Все в этой жизни продавалось и покупалось, и все имело свою цену.

- Ну, это мы еще посмотрим. Успокойся, - он вновь встряхнул ее – взволнованную, терзаемую болью ревности, успевшую вцепиться в плечи, - все будет хорошо.

Молодая женщина громко всхлипнула и мотнула головой:

- Ничего не будет! Никогда уже не будет хорошо! Как только она появилась, ты как с ума сошел! Говоришь о ней, спрашиваешь, наблюдаешь за ней в камеры целыми днями, как последний…

Он остановил ее пощечиной. Ударил так, что упала к стене.

- Убирайся с глаз, - прорычал. – Пошла вон, Ирма! – но отпускать надоевшую любовницу было рискованно, слишком много знала и во многом участвовала, чтобы дать ей свободу уйти, и Геннадий сквозь зубы нехотя бросил, словно кость дворняге: - Успокойся, после поговорим.

Он направился в кабинет и взял ключи, спустился на первый, а затем и в подвальный этаж. В конце скрытого коридора находилась тайная комната-сейф с температурным режимом, и Шкуратов, отперев замки, достал со стеллажа картину. Поднялся наверх, сделал звонок Седому и выматерился в сердцах, когда тот и на этот раз не ответил.

 Странно, охрана на входе тоже молчала, и хозяин дома погрешил на связь. Но Руслан отозвался, и мужчина сорвал на нем свою злость.

- Руслан, живо бери из гаража машину и гони ко входу, выезжаем через пару минут.

- Но, Геннадий Львович, а как же…

- Живо я сказал! Увидишь Рому, передай, что я с него шкуру спущу и самолично труп освежую, если он не вспомнит на кого работает! Я не терплю молчанок!

Он все-таки швырнул телефон, сдали нервы. Дорогой гаджет, ударился о стену и включился.

- Сволочи, умеют же делать! – Шкуратов наклонился и поднял аппарат. Положил картину на стол, проверяя рабочие функции сотового.

В это мгновение он продумывал диалог с посредником и не слышал, как к нему со спины подходил незнакомец. Но внимание обоих мужчин привлекло движение за окном – стремительно приближающаяся к дому фигура парня.

- Что? – Шкуратов замер, нахмурившись, увидев постороннего там, где охранял свою территорию пуще зеницы ока. - Какого черта?!

Он сделал было шаг, но второй мужчина сориентировался быстрее. Ударил ребром ладони в шею, вложив в удар всю силу, и обрушил грузное тело к своим ногам. Пнул его, уже бесчувственное, с ненавистью сначала в пах, потом в живот. Не так он себе планировал встречу с тем, кого называли Шкурой, хотелось поговорить по душам, но появление парней нарушило планы.

Ничего, он готов испробовать месть и под холодным соусом.

Ты для меня

Так было и будет всегда

В том или этом мире

Дай мне найти тебя

Игнат остановился у самых дверей коттеджа. Вспомнив слова Ильи о том, что Альку вряд ли станут держать в доме, как гостью, развернулся. Огляделся по сторонам, охваченный лихорадкой поиска. Хотелось кричать во всю силу легких, выкрикивая имя своего Алого, но боялся обнаружить себя и тем самым не успеть помочь. Обостренные чувства рвали душу на части, подсказывая, что она здесь, рядом. Здесь!

Так где же ты, Алый? Где?


- Генрих Соломонович! Вставайте! Что-то происходит, я чувствую!

Художник лежал ни жив ни мертв, не в силах говорить. Он слышал все, что Шкуратов сегодня сказал Сашке и не мог поверить, как раньше не замечал всей страшной подлости этого человека. Как мог обмануться, из всех своих знакомых доверившись именно ему. Чудовищу, с легкостью ломавшему чужие судьбы. Ужасная ошибка, стоившая им двоим свободы.

Первый раз в жизни Генриху хотелось совершить убийство. Не преступление, а возмездие. Раздавить негодяя собственными руками, сжечь в пепел, чтобы даже землю останками не порочил. Но сил не было, однако дух в художнике протестовал. Подлец! И как только он посмел после всего предложить девочке такое унижение? За глоток свободы продать тело и талант! Продать душу!

Низкое существо, не достойное носить имя человека!

- Саша, больше я не стану тебя слушать, - отозвался мужчина. – Мне не нужна жизнь, за которую тебе и твоему ребенку придется заплатить свободой. Это неправильно.

- Генрих Соломонович…

- Нет, это ты меня послушай, девочка! – художник перебил ученицу, усаживаясь на кушетке. От переживания болели сердце и душа, и спирало в груди дыхание. Пора было самостоятельно закончить это тюремное заключение. – Тебе необходимо бежать из этой клетки, больше ждать нельзя! Хитростью, обманом, все равно как, но выбираться отсюда и думать о себе! Этот нелюдь не заслужил такого подарка, как ты! Не хочу и дальше видеть, как он упивается собственной безнаказанностью! Я свое пожил и помогу тебе. Попробую отвлечь, задержу сколько хватит сил хоть одного подлеца. Не станет он в тебя стрелять, ты для него слишком ценный трофей, а обо мне не думай. В городе расскажу к кому обратиться. Вот только завещания написать не успел, старый я дурак! Простить себе не могу…

Сашка не слушала. Минуту назад она услышала выстрел и теперь, придвинув к стене стол, взобралась на него и во все глаза смотрела через край высокого окна на видимую часть двора, где происходила драка. Фонари горели в стороне, и в сумерках спустившегося вечера не удавалось рассмотреть нападающие стороны. Лишь мелькали фигуры и руки.

Где-то в доме раздался женский крик. Кричала Ирма. Истерично. Наконец-то и Генрих очнулся. Вскинул изумленное лицо, встретившись с девушкой взглядами.

- Саша, что происходит? – растерянно спросил. - Кажется, я только что слышал… крик?

Сашка отвернулась к окну.

- Да, Генрих Соломонович. На территории дома чужие, но не полиция, это точно. Не могу пока разобрать, но кто-то схватился с охраной… Черт! Я не думала, что у Шкуратова столько людей! Гнилая трусливая сволочь!

Какой-то высокий парень держал в обороне двоих, пока еще двое дрались один на один. В желтом свете фонаря мелькнула смутно-знакомая темно-рыжая шевелюра. Парень откатился, отброшенный ударом в грудь, и стало видно второго парня, набросившегося на охранника.

Глаза распахнулись, и крик вырвался сам собой, даже подумать не успела.

- Игнат! – руки ударились о стекло. – Игна-ат!

Сашка птицей слетела со стола на пол, схватила в ладонь какой-то предмет и запустила в окно. Двойное стекло не разбилось, и девушка выдернула из-под стола высокий табурет, на котором иногда рисовала, и вновь вспорхнула на стол. Смахнула ногой на пол дешевый чайник, печенье и чашки, дорогие тюбики с краской…

- Саша, что ты…

…и  жахнула табуретом по окну со всей силы. Еще раз, и еще! Все больше покрывая стекло трещинами.

– Генрих Соломонович, - бросила старику. – Обувайтесь, быстро!

Удар. Еще один. Табурет раскололся, но часть стекла отошла.

- Игна-ат!

Сашка с проклятием и без страха ударила по стеклу кулаком.

- Сволочь, ненавижу! - прошипела, вспоминая Шкуратова. – Ненавижу! – пообещала врагу, пусть он ее сейчас и не мог услышать: - Если ты с Пухом хоть что-нибудь сделаешь, хоть пальцем тронешь, я тебя сама убью! – поклялась. - Сама!

Никогда еще Сашка не боялась так, как сейчас – не за себя. Сердце сдавил лютый страх за Игната. Понимала куда попал и к кому, выручая ее. Игнат, ее Игнат! В жуткую трясину беспощадного паука!

За дверью послышались шаги и ругань, кто-то бежал к пристройке.

- Шлюха! Подстилка малолетняя! Все из-за тебя, дрянь! Это ты всех нас сдала, ты! Я тебе сделаю! Ты у меня в собственном дерьме подохнешь!

Растерянный Генрих успел встать на ноги и Сашка, спрыгнув на пол, отшвырнула разломленный табурет в сторону, быстрее схватила старика за плечи и толкнула к стене.

- Нет, Саша, я…

- Ради Бога, только не высовывайтесь!

 Сама метнулась к входной двери и встала за ней, налетев плечами и затылком на стенную панель.

Нетерпение, ненависть и жажда расправы заставили Ирму забыть о том, что препятствие на пути к пленнице заперто. Она рванулась в дверь, но та не поддалась, и уже через секунду женщина из пистолета расстреляла замки, полная решимости совершить самосуд.

- Я достану вас, твари!

Сашка не ждала, она нутром чувствовала нужный момент, когда следует действовать. Пнула с силой, ударила дверью входящую в лицо, предупредив следующий выстрел. Дальше била отчаянно и быстро. Не щадя, спасая себя и ребенка, Генриха. Отбирая у соперницы силы и сознание. Вкладывая в стремительную расправу всю ненависть.

- Не достала! – бросила на рваном дыхании над поверженной тюремщицей, разжав кулаки.

Схватила пистолет. Стрелять не умела, но не хотела оставлять оружие Ирме.

Крикнула, обернувшись:

- Генрих Соломонович, бежим!

Художник не подвел, заторопился рядом.

Им удалось пересечь террасу и выбраться из задней части дома. А на лестнице удача отвернулась – столкнулись с Ханом. Он словно поджидал их – агрессивный и взбешенный, оказавшись на пути. Оба остановились, тяжело дыша.

- Беги, Саша, я его задержу! – старик смело бросился на парня, но тут же упал, отброшенный ударом ноги в сторону. Застонал у стены, не в силах подняться.

- Сволочь! Сдохни!

Сашке не повезло с выстрелом – промахнулась. Чуть не взвыла от досады! Зато Тарханов среагировал быстро, выбил оружие из руки пленницы и сбил с ног. Повалил девчонку на пол, прижимая собой к полу.

- Хотела сбежать, Чайка? Не получится. На этот раз ты безоружная, и я добрался до тебя! Теперь за все ответишь!

Боролась отчаянно, как могла, но сил не хватало – на Ирму истратила. Когда руки Хана сомкнулись на шее, впилась пальцами в глаза гада. Ударила кулаками по ушам, на миг оглушив…

- Алька! – услышала крик Игната вдалеке, но разве ответишь? И снова уже ближе сумасшедшее: - Алька!

- Сука, - Тарханов взвыл, - ненавижу! – но рук не отпустил. Внезапно прижался губами ко рту, не давая вздохнуть.

Игнат налетел как вихрь и стал для Сашки тем, кем был всегда - глотком чистого воздуха. Оторвал Хана от девушки и схватился с врагом насмерть. Оба дрались на пределе сил, не жалея себя, круша мебель и нанося удары. Но ярость Игната оказалась сильнее, он добрался до тех, кто отобрал у него Альку и лишился жалости. Схватив Тарханова за грудки, отбросил спиной на лестницу, и впечатал кулак в искаженное яростью лицо, снова и снова разбивая его в кровь. Когда соперник не ответил, отступил, тяжело дыша.

- Мразь! – хотелось добить подонка, но рядом была Сашка, а в нем жила потребность видеть ее.

Алый. Его Алый. Он наконец-то нашел ее живой…

- Игнат!

…и повернулся.

Сашка поднялась на ноги и во все глаза смотрела на парня, все еще не веря, что видит своего Пуха. Что время разлуки для них закончилось, и он нашел ее, как обещал. Что он здесь, пришел за ней, и она наконец-то может его обнять. Крепко обнять, почувствовав под щекой тепло сильного тела, знакомый запах ее мужчины и ласковое дыхание в волосах. Он был ее домом, ее сердцем, ее душой.

Даже мальчишкой значил для нее так много. Пусть никогда не говорила, но всегда понимала.

«Запомни, Алька, ты больше не одна».

Да, она не одна!

- Игнат!

- Аля, Алечка…

Их общему миру было плевать на место встречи и людей. Едва эти двое увидели друг друга, он раскрылся для них, заслонив собой все остальное.

Игнат шагнул навстречу.

Генрих Соломонович заметил движение и успел упасть на руку Тарханова, но выстрел все равно прозвучал…



- Нет! – Сашка всегда была сильной.