«Минус один…» Хмелев еще некоторое время лежал, напряженно вглядываясь в платформы, и вдруг, почувствовав постороннюю вибрацию металлических листов крыши, резко обернулся.

Но было уже поздно. Кто то, кого капитан так и не успел разглядеть, в упор хладнокровно всадил в него пол обоймы… Вся перестрелка длилась секунд тридцать, может, чуть больше.

— Все! — крикнул Штырь, размахивая над головой побуревшей от крови кепкой капитана.

С платформ свесился Трактор и дал отмашку желтым флажком. Заскрипели, завизжали тормоза, и поезд стал заметно сбавлять скорость. Он уже еле еле тащился мимо группы людей, вооруженных кирками и лопатами, которые сразу же начали убирать из под шпал гравий и землю, откидывая ее в заболоченную, затопленную водой низину. Когда путь сильно просел, они придали ему вид обычного для этого участка дороги подмыва и гуськом скрылись за деревьями.

Очень медленно, содрогаясь всеми своими суставами, поезд подкатывал к одноколейной ветке, ведущей в глубь леса, с которой люди в армейской форме проворно стаскивали маскировку. Машинист, высунувшись по пояс, напряженно вглядывался в группу военных, стоящую по ходу поезда. Среди них выделялась фигура молодого полковника.

— Давай давай, еще децел, еще слегка! — орал Могилов, сдвинув «фуражку аэродром» на затылок.

Рядом крутил настройку портативной рации Обертфельд, поочередно посматривая то на небо, то на часы, то на «полковника» Злачевского Могилова.

— Хорошо! Стоп! — надрывая глотку, крикнул Могилов и на той же ноте рявкнул Обертфельду: — Вызывай дрезины.

— Давай мотодрезины, да поживей! — зашипел в рацию Обертфельд.

Тем временем боевики, кто по прежнему в форме стрелков СА, кто уже в гражданке, вбивали в мягкую землю насыпи массивные металлические штыри, цепляли к ним лебедки и волокли тросы к тому месту, где разомкнувшийся состав освободил два вагона Љ 9075468, 9071277. Пока машинист под наблюдением вооруженных боевиков продвигал локомотив вперед, пока заднюю часть состава, включая платформы с сельхозтехникой, оттаскивали на лебедках назад, из леса появились две мотодрезины. Они, въехав на основной путь в образовавшийся разрыв, зацепили нужные вагоны и, натужно фыркая своими автомобильными дизелями, потащили их к «Логову».

— Быстрее! Быстрее! — подгонял Обертфельд, азартно потряхивая рацией.

— Живее, мать вашу так! — кричал Штырь, наблюдая, как двое боевиков смывают с крыши вагона кровь и добивают окончательно стекла в кабине комбайна, в которых виднелись характерные пулевые отверстия, со змеевидными, разбегающимися во все стороны трещинками.

К Могилову подлетел Костыль, один из боевиков, только что участвовавших в штурме поезда.

— Михаил Семеныч, сделали все как надо! — отрапортовал он.

— А как надо то? — засмеялся Могилов.

У него с утра было приподнятое настроение. Все шло без каких либо накладок. Состав подошел вовремя, прочесывание леса подтвердило отсутствие посторонних в районе операции. Обходчик Олесь под присмотром Рембо уже сообщил в Маневичи, что на «сороковом километре опять насыпь просела» и движение по перегону приостановлено. У деревни Пружаны стоят наготове одиннадцать ЗИЛ 130, крытых армейских машин, под первую партию «Проволоки».

— Ну как было надо то? — все еще смеясь, переспросил Могилов.

Костыль, смущенный неадекватным весельем шефа, замямлил:

— Охрану убрали без особых хлопот…

— Из твоих людей кто нибудь пострадал?

— Есть немного… Шувалова застрелили. А Лялкина в руку ранили.

— Ни хрена себе вояки! И чего, ВОХРа может так воевать?

— Да не ВОХРа, а волки настоящие, спецура, похоже…

— Ну да. Чего вам тягаться с профессионалами, — уже перестав смеяться, сказал Могилов. — А тех четверых закопайте где нибудь в лесу, подальше.

— Троих, — поправил шефа Костыль.

— Четверых, идиот, четверых! — уже начал смутно догадываться о случившемся Могилов. — Мне передавали, что груз сопровождают четыре человека.

Он некоторое время стоял неподвижно, наблюдая, как из леса мотодрезины выталкивают вагоны близнецы Љ 9075468 и 9071277, груженные уже не «Проволокой», а обыкновенной глиной в мешках, причем глина эта была из Молдавии, из Вулканешты, чтобы по анализам нельзя было определить район начавшейся операции. Обертфельд, поддерживающий постоянную связь с «Логовом», готовил рапорт Ягову, в котором сообщалось, что настоящие вагоны Љ 9075468 и 9071277 поставлены под разгрузку, а Макмаевский, приглашенный специалист по военной электронике, уже определил состав первой партии. Исходя из комплектности, содержимое контейнеров начали паковать в ящики из под крупнокалиберных артиллерийских боеприпасов. Однако сообщить шефу все эти подробности операции ему помешал Могилов, который вдруг заорал:

— Костыль, их было четверо! А убитых трое… Не дай бог, один ушел… Я ж тебя на кусочки порежу… Все за мной! Искать четвертого!

Он, придерживая полы развевающейся парадной полковничьей шинели, побежал вдоль состава к охранному вагону. За шефом рысью последовали четверо боевиков, вооруженных автоматами. Костыль заковылял следом, вытирая рукавом потное лицо:

— Да не мог он уйти, не мог! Я хорошо смотрел!

Могилов, запыхавшись, остановился у охранного вагона, достал сигарету, нервно затянулся:

— Еханный в рот, неужели спрыгнул! Лови его теперь по лесу. Не поймаешь. Всей операции конец.

Боевики поддели ломом дверь и, дружно налегая, с грохотом откатили ее в сторону. Прямо за ней стоял четвертый спецназовец. В бронежилете, шлеме, держа в руках по автомату, дула которых в упор смотрели на застывшую от неожиданности группу.

«Не спрыгнул!» — только и успел подумать Могилов.

Когда лейтенант спецназа Яков Мяскичеков остался один в вагоне, он некоторое время возился с костяшками домино, укладывая их в коробку, а затем, услышав стрельбу, начал торопливо набивать патронами автоматные рожки, решив, что его товарищи сейчас вернутся за боеприпасами, но они не вернулись. Он слышал только ликующие крики победителей и их хвастливые разговоры.

Тогда Мяскичеков полностью экипировался по боевому расписанию, приготовил свой АКМ и АКМ капитана, заткнул за пояс огромный штык нож Зубоирова, затушил печку и стал ждать, посматривая наружу в щель между досками стены.

Ждать ему пришлось недолго.

Когда поезд остановился, в верхний люк кто то заглянул, дымя сигаретой, но Мяскичеков прижался к торцевой стене и остался незамеченным. Теперь, стоя с автоматами наперевес и щурясь от яркого дневного света, он особо не раздумывал, увидев странных людей, одетых кто в военную форму мотострелков, а кто в кожаные куртки и дорогие пальто. Яков «положил» несколько коротких очередей из обоих автоматов прямо в середину собравшейся толпы и спрыгнул вниз. Он прошелся по чьим то спинам, ударил кого то носком ботинка, кого то сшиб плечом, фиксируя внимание на бегущих к нему со всех сторон боевиков. Несколько раз крутанулся вокруг себя, уходя от их цепких объятий и посылая в пространство цепочки трассирующих пуль. Двигаясь боком, он через полминуты влетел в придорожный кустарник.

— За ним, еханые придурки! — несся ему вслед взбешенный рык псевдополковника, успевшего упасть ничком на мгновение раньше, чем были нажаты спусковые крючки автоматов.

Спецназовец, не разбирая дороги, ломился через кустарник и молодые, тонкие березки, которые хлестали его по щекам. Он, не останавливаясь, стрелял на хруст веток, крики, сопение. Вскоре Мяскичеков бросил один автомат и стал дергать застежки тяжелого бронежилета, который уже сыграл роль танковой брони при прорыве через толпу врагов, приняв несколько пуль, и теперь только мешал оторваться от погони. Преследователи действовали грамотно, окружая его подковой. С флангов не стреляли, опасаясь попасть в своих же, но сзади лупили не жалея патронов. Боевики особо не торопились. Мяскичекову же бежать было теперь легко: он скинул бронежилет и повесил автомат на плечо. Несколько пуль, шурша в ветвях, прошлись над его головой. Спецназовец вдруг шарахнулся в сторону и скорее инстинктивно, чем обдуманно, перепрыгнул через что то ржаво металлическое, торчащее из травы. Внимательно вглядываясь теперь под ноги, увидел несколько мин, глубоко вросших в землю. Оказывается, он бежал по старому минному полю. Теперь стало ясно, почему погоня не торопилась. Загонщики, зная о минах, надеялись, что спецназовец вот вот взлетит на воздух.

Мяскичеков, несмотря на свое катастрофическое положение, снисходительно улыбнулся. Он бывал и не в таких переделках.

Через несколько сотен метров спецназовец почувствовал впереди себя движение и взял круто влево, огрызнувшись экономными очередями.

С этой стороны слышались понукающие выкрики и хруст веток.

Где то сзади сухо громыхнул взрыв: кто то из преследователей наступил на мину. Неожиданно перед Мяскичековым открылся полуразрушенный вход в какое то бетонное сооружение. Он, не раздумывая, нырнул в сырой полумрак, под поросший мхом бетонный свод. Его дыхание во влажном воздухе сделалось более частым, сердце билось так, что казалось, из глубины лабиринтов ему вторит эхо.

— Где он? — послышалось снаружи. — Куда делся?

— Тут где то! Затаился пидор… — отозвался прерываемый одышкой голос.

— Эй, Банзай, смотри, какая то дыра! — раздалось совсем рядом.

Несколько могиловских боевиков столпились у самого входа под землю. Здоровенный детина, вытирающий рукой со лба лоснящийся пот, осторожно заглянул внутрь:

— Эй, ублюдок, ты здесь?

Тишина.

— Эй, выходи, тебе ничего не будет! — снова заорал он в темноту.

— Да как же, жди… Давай ка лезь за ним! — тоном, не терпящим возражений, скомандовал только что подошедший Куцый.

Здоровяк замялся:

— Фонарика нет… А потом Костыль упустил, вот пусть он и лезет.

— Костыль уже отлазился. Наступил на мину, идиот, и теперь весит на деревьях в радиусе ста метров. Лезь давай! Ты и ты, следом… — Куцый потряс перед носом вызванных пистолетом.

— А куда ведет этот еханый ход? — спросил детина, уже поставив одну ногу на скользкую замшелую ступеньку.

Он медлил, делая вид, что осматривает свой автомат, тянул время.

Уж больно не хотелось ему в темноте сцепиться с обреченным на смерть спецназовцем.

— Никуда не ведет. Петляет лабиринтом и кончается завалом… — угрожающе начал надвигаться на детину Куцый.

Тот тяжко вздохнул и скрылся в проеме. За ним, пригнувшись, полезли еще двое. Со стороны железной дороги послышался звук заходящих друг в друга вагонных сцепок; машинист, подав локомотив назад, сразу сцепил все разомкнутые вагоны. Он дал короткий предупредительный гудок и начал набирать скорость.

— Там вроде все… — глядя в сторону путей, сказал один из боевиков.

— Да, слава яйцам! — согласился с ним Куцый. — «Осторожно. Поезд отправляется…»

Он стоял пригнувшись, прислушивался к звукам из подземелья.

Из за деревьев появился Могилов в сопровождении Обертфельда. Перед ними шел боевик с миноискателем и рукой показывал места, которые нужно было обходить.

— Ну что тут у вас, хреновы охотнички? — поинтересовался Могилов у Куцего.

— Вот, загнали гада в нору. Ща бум вытаскивать!

— Ваши коллеги с железки уже пошли водку пить, а вы тут копаетесь… — Могилов не договорил до конца. Его прервал грохот взрыва, донесшийся из под земли. Глухо перебивая друг друга, застучали автоматы. Несколько минут после этого стояла напряженная тишина, только было слышно, как постукивает на стыках выпотрошенный поезд, уходящий дальше на юго восток, в сторону Коростеня. Из под бетонного свода послышались хрипы, шуршание одежды и невнятное бормотание. Но вот, спиной вперед, появился один из боевиков, волоча за собой подрагивающее в предсмертных конвульсиях тело потного детины. Из его перебитой гортани постепенно утихающим фонтанчиком хлестала темная кровь. Выбравшись наверх, бледный как полотно, боевик забормотал, путаясь в словах:

— Ну, он сука, еханый ментяра… Он там как у себя дома. Бегает пидор, туда сюда, посмеивается… Он, по моему, чокнулся, у него крыша поехала… Там ходы, ни хрена не разобрать. А он, как лось, знай себе носится кругами. Гранаты кидает, перо у него здоровенное. Вон Дылду прирезал как овцу. Ментяра позорный…

— А Жилин где? — перебил его Куцый.

— Жилина он гранатой кончил. Меня вон тоже зацепил… В бок…

— Да, научился, видать, в Афгане кровь пускать… — почесал подбородок Могилов.

Все посмотрели на него, ожидая, что «полковник» сейчас прикажет тащить взрывчатку рвать лабиринт или начинать штурм. Но Могилов достал из помятой шинели сигаретную пачку и ухмыльнулся:

— Хрен с ним, пусть сидит. Никуда ему отсюда не деться. Обертфельд, организуй тут круглосуточный пост. Будешь отвечать за него головой.