— Слушай, Хорст, — ровным голосом говорил Ружечка, — у меня в понедельник назначены тесты по криминалистике, я бы хотел забрать американскую книжку «Методы работы со свидетелями», что ты брал у меня недавно. Можно такое устроить?

— Конечно! — Фромм попытался придать своим словам как можно больше легковесности и расслабленности.

— Но я сегодня, пока жена в Вюрцбурге, собирался встретиться с одной моей подружкой. Она должна подойти к десяти часам, а пока я принимаю ванну, вернее, собираюсь в нее влезть, стою в одних носках…

— Кхе кхе… Молодец, время зря не теряешь. Пойдете куда нибудь в ресторанчик?

Фромм ответил давно заготовленной фразой:

— Сил нет… Никуда не пойдем, думаю, всю ночь будем куролесить, потом день отсыпаться и следующую ночь опять. Но в воскресенье нужно будет засесть за кое какую работенку, потому что в понедельник ее нужно уже представить шефу.

Ружечка ответил после короткой, еле уловимой паузы:

— Да, иногда хочется посидеть выходные дома безвылазно. А шеф опять загружает работой. Ну, так я сейчас заскочу за книгой, чтоб тебя потом не отвлекать?

Фромм почувствовал, что сердце забилось чаще. Настало время еще одной фразы, которая может сыграть роль утиного манка, если, конечно, Ружечка неспроста набивался в гости.

— Ты уж извини, Йозеф, не смогу с тобой поболтать. Дверь открою и опять убегу в ванну нужно обязательно хорошенько почиститься до прихода пассии, а то весь провонял табачищем и лекарствами. Книгу положу на столик в прихожей под зеркалом. Возьмешь сам и дверь захлопнешь. Не обидишься? А то приходи часов в одиннадцать…

— Нет, нет, не волнуйся, я сейчас быстро подскочу, даже машину не буду из гаража выводить, поймаю такси. Мойся на здоровье!

— Ну, все, приезжай. Пока, Иозеф.

— Пока, Хорст.

Фромм закусил губу, потер ладонью лоб. Потом быстро поднялся в кабинет на второй этаж, достал с полки книгу «Методы работы со свидетелями», а папку Фогельвейде засунул в нижний ящик стола, под стопку почтовых конвертов и слегка отодвинул плотную оконную занавеску. Фургон «фольксваген» с номером ХМВ 4 2658 теперь стоял в десяти метрах от его коттеджа. Фромм хмыкнул и спустился в прихожую. Положив книгу на столик под зеркалом, он, подняв голову, увидел отражение своих лихорадочно блестящих возбужденных глаз: «Да, глазенки как у малыша, задумавшего стащить у матери пломбир из холодильника. А хотя… я ведь жду даму, мне положено иметь возбужденный вид».

Он решил позвонить шефу, но передумал. В «фольксвагене» могла находиться чувствительная аппаратура, способная с такого расстояния взять его голос и через кирпичную стену с утеплителем. Фромм направился в ванную, включил горячую воду на полный напор, чтобы влажный горячий воздух распространился до прихожей. Затем принес и положил в шкафчик с шампунями семизарядный «браунинг» калибра девять миллиметров, наручники и на всякий случай гранату с нервно паралитическим газом. Потом разделся, обмакнув в кипяток слегка намыленную мочалку, потер руки, ступни ног, взъерошил и взмылил волосы. Немного помедлив, сбегал на кухню, обвернул повязку на правой руке целлофановым пакетом, включил расслабляющую музыку и уселся на край ванной.

«Неужели Ружечка? Вот никогда бы не подумал… А может, все таки не Ружечка? — обратился он к своему отражению в зеркале над раковиной. — Ну хорошо, подождем. От его Шульштрассе до меня ехать двенадцать минут. Пробок сейчас нет, поэтому ничего не добавляем. Если он будет еще одеваться, то прибавим шесть минут. Непредвиденных пять минут. Всего двадцать три минуты. Посмотрим… Чем позже он приедет, тем меньше шансов, что он информатор, из за которого меня чуть не кремировали в Грюнешвейге. Да, надо бы Штеффи позвонить, в самом деле».

Но Хорст и на этот раз передумал брать телефонную трубку, опять по причине того же фургона с номером ХМВ 4 2658. Нельзя же приглашать девушку к десяти часам, если приятелю сказано, что она уже предупредила, что придет именно в это время. Накладочка получается. Хорст еще раз обтерся водой, намочил рукав халата, так чтобы с него капало на пол, и стал ждать. Всего через тринадцать минут перед его коттеджем затормозила машина. Автоматически он отметил, что она не отъехала, а осталась ждать с работающим двигателем. Хорст до конца выкрутил вентиль горячей воды, так что все заволокло паром, проверил на всякий случай обойму «браунинга» и принялся громко напевать арию Мекки Ножа из «Трехгрошовой оперы», мотивчик, преследующий его весь этот день. Защебетал электрической канарейкой звонок.

«Да, Ружечка, считать ты явно не умеешь…» Хорст весь внутренне подобрался и, изображая нечаянную радость в голосе, побежал к входной двери, разбрызгивая по полу капающую с рукава халата воду:

— Сейчас, сейчас, Иозеф, сейчас, коллега!

Распахнув дверь, Фромм коротко выдохнул, как боксер, получивший хороший апперкот. На него, раскрыв объятия, бросилась его ненаглядная и обожаемая ночная нимфа Штеффи Зелевски:

— Дорогой мой, какое счастье, что я встретила в булочной твоего соседа Франка. Он мне сказал, что видел, как твоя жена сегодня утром уехала с двумя чемоданами… О, как я рада, мы так давно не виделись. Этот дикий пожар, твоя рука… Но ничего, я сейчас тебя быстро вылечу. Ну ка, помоги мне раздеться!

Она кокетливо поправила копну светлых, чуть рыжеватых на затылке волос и, распахнув вельветовое пальто, открыла нежно розовое вечернее платье с большим декольте. Хорст, увернувшись от объятий и чуть не упав на раскиданных сапогах Аннет, подавленно пробурчал:

— Черт бы побрал этого Франка со своим… Но не могла бы ты на час покинуть меня? Всего на часок!

Штеффи недоуменно повела плечами:

— Ты что, не рад мне? У тебя здесь что, какая то другая женщина? Ты же клялся мне, что не будешь нам изменять.

Хорст лихорадочно теребил браслет наручных часов, лежащих в кармане халата:

— Кому это — нам?

— Ну как — кому, мне и твоей жене! Ну ка пусти меня, сейчас я ей все перья повыдергиваю… Где она? А а а, наверное, вы в ванной занимаетесь любовью!

Штеффи, толкнув Хорста пышным бедром, направилась в ванную, на ходу вооружившись длинным рожком для обуви. Фромм, проклиная все на свете, кинулся за ней:

— Послушай, Штеффи, родная, сейчас должен прийти мой коллега Йозеф Ружечка. У нас очень важное дело, ты должна уйти, хотя бы на полчаса. Здесь может стать весьма жарко!

Штеффи опешила и даже не дошла до ванной:

— Хорст, о боже! Ты что, гомосексуалист, со своим Ружечкой?

— Нет, нет, просто так складываются обстоятельства!

Он подхватил девушку за талию. Лицо Штеффи выражало совершенно искреннее страдание.

— Но ведь ты был таким великолепным мужчиной. О, как я несчастна, какая потеря… А вот Ружечка не выставил бы меня за порог, потому что самый последний гей порядочней, чем ты, чудовище с волосатым животом! — прибавила она неожиданно.

Хорст вдруг ослабел и устало освободил любовницу от своих объятий.

— Господи, у меня сейчас мозги вскипят.

— У тебя их никогда не было!

У Хорста в голове закрутилась лихорадочная цепь рассуждений: «Там стоит этот паршивый «фольксваген» с ребятами, которые наверняка зыркают через затемненное стекло. Хорош я буду, если отпущу ее обратно… Принимаю ванну чтобы в плезире встретить женщину и потом ее выпроваживаю, чтоб остаться с Ружечкой наедине. В высшей степени подозрительно с моей стороны.

Если, конечно…»

Наконец он вернулся к жизни:

— Нет, я тебя не выпускаю, любовь моя! Тьфу ты, совсем запутался. Ну ка, иди сюда!

Он поволок любовницу в ванную. Та начала отбиваться, впрочем, не очень активно — видимо, ей нравился этот неожиданный переплет.

— Нет, гадкий, гнусный, подлый извращенец! Я не буду принимать участие в ваших грязных делишках с этим чехом! Отпусти меня сейчас же, насильник!

Уронив по дороге телефон и декоративную керамическую вазочку с пластмассовыми цветами, они ввалились в ванную, где Штеффи обвила шею своего возлюбленного и томно произнесла:

— Но я люблю тебя и геем, Хорст. Но только не заставляй меня спать с этим чехом. Хорошо?

— Заткнись, не то я тебя сейчас задушу…

Опять затренькал канареечный звонок. Фромм осекся, но потом скороговоркой продолжил:

— Никуда отсюда не выходи, ни при каких обстоятельствах. Если начнется стрельба, ложись на пол или спрячься за ванную. Все!

Он сильно поцеловал ее в губы, еще раз обмакнул рукав халата в воду и бросился открывать дверь. Штеффи Зелевски вытерла со рта остатки ярко красной помады и, вздохнув, покрутила у виска пальцем:

— Тронулся бедняга от своей секретности.

Она не удержалась, приникла ухом к двери ванной и расслышала:

— Привет, Иозеф.

— Привет еще раз! О, да ты, я вижу, вовсю готовишься!

— Нет, она уже пришла, застала меня в ванной, негодница, и сразу все захотела. Ты, кстати, появился как раз в самом интересном месте, я уже приготовился заправить ей по самый корень…

Ружечка понимающе хмыкнул:

— Не буду тебе мешать, развлекайся, а книга то где?

— А, черт, склероз, оставил ее на кухне, на столе. Ну да сам возьми, а то у меня руки мокрые. Знаешь, этот секс в ванной. Дверь потом захлопнешь… Ну, все, пока, удачной сдачи тестов!

Послышались мокрые шлепки босых ног, и Хорст ввалился в ванную:

— Покажи ей, как умеют трахаться парни из КРВТ комиссии! — донесся ему вслед нарочито приподнятый голос Ружечки.

— Ты чуть не убил меня дверью, идиот! — зашипела Штеффи, схватившись за ушибленный дверью висок.

Фромм скорчил страшное лицо и замахал на нее руками:

— Тише!

Отчетливо хлопнула входная дверь. Хорст достал «браунинг» и громко сказал:

— О, дорогая, как ты сегодня нежна! Мне кажется, никакая сила не сможет меня от тебя оторвать!

Он ущипнул Штеффи за живот, обтянутый розовым вечерним платьем, закапанным водой. Та издала вполне подходящий для данного случая стон.

— Ну, скажи, что ты меня любишь, дура!

— Я люблю тебя, Хорст! — простонала она, потирая живот и ушибленный висок, не сводя при этом глаз с револьвера. Тем временем Хорст приоткрыл дверь и выглянул в прихожую. Сверху, из кабинета, раздавался тихий звук перебираемых бумаг и осторожный стук ящиков книжного шкафа и его рабочего стола. Фромм сглотнул слюну: «Ай да Ружечка, ай да сукин сын! Наглец!»

Он осторожно вышел в прихожую и двинулся к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, пригрозив напоследок кулаком испуганно выглядывающей из ванной Штеффи.

«О, черт! Вот олух, не зашторил окно!» Фромм быстро пригнулся и пополз дальше на четвереньках.

Через окно в спальне хорошо был виден участок улицы перед его домом со стоящим «рено» Штеффи и машиной такси, на которой приехал Ружечка. В ней, кроме водителя, сидели еще двое.

Медленно, осторожно, чтобы не заскрипеть деревянной ступенькой, Хорст стал подниматься на второй этаж. Он теперь хорошо видел открытую настежь дверь кабинета и склонившуюся над столом спину Йозефа Ружечки. Хорст до боли в пальцах стиснул рукоять револьвера и хотел было одним прыжком достать напряженный затылок «изменника», уже нашедшего папку Фогельвейде, но Йозеф неожиданно обернулся:

— А, привет, Хорст! Как дела?

— Отлично… — машинально отозвался Фромм и в ту же секунду кубарем скатился с лестницы, чуть не вывихнув себе конечности. Буквально через мгновение грохнули два выстрела. Обе пули, предназначенные его голове, угодили в репродукцию Франка Вебера «Король Наваррский охотится на вепря».


Ответные выстрелы Хорста дали понять Ружечке, что тот блокирован за книжным шкафом и теперь не может без риска быть убитым ни выскочить на лестницу, ни подойти к окну, которое хорошо просматривалось снизу, из прихожей. Ружечка некоторое время возился за шкафом, видимо устраиваясь поудобнее, а потом неожиданно изрешетил выстрелами витраж окна, выходящего на улицу.

Комната и лестница заполнились синим пороховым дымом. Через незашторенное окно в спальне Хорсту хорошо было видно, как из фургона и той машины, на которой приехал Йозеф, вылезают плечистые парни и со всех ног бегут по дорожке к его коттеджу.

При этом они вытаскивали разномастное оружие. «Вот кино…» Не теряя ни секунды, Фромм пальнул несколько раз в сторону своего кабинета и бросился в ванную. Путаясь в собственном халате и валяющемся на полу вельветовом пальто Штеффи, он искал приготовленную им гранату с нервно паралитическим газом «Фенол оранж».

Мельком взглянув на девушку, сидящую в ванной с зажатыми ушами, он бросился обратно и, приоткрыв входную дверь, швырнул гранату на веранду, которая тут же начала затягиваться едким, ядовитым дымом. Затем Хорст примостился на куче разбросанных сапог и туфель жены и, дотянувшись до телефона, сдернул трубку.