Луанн Райс - На десятом небе

Сьюзан никогда не нравилось летать при встречном ветре, как и не нравилось ходить под парусом, когда судно сильно накренялось. Она не доверяла чувству движения, ощущению земли, уходящей из-под ног, и качающегося горизонта. Она обычно крепко держалась за сиденье и прижималась к Элис. Фрэд был совершенно другим – ему постоянно не хватало скорости. Он любил ходить под парусом, опустив перекладину под воду и глядя прямо вглубь волн. Во время полетов ему нравилась турбулентность, которая так пугала его сестру. Он бы потешался сегодня над ее страхом и рассмешил бы так, что она почти забыла бы обо всем.

– А-а! – вдруг воскликнула Сара.

– Что случилось? – спросил Уилл.

– Нет, ничего…

Но когда он обернулся назад, ее лицо было совершенно белым, а руки вцепились в сиденье.

– У меня просто болит спина, – сказала она тихо.

– Ты растянула ее? Поднимая сумки или еще что-нибудь?

– Не знаю…

Она крепко сжимала зубы, потому, что сейчас он ничего не мог сделать для нее.

Может, эта боль вызвана перенесенными ею переживаниями? Уиллу была известна разрушающая сила скорби. Он никогда не задумывался об этом до смерти Фрэда, но потом увидел собственными глазами. Скорбь заставила Уилла постареть на двадцать лет за одну ночь. Она превратила Сьюзан из легкого беззаботного эльфа в боязливого подозрительного ребенка, мучимого кошмарами и астмой. Вместо любящей жены и матери Элис стала женщиной, которую раздражало то, что ее муж был все еще парализован горем. Скорбь разорвала на кусочки семью Уилла.

Все, что он мог сейчас сделать, это доставить Сару домой как можно скорее.

Сара никогда не испытывала такой боли. Она закрыла глаза и постаралась делать упражнения, которые выручали ее раньше. Когда она рожала, ее учили дышать так, чтобы быть уверенной, что у нее будет достаточно кислорода, когда ей нужно будет задержать дыхание. Она могла концентрироваться на словах молитвы или на образе моря. Мэг научила ее медитативным практикам. Мантрой Сары было «Аллай-лу», и она попробовала применить ее сейчас.

«Аллай-лу, – думала она. – Аллай-лу»

Самолет задрожал на ветру, и Сьюзан вскрикнула. Сара услышала собственный голос, который говорил девочке, что все будет хорошо, если она вспомнит тюленей с острова.

– А что с ними? – испуганно спросила Сьюзан.

– Когда они ныряют, – сказала Сара, – они иногда плывут в бушующей воде, рушащихся волнах, пене, быстрых течениях. Но кожа у них гладкая, как наш самолет, и поэтому им ничего не грозит.

– Я все равно боюсь, – хныкала девочка.

– Знаю, дорогая.

Боль была такой сильной, что искры посыпались из глаз. Сара слышала свой голос, но не могла поверить, что произносит какие-то слова. Бедро онемело, а ногу покалывало. Сильно сжимая руку Сьюзан, она вспомнила доктора Гудейкера. Во время последнего визита к нему она чувствовала себя так уверенно! Он попросил ее отслеживать онемения и покалывания, но не сказал зачем. И Сара боялась, что знает причину. Она проплакала все утро из-за Майка, а теперь глаза опять наполнились слезами. Она так упорно сражалась, так надеялась. Летя с Уиллом на остров несколько дней назад, она чувствовала себя здоровой и думала, что это будет продолжаться всегда.

Желая придать силы ребенку, Сара сказала как можно спокойнее:

– Не бойся, мы скоро будем дома.

– Сара, а помнишь, как мы испугались, когда Майк провалился под лед? Помнишь, как мы думали, что он утонет? – нервно спросила Сьюзан. – Но он не утонул! Мы боялись, но зря: папа спас его. Сейчас то же самое?

Пальцы Уилла гладили шею, и это приносило ей облегчение, как и пожатие руки Сьюзан. Девочка, видимо, почувствовала боль Сары, и ее собственный страх улетучился: она теперь дышала спокойнее.

– Думаю, да, – ответила Сара, возвращаясь мыслями к тому ужасу у пруда три дня назад.

Глядя на черную дыру в белом льду, она боялась, что Майк умрет под водой, и она больше никогда его не увидит. «Молись, – сказала она тогда Сьюзан, – молись»

И сама тоже молилась, прося Господа пожалеть ее сына и позволить ему выжить. Именно тогда Сара предложила себя в качестве жертвы, если ее сын будет спасен. И все произошло так быстро, что она уже забыла об этом. Но она предложила свою жизнь за жизнь Майка, и это должно было свершиться. Стоя на берегу замерзшего пруда, Сара приняла смерть своего сына в свое тело.

Знание не облегчило боли, но позволило легче переносить ее. Чувствуя близость Уилла и Сьюзан, Сара закрыла глаза и попыталась обрести покой. Она вспомнила еще одну медитацию, которую практиковала с Мэг: вдыхать слово «любовь» и выдыхать слово «страх». Попадая в воздушные ямы сквозь огонь боли в позвоночнике, она видела перед собой Майка и повторяла: «любовь»… «страх», «любовь»… «страх».

Уилл посмотрел вниз – город был прямо под ними: и старый форт, и раскопки времен войны, которые хотел увидеть каждый, кого он поднимал в воздух для осмотра достопримечательностей. Поймав нужную радиоволну, он запросил вышку в Брилманн-Фильд:

– Это 2132 Танго. Мы прилетаем в три часа, и нам нужно свободное место для посадки.

– Мы принимаем вас, 2132 Танго. Воспользуйтесь дорожкой один, сегодня вторая закрыта в связи с сильным встречным ветром.

– Здесь наверху тоже довольно ветрено, – сказал Уилл.

Сара, казалось, успокоилась, но боль отражалась на ее лице, а губы почти посинели. Он подумал было попросить Куртиса на диспетчерской вышке, чтобы тот вызвал «Скорую помощь», но не стал этого делать. Он сам отвезет Сару в больницу.

Получив место для посадки, Уилл стал снижаться. Зеленый сигнальный огонь зажегся на основном шасси, обозначая, что оно опустилось и замкнулось, но на носовом шасси сигнал не появился. Уилл уже видел аэропорт, взлетно-посадочная полоса сияла черным цветом в лучах солнца. Диспетчерская вышка, этот столп безопасности, всегда информировала его о том, что он был дома. По привычке и еще не испытывая беспокойства, он проверил топливный бак: тот был наполовину пуст. Измерительные приборы на «Ацтек Пайпер» были не особенно точны, но с поправкой в ту или иную сторону, у него была в запасе еще пара часов. Глядя на приборную панель, он ждал, но зеленый сигнал носового шасси все не включался. Глубоко вздохнув, он посмотрел на Сару:

– Мы почти дома.

– Быстрее, – простонала она, и он увидел в ее глазах животный страх. Она наконец-то выдала себя в надежде, что они почти прилетели и ей не придется долго ждать помощи.

«О'кей, успокойся», – приказал Уилл себе.

Существовал запасной способ выбрасывания шасси, хотя ему никогда прежде не приходилось им пользоваться. Он нащупал нужный рычаг. Боль Сары заставила его слегка поддаться панике, и пальцы сомкнулись на рычаге, немного дрожа. Он знал, что этот способ лучше срабатывает на минимальной скорости полета, и потянул назад дроссель, замедляя ход самолета.

– Папа, приземляйся! – взмолилась Сьюзан, всхлипывая. – Саре плохо!

– Знаю!

Уилл снизил скорость насколько смог, но потянул ручку слишком рано – зеленый сигнал не появился.

– Черт!

– Что случилось, папа? Что?

Кружась над аэропортом, Уилл пытался что-нибудь придумать. Ладони потели. Сьюзан задала еще какие-то вопросы, но вдруг замолчала. В самолете стало тихо, только гудели моторы.

Наконец Уилл вызвал диспетчерскую вышку:

– Брилманн-Фильд, говорит 2132 Танго. У нас проблемы с носовым шасси. Не загорается зеленый свет.

– Пролети мимо вышки, Уилл. Мы посмотрим.

У Уилла затеплилась искра надежды. Он нес ответственность еще за две жизни, самые дорогие для него, и был серьезно напуган. Накренив самолет вправо, он полетел обратно к аэропорту. Он увидел свой ангар и машину, припаркованную на автостоянке. А в диспетчерской вышке находились его друзья – Ральф и Куртис.

– С главным шасси все в порядке, Уилл, – сообщил Куртис по радио, – а носовое прихрамывает, похоже, не полностью опустилось.

– Что это значит? – еле дыша от волнения спросила Сьюзан.

– Спасибо, Куртис, – сказал Уилл.

– Папа! Что имел в виду Куртис?

Уилл не ответил.

Датчик горючего показывал меньше четверти бака, и стрелка быстро спускалась. Уилл не любил, когда оставалось слишком мало горючего. Ему нужно было израсходовать горючее почти полностью, но не до конца. Если садиться без носового шасси, существует вероятность возгорания. Все, чего он хотел сейчас, это приземлиться ради Сары, но чтобы спасти ее жизнь, необходимо было еще немного полетать.

Каждая воздушная яма отдавалась болью в позвоночнике, ноги онемели. Сара ждала помощи, хотела поскорее увидеть доктора Гудейкера, но понимала, что может не пережить аварийную посадку, никто из них не переживет.

Уилл сделал большую петлю на север, и теперь они снижались.

– Приготовьтесь, – сказал он.

– О, папа, папа… – скулила Сьюзан.

Направляясь к посадочной полосе, Уилл смотрел вперед. Сара могла повсюду видеть вспыхивающие огни. Полицейские автомобили, пожарные машины, кареты «скорой помощи», красные вспышки. Снег покрывал землю, а белая пена укутала взлетную полосу.

– О'кей, – сказал Уилл. – Опустите головы и согнитесь, чтобы стать как можно меньше.

– Папа, Доктор Дэрроу, – всхлипывала Сьюзан, – он выскользнул у меня из рук, и я не могу поймать его.

– Оставь его! – сказал Уилл резко и сильно стукнул по сиденью, чтобы привлечь ее внимание. – Оставь кота! Опусти голову! Руки прижми сверху. Ты слышишь?

– Да…

– Нас ждет жесткая посадка, но с нами все будет в порядке, в полном порядке. Мы выйдем из самолета, как будто ничего не случилось. О'кей?

– Я боюсь… – плакала Сьюзан.

– Все закончится через минуту, – сказал Уилл, стиснув зубы. – Слышишь меня? Как только мы остановимся, в тот момент, как я скажу, расстегни ремень безопасности и быстро выбирайся. Быстро, хорошо? Слышишь меня?

– Быстро… – повторила Сьюзан. – Я слышу тебя.

Сара, должно быть, тоже что-то сказала, но она не знала об этом. Она была как в тумане, изо всех сил стараясь вытянуться, чтобы унять боль, которая устремлялась все глубже и глубже, вызывая слезы. Она подумала о Майке и порадовалась, что он, в конце концов, не полетел с ними. Он был в безопасности, с ее отцом.

– Сара, Сноу, я люблю вас, – сказал Уилл.

– Я люблю тебя, папочка!

«Я люблю тебя», – подумала Сара, но не смогла сказать ни слова. Самолет приземлился с ревом, поцарапав обшивку, качнулся влево и вправо, пытаясь выйти из-под контроля, но Уилл продолжал его удерживать. Сара слышала, как он чертыхался и молился, слышала, как металл рвется на части вокруг нее. Пропеллеры отломились, и их осколки ударились в окна, стекло разбилось вдребезги, во все стороны полетели искры.

И после этого они остановились.

Уилл выбрался из самолета, прежде чем Сара успела поднять голову. Сьюзан металась по бетонной площадке, ловя котенка. Уилл оттолкнул ее, закричав, чтобы она бежала, обогнул самолет со стороны Сары и открыл дверь. Она видела пену, распыляемую в воздухе, слышала, как пожарные кричали, чтобы все отошли от самолета.

– Поторопись, Сара, – сказал Уилл, помогая ей расстегнуть ремень безопасности.

– С дороги, парень! – скомандовал один из пожарных. – Мы берем это на себя.

Но Уилл не обратил на них внимание. Зная, что Сьюзан уже далеко, он сосредоточился только на Саре.

– Я не могу пошевелить ногами, – прохрипела она, глядя в его голубые глаза.

– Все хорошо, дорогая, – сказал он мягко и быстро обвил ее руки вокруг своей шеи.

Она не думала, что сможет удержаться, но смогла. Он поднял ее на руки, и она прижалась лицом к его груди.

Около «скорой помощи» их ждала Сьюзан. Уилл положил Сару на носилки и смотрел, как ее пристегивали ремнями. «Скорая помощь» уехала, сверкая огнями и гудя сиренами, он не двинулся с места.

Их показывали в вечерних новостях. Сьюзан сидела в библиотеке, укрытая покрывалом, и, держа Доктора Дэрроу, смотрела на все случившееся по телевизору. Третий канал заснял их с того момента, как самолет начал кружить над аэропортом. На земле были другие бригады репортеров, и Сьюзан слышала нотки волнения из-за случившегося несчастья в голосе корреспондента.

– Они, должно быть, были абсолютно уверены, что мы погибнем, – сказала Сьюзан, устремив взгляд на экран.

– Не говори так, – сказала Элис, – это было ужасно. Мы с Джулианом были как раз здесь, ожидая твоего возвращения домой, когда нам позвонили с диспетчерской вышки и сообщили, что происходит. Я не могла в это поверить.

– Мы сразу переключили телевизор на третий канал, – сказал Джулиан. – И я приготовил подушку. Я был почти уверен в том, что мне придется бросать ее перед глазами твоей матери, чтобы она не видела, как вы падаете.