Лия Сальваторе - На грани

Джек никогда особо не пользовался интернетом: на него просто не оставалось времени. Фейсбук услужливо предложил ему найти друзей и знакомых, и Джек набрал «Кэтрин Кингсли». Результат не заставил себя ждать, отыскалось 860 человек с таким именем, и почти на всех аккаунтах была фотография Кэтрин.

Джоунс отчаянно выругался. Он зашел на одну страницу, показавшуюся ему более–менее правдоподобной, и сразу же наткнулся на несколько фотографий с их с Лили свадьбы. Была там и гиперссылка, которая привела его на страницу Джека Джоунса.

Он никогда не регистрировался в социальных сетях, поэтому был возмущен до глубины души подделкой своей личности. Проверяя свои подозрения, он ввел в строку поиска собственное имя и получил 340 результатов.

340 Джеков Джоунсов, аватарки которых пестрили бело–красными цветами Феррари. Джек приуныл, поняв, что никогда не найдет здесь Кэтрин, и, еще раз выругавшись, удалил свою страницу, отставил ноутбук в сторону и встал с дивана.

Можно было просто позвонить ей, но Джоунс не знал, что сказать. Время шло, скоро стартует финал сезона Формулы–1. Джек целые дни проводил на автодроме Феррари, тестируя свой болид и давая указания по его доработке.

Рука потянулась к бару, и Джеку пришлось приложить усилия, чтобы отойти подальше от тускло блестевших бутылок. Вместо этого он вышел на задний двор, к своему пляжу. Солнце стояло высоко в воздухе, и море было яркого голубого оттенка. Джек растянулся на шезлонге, заложив руки за голову и закрыв глаза.

Вся эта красота ничего не стоила. Он так стремился показать миру, на что он способен, а оказалось – это все не имеет никакого значения, если не с кем разделить свое счастье. Джеку осточертел этот дом и этот город, его тянуло назад, в Харлем, в ту маленькую квартирку, которая стала свидетелем самых счастливых событий в его жизни, но он понимал, что ничего там не найдет.

– Сэр? – раздался голос Тома, главного телохранителя Джека.

Джоунс не очень жаловал охрану, но Роберт настаивал, чтобы его лучший гонщик хотя бы на важных мероприятиях показывался в сопровождении личной охраны. Однако к Томасу Джек относился весьма доброжелательно, потому что он не был похож на большинство работающих в этой сфере громил.

– В чем дело, Том? – Джек не сводил глаз с горизонта.

– К вам посетитель, женщина.

– Я же сказал, что не хочу никого видеть. Пусть уходит.

– Но, сэр… – Джек услышал, как Том неловко переступил с ноги на ногу. – Она говорит, что она ваша мать.

Джоунс резко развернулся на каблуках, мягко утонувших в песке, и впился взглядом в Тома, одетого в черной костюм с иголочки и белоснежную рубашку. Джек не настаивал на таком наряде в душном климате побережья, но Том искренне верил в то, что именно так должен выглядеть настоящий, преданный своему делу, телохранитель. Однако, не смотря на аккуратный дорогой костюм и внушительный рост, вид у Томаса был растерянный и встревоженный. Джеку расхотелось кричать на него.

– Ладно, – проворчал он. – Возвращайся на свой пост. Я сам с ней разберусь. Пусть подождет меня в гостиной.

Джоунс отвернулся и вновь уставился на узкую полоску горизонта, где небо соединялось с морем. Сердце в груди билось очень громко, Джек слышал его стук в ушах. Он несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоить сердцебиение. Джоунс не знал, что за женщина ждала его в гостиной, но она никак не могла быть его матерью. Его мать умерла много лет назад, при родах, кто был его отцом – Джек не знал, а других родных у него не было, поэтому его и отправили в приют. Не было у него ничего – ни фотографии, ни вещи, принадлежавшей матери, ни даже самого крохотного воспоминания, ведь он никогда не видел свою мать. Еще в детстве ему снилось порой, что он лежит в колыбели, а над ним склоняются руки и слышится нежный–нежный, полный любви голос. Просыпаясь, он никогда не мог вспомнить лица этого воздушного образа, порожденного собственной фантазией и одиночеством. Джек не сомневался, что женщина в гостиной хочет от него денег и славы, ведь пытались же таким образом заработать разные нахальные девицы с младенцами на руках, с огромными животами, да и просто, крутившие с ним краткосрочные романы. Джек не попался ни на одну удочку, спасибо Джордану, не раз подсказывавшему ему выход из ситуации.

Но мать?.. Ему было не понятно, как эта женщина прознала о его социальных связях, и говорить он с ней собирался решительно и грубо, как только уймет дрожь и сердце.

Джоунс медленными шагами направился к входной двери, пытаясь придумать, какими словами ему побыстрее вывести даму на чистую воду.

Он вошел внутрь и замер, не дойдя несколько шагов до гостиной. Попытался прислушаться к звукам, но ничего не услышал. Тихонько чертыхнулся и быстро пересек холл, замерев в дверном проеме гостиной.

Женщина сидела на диване, светлым пятном выделяясь среди царившего в гостиной ультра–модерна. Она сидела неподвижно, сложив руки на колени и соединив их, склонив голову к правому плечу и чуть опустив подбородок. Она была очень худа, как будто ей долгое время пришлось терпеть нужду. Платье светло–кофейного оттенка было ей велико. Светлые волосы были заплетены в косу, переброшенную вперед. Зеленые глаза на узком лице с плавно очерченными скулами были очень уставшими. Когда она услышала шаги, то подняла голову, а увидев Джека, нерешительно встала и расправила юбку.

Женщина не была похожа на аферистку, но он знал, что мошенниками являются люди как раз такие, на которых никогда нельзя подумать. Джоунс выразительно молчал, глядя на свою новоявленную мать. В какой–то момент ему показалось, что он видит в ней свои черты – такое же худое лицо с яркими зелеными глазами – но он сразу же отогнал эти мысли.

– Здравствуй, Джек… – нерешительно произнесла женщина, пытаясь что–то прочесть в его глазах.

– Здравствуйте, мэм… – прохладно ответил Джонус. – Или мне лучше называть вас «мама»?

Дама вздохнула и опустила голову.

– Я и не ожидала, что ты мне поверишь.

– О, ну что вы, я поверил вам сразу и беспрекословно, – скептически произнес Джек, по–прежнему стоя в дверях. – Вы ведь проделали такой долгий путь, так стремились увидеться со мной, и все, конечно же, из самых бескорыстных побуждений.

Даму его слова обидели. Она изменилась в лице, губы слегка задрожали.

– Мне не нужны деньги.

– Это что–то новенькое. Не нужны сразу или вы предпочитаете недвижимость, драгоценности? – взгляд Джека стал жестким. – В любом случае, вы ничего не получите, какие бы песни вы тут не пели. Как вас зовут?

– Мэри… – она отвела глаза. – Джоунс.

– Какое удивительное совпадение! – картинно удивился Джек. – Что ж, Джоунс – не самая редкая фамилия. Я одного не понимаю: как вам удалось раскопать что–то о моей матери? Вы ведь, несомненно, придумали правдоподобную легенду, перед тем как явиться сюда?

Женщина вздохнула и развела руками.

– Нет у меня легенды. И я не знаю, как доказать тебе, что ты мой сын.

– Значит, вы плохо подготовились, – холодно процедил Джек. – Убирайтесь отсюда.

– Джек… – она умоляюще сложила руки. – Мне ничего не нужно. Просто выслушай меня, пожалуйста.

Джоунс с силой сжал дверной косяк. Эта женщина причиняла ему нестерпимую боль, но вид у нее был настолько усталый, расстроенный, и в глазах светилась такая надежда, что он решил сжалиться над ней.

– Хорошо, Мэри. Я вас выслушаю, а потом – уходите.

Джек нерешительно шагнул вперед и приблизился к женщине. Вблизи еще сильнее бросалось в глаза, какая же она изможденная. Он сел на другой конец дивана, напротив нее. Мэри помедлила несколько секунд, а затем тоже села, вновь положив руки на колени и опустив глаза. Джек ждал. Мэри глубоко вдохнула и начала свой рассказ:

– Мне было 14 лет, и я жила в Лондоне, когда встретила твоего отца, Джек. Он был старше меня на десять лет, и я безумно влюбилась в него. Он был холост, богат и очень успешен среди женщин. Я не была первой красавицей в школе, поэтому, когда он обратил на меня внимание, счастью моему не было предела. Я летала, как на крыльях. Он тоже очень меня любил. Наверное. Мне казалось, что да. Я собиралась выйти за него замуж, когда окончу школу, но судьба распорядилась иначе. О нем узнали мои родители, и запретили нам видеться. Меня закрыли дома, перевели на домашнее обучение. Я была не из бедной семьи, поэтому дома был грандиозный скандал. А через некоторое время, – вздохнула Мэри. – Я поняла, что беременна. Я до последнего скрывала это от своих родителей, но, когда они заметили, разразилась буря сильнее прежней. – Мэри бросила на Джека короткий смущенный взгляд. – Не буду описывать, что мне пришлось тогда пережить. Но мне не отдали тебя, Джек. – В голосе женщине послышалась боль. – Я родила тебя, а мне сказали, что ты родился мертвым. Я ни разу не увидела тебя, и оплакивала все эти годы! А недавно…недавно скончалась моя мать, а следом и отец. Перед смертью он признался, что тебя отдали в детский дом города Харлема, в США, как можно дальше от меня. И я бросилась на поиски, не раздумывая. Я знала, что мне никогда не скажут, где ты, если тебя усыновили, – глаза Мэри наполнились слезами. – Я искала тебя так долго, никто ничего о тебе не слышал, детский дом, в котором ты рос, давно закрыли, и я не знала, кого мне просить о помощи.

Джеку стало трудно дышать. Он всем сердцем хотел верить этой женщине, но разум кричал, что это ловушка.

– Как же вы нашли меня, мэм?

Мэри украдкой утерла слезинку.

– Мне удалось разыскать директрису приюта. Она была очень старой и уже плохо соображала, но ее дочь быстро смекнула, что к чему, и разыскала в архивах твой харлемский адрес. Я пошла по нему, но квартира, в которой ты жил, была пустой. Я приходила туда каждый день, но никто не открывал мне. Тогда я решила уехать и начать поиски в другом месте, но в последний день, когда я пришла туда, мне открыли дверь.

Джек замер. Он уже догадывался, что будет дальше.

– На пороге стояла рыжеволосая девушка. Очень красивая, только глаза у нее были разного цвета. Я спросила, не здесь ли живет Джек Джоунс. Девушка ответила, что ты здесь бываешь очень редко, а твой постоянный адрес в Монако. Она спросила, кем я тебе прихожусь. Я решила сказать ей правду. Когда она услышала мой ответ, то очень изменилась в лице. Сначала рассердилась, заявив, что шутить такими вещами нельзя, затем засомневалась, и, в конце концов, дала мне твой адрес в Монако и еще несколько, в других городах. – Мэри обвела взглядом гостиную. – Здесь очень красиво.

Джек резко встал и принялся мерить шагами комнату.

– Подтвердить свою историю, вы, конечно же, никак не можете?

– Никак, – женщина опустила глаза. – Но ты можешь сделать ДНК–анализ.

Джек нервно усмехнулся.

– Чтобы эту историю раздули в прессе? Вот еще. Расскажите мне о моем отце, кто он? Куда он делся, черт возьми?

Мэри вновь подняла глаза на Джека.

– Я не знаю, куда он делся, Джек. Скорее всего, просто сбежал. Его звали Джон Фостер, и с тех пор, как меня заперли дома, я ни разу его не видела.

– Ну вот, – Джек заложил руки за спину. – Я вас выслушал. Что дальше?

– Ничего, Джек, – еле слышно ответила женщина. – Я уйду, как и обещала.

Она встала. Постояла несколько секунд на месте, затем шагнула к нему. Джек напрягся, ожидая ее действий. Мэри подошла нему так близко, что он мог разглядеть ее в мельчайших подробностях. Ее глаза были цветом, как весенний крыжовник, в такую же темно–зеленую крапинку, как у него самого, и светились такой бесконечной любовью, что он мигом растерял все злые мысли. А женщина протянула к нему руки и обняла. Объятие было таким нежным и теплым, что у него чуть не подогнулись коленки. Никто и никогда его так не обнимал, стараясь спрятать от всего мира и защитить, окружить любовью, лаской и заботой. Ему пришла в голову мысль, что таким, наверное, и бывает настоящее материнское объятие.

Ее мягкие руки отпустили его, а Джеку хотелось крикнуть, чтобы она никогда его не оставляла. Мэри отступила на шаг. Джоунс молчал. Боялся, что не справится с голосом. А она не боялась.

– Ты такой красивый, Джек. – Голос ее дрожал. – Такой высокий, сильный, мужественный и неотразимый, копия своего отца. Я счастлива, что у тебя все хорошо. Я больше никогда не побеспокою тебя, ведь я буду знать: ты жив, и с тобой все хорошо.

Она вновь приблизилась к нему, встала на цыпочки, коснулась руками его волос и мягко поцеловала в лоб.

– Прощай, сынок…

Она отвернулась и быстро зашагала к выходу. Он видел, как дрожат ее плечи. Джек не знал, откуда в его душе взялось чувство такой потери. Но он ее не остановил. У него нет матери. И никогда не было.

Джек проснулся рано утром, когда октябрьское капризное солнце еще не успело опалить своим жаром побережье. Было тепло, но не жарко, и приятный солнечный свет обещал хороший день.

Сегодня Джек планировал выйти в море на яхте, и день для этого был просто изумительный. Красавица «Верность» покачивалась на волнах, ослепляя белоснежностью своих парусов.