— Я не могу спать, — не жаловалась, а как бы тайну сообщила. — Когда закрываю глаза, вижу, как летит на нас грузовик, я единственная из всех, кто его видел, все смотрели на нас с Гришкой, а я видела. И в голове кто-то время отсчитывает таким жутким автоматическим голосом четыре секунды.

Власов встал, приподнял ее на руки вместе с простыней, передвинул к краю кровати, запахнув на себе наброшенный на плечи белый халат, лег на койку рядом, с ее левого, менее пострадавшего бока, осторожно приподнял Дашину голову и, уложив себе на руку, обнял:

— Расскажи мне. Все, что помнишь про аварию, подробно, и что видишь.

— Власов, это же страшно! Я спать из-за этого не могу, дышать, так это страшно! — и пожаловалась, и возмутилась Дашка.

— Ничего. — Он поцеловал ее чуть выше виска. — Вот ты расскажешь, и это перестанет быть таким страшным. Я обещаю. Я же рядом, тебе ничего теперь не надо бояться. Давай начни с того, как ты оказалась на заднем сиденье.

Она помолчала, он ждал, взял ее левую, молящую ладошку в руку и ждал.

— Меня утащил Гришка… — заговорила Дашка.

Она рассказывала долго, подробно, припомнив массу самых мелких деталей, плакала, пугалась, переживая все заново. И как не могла дышать и уже умирала, но слышала, как он ее зовет, и возвращалась на его голос. Игорь успокаивающе покачивал ее, целовал тихонько, переживая вместе с ней все ее страхи и ужасы тех страшных часов отчаяния.

И холодел сердцем, осознавая, что она чудом выжила! Чудом!

Дашка все говорила, говорила и о том, как узнала о гибели ребят, и как растолковала ей про вину Катя. Власов незаметно нажал кнопку вызова медсестры. По заранее оговоренному с Антоном Ивановичем плану медсестра неслышно проскользнула в палату, Дашка заметила ее, только когда на ней откинули угол простыни, чтобы сделать укол.

— Не надо! — испугалась она.

— Не бойся, — легонько прижал ее к себе ободряющим жестом Власов. — Больше никаких кошмаров тебе не приснится. Я обещаю.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросила Дашка, но укол выдержала.

— Знаю, — уверил он тоном, которым мужчина ставит точку в любом споре. — Теперь тебе будут сниться только хорошие сны, можно про любовь.

— Сны про любовь, Власов, называются эротическими, — закрывая глаза, еще пыталась говорить Даша. — У меня нога и рука в гипсе и ребра перетянуты, я себе пока эротические сны позволить не могу, боюсь оконфузиться.

— Ну, никто же не увидит твоего конфуза, — порадовался ее быстрой сонливости он. — Так что все можно.

Она уже не ответила. Спала.

Власов полежал рядом еще минут пять, поцеловал Дашку в висок, переложил на середину кровати, поправил простыню, не удержался, поцеловал легко в губы и вышел.

— Ну что? — измученная вконец беспокойством, ожидала его в коридоре Катя.

— Все хорошо. Спит.

Власов взял ее за локоток и повел за собой к медсестринскому посту.

Медсестра их ждала, встала из-за стола и поспешила навстречу.

— Сколько она будет спать? — спросил Власов.

— Антон Иванович распорядился дать усиленную дозу, восемь часов под действием лекарства, но организм ослаблен, поэтому десять часов как минимум точно.

— Спасибо, — поблагодарил он.

И, не выпуская Катиного локтя, повел ее дальше по коридору на выход из отделения и, только когда дверь за ними закрылась, отпустил, повернувшись к ней.

— Катюш, как насчет выпить по рюмашке? — совсем не вопросом-предложением, скорее утверждением обратился он. — Снять стресс, и нам давно пора поговорить и познакомиться поближе.

— Вы настолько серьезно относитесь к Даше? — недоверчиво спросила она.

— Даша Васнецова будет моей женой, а вы, Катя, соответственно родственницей. Как по-вашему, это достаточно серьезно? — поинтересовался устало Власов.

— А она дала свое согласие? — защищала сестру Катя.

— Нет, — улыбнулся он задорно. — Последнее, что она сказала мне на эту тему: «Я еще ничего не решила!»

— В таком случае, — с очень серьезным видом сделала заявление Катерина, — одной рюмашки будет маловато!

Он рассмеялся негромко, легко и приобнял ее за плечи:

— Вы молодец, Катюша! Молодец!

— Да, — не стала отрицать очевидного она, — но на дворе ночь-полночь, и тяпнуть, наверное, можно только в шумных заведениях, а я зверски устала, мне этого не потянуть.

— Вы иногда фразы строите как она, — улыбался уголком губ Власов. — Никаких заведений! Сейчас мы перевезем вас из клоповника в нормальную, хорошозвездную гостиницу, где останавливаюсь я. Вам надо отдыхать в максимальном комфорте, а в больницу будете на такси ездить. И это не обсуждается. — Он достал телефон, быстро пролистывая записную книжку в поисках нужного номера, спросил: — Что будете пить? Вы, наверное, вино предпочитаете?

— В это время суток и при данных обстоятельствах считаю, что водочка гораздо уместнее, — с максимально серьезным видом заявила Катя.

— Умница! — в очередной раз похвалил Власов. — Сейчас закажем, пока доедем, они накроют в моем номере.

Долгого разговора у них не получилось, увы, слишком сильно оба вымотались за последние дни и физически и морально, подойдя к некоему пределу сил.

Выпив пару рюмок за Дашкино выздоровление, закусив немного, почувствовали, как покидает напряжение, уступая место давящей тяжестью усталости, решили, что, пожалуй, хватит.

Власов проводил Катю до ее номера, пожал руку и поцеловал в висок.

Благодарил за Дашу и понимание.


Дарье снились речка, песчаный берег, большое дерево плакучей ивы, ветки которой опустились до самой воды, белый пластмассовый шезлонг, на котором она лежит, прячась в тени листвы от солнца.

Маленький мальчик в смешной панаме и ярких трусишках с серьезным, сосредоточенным личиком у самой кромки воды строит замок из песка. Набирает пригоршни мокрого песка и выкладывает на уже сформированные холмики, видимо подразумевающиеся башни.

Возникший откуда-то сбоку Власов, мокрый, холодный, опустился возле шезлонга на колени.

— Ты спала, а мы плавали и замок строили.

Дашка посмотрела на мальчика, он в этот момент был занят рассматриванием песка у себя в ладошке, посмотрел, посмотрел и засунул его в рот.

— Он ест песок, — сказала она Власову.

— Выплюни сейчас же! — прокричал Власов громко, подскочил и побежал к мальчугану.

А пацан, зажав в кулачки по пригоршне песка, улепетывал, смешно перебирая толстенькими ножками. Власов подхватил его на руки и повторно приказал:

— Открой рот и выплюни!

Мальчишка покачал головой, вывалил из ручонок песок Власову на грудь и с удовлетворением растер.

— Выплюни! — совсем грозно потребовал Власов.

Ребенок выплюнул на ту же широкую грудь, звонко рассмеялся и заявил:

— Какать!

А Дашка расстроилась ужасно, даже мысли свои во сне слышала: «Да что же это такое? Никакой идиллической картинки! Мальчишка, жующий песок, и Власов так нелепо за ним гонялся на полусогнутых ногах, словно курицу в огороде ловил! Да еще это «какать»! Ну почему никакой сентиментальной пасторали, умиротворяющей красоты?»

От обиды она даже проснулась, чуть не плача, и сразу увидела Власова, сидевшего рядом на стуле и внимательно за ней наблюдавшего.

— Ты так смешно бегал, — сказала Дашка, еще не проснувшись до конца.

— Где? — спросил он и улыбнулся своей фирменной улыбкой.

— В моем сне.

— Значит, тебе снилось, как я бегаю? А страшное не снилось?

— Нет, — смотрела на него серьезными глазами Дарья. — Ты прогнал все мои кошмары, как и обещал.

Он посидел рядом с ней совсем недолго, вручил свежий букет, коротко поцеловал и уехал. Кошмары больше ей не снились.

Даша уговорила Катю съездить в Москву на несколько дней.

— Езжай, Кать, я теперь в порядке, а они там одни. Их успокоить надо, дела бытовые решить. И отправь их, бога ради, в Италию. Езжай, Катюш, хоть переключишься, отдохнешь от больницы и меня капризной.

Катька посопротивлялась, скорее для порядка, без искры и напора, и уехала, перепоручив Дашку медсестрам и санитарке, другой, менее болтливой.

А Дарья нашла себе убежище от боли и скорби по погибшим. Она перебирала, как драгоценности в шкатулке, воспоминания. Закрывала глаза и погружалась в них, как в теплое, ласковое море, когда уплываешь далеко-далеко от берега, ложишься на спину, раскинув руки-ноги, расслабляешься телом и позволяешь легким волнам качать тебя в своей колыбели.

Она так ярко, так подробно их видела, до самой крошечной детальки, до сопровождающих запахов, ощущений, звуков, проживания тех чувств и эмоций.

Сбегала из настоящего, исцеляясь одновременно.


Мама и Марио встретили их в аэропорту, пробыли с ними три дня на вилле и уехали по своим рабочим делам, оставив их троих на попечении Марии, экономки и кухарки в одном лице.

Девчонки кайфовали, ленились, немного сибаритствовали под теплым итальянским солнышком, задвинув суету куда подальше, до Москвы.

— Даша, — позвонила ей бабушка, — мы с Лидой опять потеряли где-то телефон моей парикмахерши. У тебя он есть, я помню, найди, пожалуйста.

— Причипуриться решили?

— Космы поотрастали, седина светится, надо порядок навести, — объяснила бабушка Надя.

— Сейчас найду, перезвоню. Целую!

Она переставила симку в телефоне и только полезла в записную книжку, как он запел мелодией вызова у нее в руке.

«Вот же! И здесь достали» — с досадой подумала Дашка.

Итальянский номер знало в Москве ограниченное количество людей, Татьяна, разумеется, и парочка близких друзей, помимо родни. Она посмотрела на определитель — номер незнакомый, может, ошиблись? Поколебавшись, ответила.

— Здравствуйте, Даша, — услышала низкий приятный мужской голос, смутно знакомый и, судя по обращению, не ошибившийся номером.

— Здравствуйте, конечно, но, простите, кто это?

— Игорь Николаевич, — представился он.

А у Дашки почему-то дятлом неугомонным застучало сердце и кровь прилила к щекам.

Она болтала с ним шутливо, понимая, что нервничает, и совсем не понимая, зачем он звонит. А он пояснил спокойным, можно сказать, не очень заинтересованным тоном и, как бы невзначай и между прочим, предложил встретиться в Италии, а она от растерянности бабахнула про ухаживания и интересы.

Ну не клиника, а?

И чего, собственно, так разволновалась?

Ну, звонит мужчина, которому ты дала свой номер телефона, не сильно и заинтересованно звонит, в чем дело-то?

Ругая себя на чем свет стоит, Дашка и сообразить не успела, как дала ему адрес и номер телефона и попрощалась.

И смотрела тупо на трубку в руке, пока Катька не вывела ее из временного кондратия:

— Кто звонил?

— Представляешь, этот Игорь Николаевич!.. — слегка ошарашенно объяснила Дашка.

— И чего хотел? — оживилась интересом Катька.

— У него в Италию командировка, предложил встретиться между делами.

— Однако… Мужчина на вас запал, Дарья Васильевна! — сделала вывод Катька.

— И чем мне это грозит? — тупо поинтересовалась Дашка.

— Большой любовью в лучшем случае, курортным сексом — в худшем. И то и другое не так уж плохо! — резвилась Катька над Дашкиным оторопением.

— Ну что ты несешь, Катька! — возроптала Дарья.

— Н-да, — полила скепсисом ее ропот сестрица. — А по-твоему, мужчина так настойчиво предлагает женщине встретиться, чтобы партийку-другую в шахматишки сыгрануть?

— Да уж! — согласилась Дашка с аргументом тоном Кисы Воробьянинова и отмахнулась. — А, все это ерунда! Ну, понравилась я ему, ну, хочет мужчина почву прощупать на предмет возможного секса, пофлиртовать, ну и что? Фигня, да он, скорее всего, и не объявится, командировки, как правило, отдых на несколько дней не предусматривают.

И, успокоив себя таким образом, постаралась выкинуть из головы этот странный звонок и образ самого Игоря Николаевича.

Катька у них ленилась гулять, предпочитая кулинарить и проводить время в саду, и, пользуясь Дашиным присутствием, переложила прогулки с Лизой на нее.

Они уже заканчивали свой привычный маршрут и подходили к любимому Лизкиному кафе, в котором завершали обычно променад десертом для дитя и кофе для Дарьи.

Даша непонятно почему обратила внимание на мужчину, сидевшего за столиком спиной к ним и набиравшего номер на телефоне. У нее внутри екнуло, и она вздрогнула от неожиданности и странности душевного трепета, когда зазвонил ее сотовый.

Продолжая идти следом за припрыгивающей Лизаветой, Дарья выудила из сумки телефон, посмотрела на определитель — незнакомый итальянский номер.