Андрей Демидов - Мысли

Хорст Фромм явно задерживался.

— Опять, наверное, попал в историю! — прокомментировал отсутствие коллеги вышедший из кухни Фритц и вполголоса прибавил, отодвигая Николя своим мощным корпусом в коридор: — Пойдем навернем по сосиске с капустой, что ли…

— На мою долю тоже чего нибудь сделайте! — крикнул им вдогонку Фогельвейде.

Он прекрасно отдохнул и решил подкрепиться вместе со своими подчиненными. Через полчаса Фритц и Ганс уже спали, обильно нагрузившись советскими молочными сосисками.

А Хорст Фромм появился только далеко за полночь. Запыхавшийся, всклокоченный, с напряженно сведенными бровями, он, не раздеваясь, ворвался на кухню и длинными глотками осушил недопитый кем то чай:

— По моему, меня пытались втянуть в провокацию, Манфред!

Фогельвейде отложил лист бумаги, изрисованный квадратиками и стрелочками, на котором он прикидывал возможные действия своей группы. Усадив Фромма, Манфред отложил расспросы на потом и заставил его сначала поужинать. Пока тот ел, Манфред вновь задумался о планировании дальнейших действий. Однако ничего путного не выходило. Фон Толль, получалось по всему, бросил группу «Восток» в слепую игру. Инструкция, с которой Манфред ознакомился перед отправкой, предусматривала установление контакта с резидентурой военной разведки бундесвера. Люди, которые должны были работать с «Востоком» и стать «поводырями», сейчас были всего лишь безликими Марками, Вольфами. Сорок пятыми и так далее. Легализация же деятельности группы КРВТ комиссии, как бы подразумевала, что они теперь должны действовать самостоятельно, без помощи «поводырей».

Но как? Кинуться проверять все грузовые поезда на европейской территории Советского Союза? Установить кордоны на всех автомагистралях? А если на каком нибудь военном аэродроме ядерную электронику давно погрузили в транспортный самолет и она уже где нибудь во Владивостоке или Ашхабаде? Фритц, Николь, Фромм и он, Манфред Мария фон Фогельвейде, были слишком малочисленной группой, чтобы эффективно искать груз на огромной территории Союза. Манфреду в какой то момент показалось, что фон Толль и Румшевитц решили ввязать его в заранее неосуществимую операцию и таким образом избавиться от него, отправить на пенсию, получив для этой цели прекрасный «казус белли». Но нет, слишком серьезная это вещь — ядерное оружие в руках у бесноватого режима исламских фундаменталистов; слишком велики ставки, чтобы при этом заниматься еще и служебными интригами. Тем более ведь всем прекрасно известно — фон Фогельвейде не терпит интриг.

Сам уйдет.

Кстати, вот еще аргумент от обратного: если операция провалится и при этом Центральному совету КРВТ комиссии станет известно, что по вине руководства Германского отдела целая группа была обречена на бездействие, то ее координатор, а заодно и Румшевитц предстанут перед военным трибуналом. Да уж, слишком большой риск для устранения одного пожилого сотрудника. Неадекватно. Тогда, может быть, «Восток» только отвлекающее пугало, предназначенное для ослабления внимания КГБ и советской военной контрразведки? Вот, мол, мы, все перед вами, идиоты бездумные, шуты гороховые, следите за нами, и будьте спокойны, мы у вас под контролем. Очень может быть.

После разговора с доктором фон Толлем, Манфред знал, что кроме «Востока» делом занимаются еще несколько КРВТ групп, да еще и военная разведка бундесвера в придачу. Идея с шутами гороховыми очень походила на правду. Значит, прикрытие, отвлечение, обеспечение и ничего более… Что ж, это тоже нужное дело.

Манфред, найдя наконец логику в происходящем, обрел некое подобие душевного покоя. Обеспечение.

Координатор перестраховался, не сказав ему об этом. Не важно.

Первый закон обеспечения — веди как можно более активную работу.

Изображай из себя центр операции. Ты можешь действовать правильно или неправильно, или постоянно идти на грани фола, или быть в высшей степени паинькой. Не важно. Главное, ты должен быть очень активным и как можно более заметным, стянув на себя побольше агентов противостоящих тебе спецслужб.

Ну, с такими артистами, как Фритц, Николь и Фромм, сделать это будет не так уж и сложно.

Манфред решил оставить в Москве Ганса Николя с поручением каждый день бомбардировать КГБ и МО СССР мелкими, но логичными официальными запросами на бланках КРВТ комисии, полномочного органа ООН. Фритца он отправит в Брест, при помощи этого хитро крученного Татаринова копаться в журнале движения поездов. А он сам, вместе с Фроммом, запросив еще одного кагэбешника сопровождающего, будет наобум, без всякой системы искать ядерную электронику по всему Советскому Союзу. И делать при этом умное загадочное лицо, стягивая на себя максимальное внимание агентов КГБ.

Манфред облокотился на спинку стула и улыбнулся, наблюдая, как, покончив с едой, Фромм присасывается к носику чайника и быстро ополовинивает его.

— Ну, теперь говори, что случилось, Хорст?

Тот бросил пить и уселся на стул рядом с шефом:

— С самого начала мне показалось, что меня пасут. Я сначала не разобрал кто, просто почувствовал кожей. Поехал, пошатался по центру города, зашел в ресторан, пообедал и в гардеробе узнал типа, которого видел тремя часами ранее, на мосту перед гостиницей «Белград». Потом я пошел ловить машину. Он пристроился передо мной и тоже руку тянет, как и я ловит такси. Сам ничем не примечательный. Поношенная спортивная куртка, портфель в руках, лицо спокойное, даже будто безразличное, лет тридцать пять сорок. Вдруг он, не оборачиваясь, говорит мне по немецки: «Фромм, делайте вид, что вы меня не слышите. Я Тридцать шестой. Когда вам подавали плащ, я положил туда записку. Передайте ее Танкисту».

После этого перед ним остановилась машина, он еще некоторое время громко торговался по русски с водителем и уехал. Мне показалось, это была его машина, такой номерной знак я видел уже днем у Кремля. Потом я долго кружил по городу, катался на метро, но хвоста больше не было. Это явная провокация, нас начали обрабатывать, шеф! Вот эта записка…

— Танкисту? — Манфред, перед тем как взять маленький, скомканный листочек, похожий на автобусный билетик, потянулся, потер большим клетчатым платком слипающиеся от усталости глаза и похлопал Фромма по колену. — Танкист — это была моя кличка и позывной во время войны в Конго. Эту кличку могли знать только люди из Западно германской военной разведки. А этот, говорит, Тридцать шестой?

Фромм кивнул. Манфред взял листочек, разгладил его ладонью. На нем было всего одно немецкое слово: «Обеспечение».

— Вот и хорошо. Нам приказывают быть в качестве обеспечения основной операции. Неприятно, конечно, работать на вторых ролях, ну ничего, я свое уже отвоевал, а вы, ребята, еще молодые. У вас все еще впереди. Будете и вы на острие танкового клина. Однако, странная форма общения у здешнего резидента. Похоже на игру в Бэтмена или индейцев из романов Фенимора Купера. Детский сад…

Манфред взял гостиничные спички, зажег одну и спалил листочек в пепельнице. Затем он, зевнув, сыронизировал сам над собой:

— Ну прямо как шпион…

Фромм смотрел на шефа теперь уже спокойными глазами.

— Какие теперь у нас планы?

— Завтра возьмем кагэбэшника и махнем куда нибудь на Волгу или еще куда. Давай выбери на карте городок, который тебе хочется посмотреть. Ну а на сегодня все, закругляемся. Если завтра утром под окнами будет галдеж и крики, не дергайся, это турки на работу поедут. Я спать пошел. Доброй ночи тебе, дружище.

Ночное шоссе мокро блестело в прыгающем свете фар головной машины. Крытые армейские грузовики шли, соблюдая положенную дистанцию, ориентируясь по огням идущих впереди машин. Кроме этих красных точек, в пелене дождя ничего не было видно. Изредка колонну обгоняли легковые машины. Встречного движения почти не было.

Рассвет еще не начинался, и ведущий грузовик сбросил скорость, намереваясь поберечь силы водителей, которым предстояло провести несколько тяжелых часов в полуслепой езде по сложной, скользкой дороге. В первой машине, кроме водителя, сидел сержант в полевой форме с артиллерийскими петлицами, рядом Кононов в погонах капитана и Обертфельд уже в образе майора. Кононов держал на коленях развернутую туристскую карту Донецкой области и, подсвечивая себе трехцветным сигнальным фонариком, матерился, пытаясь определить местонахождение колонны на подпрыгивающем мятом листе:

— Где эта еханая Еникиевка, мать ее! Чего ржешь, Обер? Вот проскочим поворот — кранты, уедем к бабушке на куличи. Не могли карту поприличней найти, еханые пентюхи!

Обер Обертфельд скалил зубы и ерзал задницей, затекшей от долгого сидения:

— Да брось ты, еще Коммунарск не проехали. Он должен быть где то впереди и справа.

Водитель вдруг ударил по тормозам:

— Мать его!

— В чем дело, Пузырь? — Кононов посмотрел вперед сквозь мотающиеся «дворники» лобового стекла и присвистнул. Посреди шоссе разворачивался танк. Обычный такой Т 72.

За ним угадывались силуэты таких же боевых машин, вперемежку с бензовозами и БМП.

— Влипли! Наверное, учения. Если, конечно, не война с империалистами… — Обертфельд надел фуражку и выглянул из кабины. С крыши за шиворот моментально полилась дождевая вода.

К нему, придерживая на боку полевую сумку, бежал солдат в белой каске и белой портупее. Судя по флажкам, которые мокро трепыхались у него за ремнем, это был регулировщик. Обертфельд услышав, как Кононов щелкнул предохранителем «Макарова», покачал головой, набросил поверх фуражки капюшон прорезиненного плаща и выбрался на асфальт. Покрытие дороги было изуродовано танковыми гусеницами.

— Вы обеспечение 249 го гаубичного полка? — спросил регулировщик, увидев в петлицах незнакомого майора скрещенные пушки. Солдатик был совсем молодой, лицо в крупных веснушках, губы его тряслись от озноба. В широко открытых глазах мигал огонек оранжевого поворотника, включенного Пузырем. Обертфельд солидно кивнул:

— Да, 249 го, гаубичного.

— Сворачиваете направо, ваш полк прошел уже час назад, товарищ майор.

Регулировщик козырнул и побежал обратно. У первого танка он остановился, достал флажки и принялся ими усиленно махать.

Из башни танка показалась голова в шлеме.

— Что ты, салага, под ногами путаешься, иди вон вперед, там «бээмпэшка» заглохла, и теперь пробка у тебя, салабон, еханный в рот! — сквозь рев танковых двигателей донесся до ушей Обертфельда крик танкиста.

— Ну, что там? — выглянул из кабины Кононов — его сразу залило потоком воды.

— Уйди… — Обертфельд, отряхивая плащ от дождя, полез обратно в кабину. Забравшись внутрь, он, поцокав языком, вздохнул: — Давай, Пузырь, поворачивай направо, на проселочную дорогу!

— Зачем, ты сдурел? Да мы там враз заблудимся! — взревел Кононов, но Обертфельд посмотрел на него как на душевнобольного:

— А ты хочешь нарушить тут движение колонн или убрать регулировщика, а потом штурмовать танковую колонну, так, что ли? — Обертфельд повернулся к водителю и пихнул его в бок: — Все! Пузырь, двигай!

Восемь грузовиков колонной сползли вниз по откосу и, утопая по брюхо в грязи дороги, разбитой машинами гаубичного полка, двинулись через густую березовую рощу. С трудом преодолев несколько сот метров, головная машина съехала на обочину, ломая кустарник. Остальные водители привычно повторили ее маневр.

Обертфельд вылез под дождь и побежал вдоль колонны, утопая по щиколотку в липкой жиже:

— Гаси фары!

Он отправил двух боевиков наблюдать за шоссе, чтобы, как только уйдут танки, продолжить движение. Остальных выгнал из под кузовных тентов и растянул цепочкой вдоль грузовиков. В кабинах остались только водители текущей смены, им Обертфельд разрешил подремать.

Дождь лил не переставая. Это был уже не теплый летний дождь, пахнущий озоном и теплой травой, а неуютный октябрьский ливень, холодный, под стать промозглому ледяному северо западному ветру, прихотливо играющему струями воды, падающей с неба. Вокруг, в кромешной тьме, частоколом белели стволы берез, прореженных кое где оголенными кустарниками. Шум ливня, шорох множества березовых крон, качающихся на ветру, чем то отдаленно напоминал рокот морского прилива. Изредка ветер будто засыпал, тогда пелена дождя падала отвесно вниз, барабанила по брезентовым тентам и капотам грузовиков, стекала по отяжелевшим от влаги плащ палаткам часовых. Потом ветер, как бы опомнившись, с новой силой наваливался упругими волнами на березовую рощу и нещадно стегал каплями по капюшонам затаившихся людей. Невдалеке, на шоссе, гудели танковые моторы, тянуло выхлопными газами. А с другой стороны, ближе к колоне грузовиков, слышались тяжелые очереди крупнокалиберных танковых пулеметов и упругие раскаты орудийных выстрелов.