! Когда?

– Вчера вечером... Она приехала ко мне на работу, тряслась вся от страха, что он уйдет, и попросила его уговорить. Вот я и уговорила...

– Ну ты даешь, Мышонок! Ай да молодец! Уговорила, значит! – расхохоталась Ленка, переворачиваясь с живота на спину. Отсмеявшись, весело хлопнула Машу по руке: – Так, значит, проблемы уже нет? Любовь прошла? Или ты зациклилась на своем грехопадении?

– Плохо мне, Ленка! Очень плохо! Трясет всю как в лихорадке, и внутри пусто...

– Да брось ты! Что случилось-то? Подумаешь, переспала с мужем подруги, вот проблема! Некоторые вообще всю жизнь этим занимаются, и ничего, от стыда не умерли! Ты знаешь, кто отец моей Катьки? Муж Кати Алешиной, моей интернатской подруги, они сейчас в Киеве живут... Да ты ее помнишь, наверное, она несколько раз к нам в институтскую общагу приходила! Я даже дочь таким же именем назвала, из уважения, так сказать... Так что я тебя с Инкой помирю, не переживай! А там уж сама смотри, не давай ей на голову садиться!

– Не хочу, Ленка! Зачем? Нет, не хочу!

– Зря ты так, Мышонок... Она по сути неплохая баба... И к тебе хорошо относится! У нее ведь никого нет, кроме нас! К тебе ж первой примчалась за помощью, когда совсем хвост прижало! А что так с тобой обращалась – так это от природного хамства, наверное! Ты прости ее!

– Да не обижаюсь я, Ленка! Просто, видимо, какой-то предел моего терпения вышел, я не знаю, как это назвать... И вообще, давай лучше о тебе поговорим! У меня для тебя есть привет от твоего Овсянки...

– От Саши? А где ты его видела?

– Он позвонил мне на работу, сказал, надо срочно поговорить...

– Ну ты у нас прямо роковая женщина, Мышь! Все успела! И с Арсюшей переспать, и с Сашей встретиться... И о чем был разговор?

– О тебе... Он уехал к жене, Ленка... Он ее любит всю жизнь. И просил тебя его простить... И объяснить тебе...

– Ладно, не напрягайся, Мышь! – холодно сказала Ленка, вставая с кровати и подходя к окну. – Не надо мне никаких объяснений! Бог с ним... Овсянка, он и в Африке Овсянка! Любовь, значит, у него пожизненная... Достали со своей любовью!

– И еще, Лен... Может, я зря тебе это говорю, но все-таки скажу... Твой Филипп тоже не вариант! Он мне звонил перед твоим приходом, звал поужинать... Сейчас сидит в «Океане», ждет... Почему-то уверен, что я приду!

– Вот сволочь... – сквозь зубы произнесла, как сплюнула, Ленка.

– Я сволочь? – растерянно спросила Маша.

– Да при чем тут ты! Ты у нас романтическая героиня! Все тебя хотят, звонят, приглашают! Куда уж нам с Инкой до тебя, циничным хамкам... Ладно, Мышь, я пошла! Счастья тебе! А с Инкой зря ты так! И со мной тоже...

Лена, гордо распрямив спину и не оборачиваясь, решительно открыла дверь в спальню, столкнувшись на пороге с Варькой, чуть не вышибив из ее рук поднос с едой. Маша грустно смотрела ей в спину, понимая, что видит подругу последний раз. Можно бы соскочить с кровати, не отпускать, объяснить, поговорить, да нет сил, одна пустота внутри...

– Тетя Лена, а поесть? – растерянно спросила Варька, протягивая руки с подносом вслед уходящей Ленке.

В ответ ей только сильно хлопнула дверь да зазвенела ложка в большой чашке с крепким чаем, с молоком и медом, любимым Ленкиным напитком. Варька постояла растерянно, хлопая глазами, развернулась, ушла с подносом на кухню.

– Мам, ну ты что? – вернувшись в спальню и увидев, как вздрагивают Машины плечи, протянула Варька. – Ну не надо, мам... Ну их всех, в самом деле! Мы с папой все равно тебя больше любим! – Она легла рядом с матерью, обняв, с силой прижала к себе, согревая своим молодым теплом. – Ну все же хорошо, мама! Сейчас папа придет, ужинать будем все вместе! Он звонил недавно, обещал торт клубничный купить, твой любимый, и шампанское...

Маша долго плакала в Варькино плечо, согреваясь и успокаиваясь от ее тихого бормотания. Пришедший с работы Семен так и застал их, обнявшихся, молча лег на свободное место с Машиной стороны, обхватив сильными рыжими руками их обеих.

– Слушайте, девчонки, а не махнуть ли нам на недельку на море? Ты куда хочешь, Варька?

– Давай в Турцию! Ой нет, лучше на Кипр! Мам, давай на Кипр, а?

Маша лежала, согреваясь их рыжим уютным теплом, как птенец в гнезде, впитывала его огромными порциями, чувствуя, как заполняется им внутренняя гулкая холодная пустота, как с благодарностью возвращается на место согретая этим родным рыжим теплом ее душа, не обремененная больше ни чувством вины, ни безнадежной любовью, ни мучительной дружбой. Не хотелось ни шевелиться, ни разговаривать – только бесконечно качаться в волнах этой искренней и преданной любви, ценнее которой нет ничего на свете.

От звука заверещавшей неожиданно телефонной трубки гулко забилось сердце, словно испугавшись за свой такой долгожданный покой. «Кто это? Зачем? Не хочу... – быстро промелькнуло в голове. – Оставьте меня, я не хочу к вам больше!»

Семен с сожалением оторвал от нее руку, потянулся к трубке.

– Привет, Сенька, привет... – услышала Маша его недовольный голос. – Нет, Сенька, не позову... И не ори на меня! – И после долгой паузы тихо добавил: – Да пошел ты, Сенька... – И снова его твердая надежная рука легла на нее и Варьку, обнимая и защищая, даря душе уютный покой и тепло. – Так о чем это мы, Варька? Ах да... Слушай, а может, в деревню махнем?

– Можно и в деревню...

Их голоса еще долго доносились до нее как будто издалека, как тихая и сладкая баюкающая мелодия, пока она не провалилась наконец в глубокий здоровый сон, каким спят только самые счастливые женщины.

* * *

Во дворе Машиного дома, сидя в своей красной «девятке», безвольно сложив руки на руль и уронив на них русую голову, горько плакала Ленка. Наплакавшись, решительно выпрямилась, откинув со лба прилипшую мокрую от слез прядь и приведя перед смотровым зеркалом в порядок лицо, быстро поехала в сторону центра, к ресторану «Океан» – бороться за свой кусок копченой колбасы...