– Ты любишь читать?

– Да, – ответил Игнат. – А ты?

– И я, – призналась Сашка. – Очень!

– Если хочешь, ты можешь взять любую из моих книг. Давай покажу! – вежливо предложил мальчишка и потянулся к стеклянной дверце, а Сашке вдруг стало нехорошо.

– Нет! – глухо ответила она, упрямо качнув головой, и побледнела.

Под стеклом в шкафу лежали дорогие краски. Новенький набор акварели – «Невская палитра «Белые ночи», тридцать шесть цветов. И кисти. Белая, несбыточная Сашкина мечта. Девочка застыла, не в силах отвести от набора взгляд.

– Пух, неужели ты рисуешь? – спросила изумленно, затаив дыхание.

Сколько цветов! Сама Сашка смела мечтать лишь о двенадцати.

– Я? – мальчишка засмеялся. – Нет. Совсем не умею. Это папа! Купил, вдруг пригодится. Знаешь, родители много чего покупают мне просто так. Мне не нужно, но они все равно покупают. А я, честное слово, не прошу!

– Они тебя любят, – выдохнула Сашка.

– Думаю, да, – серьезно согласился Игнат и неожиданно спросил, расслышав в голосе девочки грусть: – А твоя мама? Она кто?

– Никто. У меня нет мамы.

– Как это? Совсем нет? – изумился мальчишка, но тут же спохватился. Смутился. – Извини, Аля. – Мысль о том, что у Сашки нет мамы, очень его взволновала.

– Да ничего, я привыкла, – девочка повернулась и посмотрела в синие глаза. – Я живу с папой. У нас есть двоюродная тетя Нина, но она живет в деревне, и я только летом могу ее навещать. А больше никого.

– Наверное, папа тебя очень любит? – Игнат не знал, что еще сказать, а Сашка промолчала.

В комнату заглянула пожилая женщина и важно поправила очки.

– Внучок, может, предложишь гостье чай? Только что закипел. Я как раз привезла на гостинец рулет с брусникой и малиновое варенье. – Она обратилась к девочке: – Детка, тебе малинку в чай класть? Она у нас вкусная, лесная, я сама летом собирала. А может, вам бутерброды приготовить? Игнатушка, как думаешь, чем нам порадовать твою гостью?

Мальчишка оживился, а Сашка съежилась.

– Конечно же, чай! Я сейчас! – бросился на кухню, позабыв о ноге, изумив женщину не по-мальчишески твердым: – Бабуля, я сам!

– Надо же! Ну, как скажешь…

Прежде чем уйти, женщина еще с минуту задумчиво оглядывала девочку, и Сашка под этим изучающим взглядом стояла ни жива ни мертва. Девочка думала: и зачем она только сюда пришла? В мир светлых ковров, тихих звуков и вкусных запахов? Дважды заштопанная на носке дыра горела факелом, как и растянутая на свитерке горловина. Тяжелый взгляд Ксюши даже здесь давил на плечи, не давая Сашке забыть, кто она и где ее настоящий мир. А что если ее сейчас выставят из этого красивого и доброго дома, как хитростью прокравшуюся в него воришку? Хотя Сашка ничего не брала. Она никогда и нигде ничего не брала…

– Аля, что с тобой?

Игнат вошел, поставил поднос с двумя фарфоровым чашками и печеньем на письменный стол, и посмотрел на девочку. Бабушка уже ушла, они были одни, и можно было никого не стесняться, разве что себя самого и своего желания.

Он колебался и все же осмелился. Руки у Сашки оказались холодными, как ледышки, хоть бери и грей. И Игнат попробовал согреть, несмело сжав их в своих горячих ладонях.

– Я не знаю, чего ты боишься, но не бойся, пожалуйста, – тихо попросил и вдруг сказал: – Аля, почему?

– Что, почему? – Сашка смотрела прямо в глаза и рук не убирала. Ей понравилось неожиданное тепло, исходящее от мальчишки, оно оказалось сродни подарку, и она жадно его впитывала.

– Почему ты не смеялась, когда я упал на уроке физкультуры? Все смеялись, а ты нет. Это, должно быть, было весело – неуклюжий толстяк и баскетбольный мяч.

Ответ давно крылся в Сашкиных мыслях, и признаться не составило труда. А еще девочка помнила, как отчаянно мальчишка старался не разреветься, когда больно подвернул ногу и не сразу смог встать. Тогда его забрали из школы родители, и Сашка снова шла домой одна.

– Потому что они дураки, Пух, и не понимают, что ты лучше их всех.

– Ты, правда, так думаешь?

– Правда.

Но чай остывал и Игнат рассыпал на столе сладости из школьного подарка. Подвинул к девочке конфеты получше.

– Зачем ты? Это же самые вкусные! – удивилась Сашка.

– Ну и что. У меня еще есть, вкуснее! – Игнат выбежал из комнаты и вернулся с красивой коробкой в руках. Щедро раскрыл ее перед девочкой.– Попробуй! Эти – мои любимые!

Сашка попробовала и решила, что теперь они и ее любимые тоже.

– Нравятся?

– Да.

– Аля…

А потом Игнат рассказал, как отдыхал на море и плавал с дельфинами. Это оказалось почти так же круто, как увидеть своими глазами северное сияние, и если Сашка не против, он сейчас включит компьютер и обязательно ей покажет, как это красиво. И показал. Внутренний мир девочки тут же ожил и благодарно заиграл яркими красками. А потом Игнат признался, что давно мечтает научиться играть на гитаре, как знаменитый Джимми Пейдж…

– Как, ты не знаешь, кто такой Джимми Пейдж, и никогда о нем не слышала? Аля, он же настоящий волшебник! Я тебе сейчас покажу!

…И что, кажется, родители собираются подарить ему музыкальный инструмент уже совсем скоро, на этот Новый год.

– Но это, – мальчишка засмеялся и его ямочки притянули Сашкин взгляд, – конечно же, большой секрет! А бабушка случайно проговорилась!

Он очень удивился, когда узнал, что у Сашки нет мечты, и что она ничего не хочет, и честно сказал, что так не бывает. А потом все-таки сыграл ей на пианино веселую мелодию и последнюю разученную пьесу – по словам Игната, жутко скучную, но Сашка ни капельки не заскучала. Они оба даже не заметили, как тихо за дверью наблюдала за их общением вся семья Савиных, и как быстро летело время. А потом…

В квартире снова оказалось накурено и пахло кислым, а из кухни доносились всхлипы Ксюши вперемешку со смехом и пьяным признанием Диме в любви. Сашка открыла дверь и проскользнула в дом едва слышно, не желая нарушать примирение взрослых, но отец все равно поймал дочь в прихожей и больно впился в плечо сильными пальцами.

– Санька! Стоять! – прорычал хрипло, разворачивая девочку к себе. – Сюда иди! Где была? – грозно спросил, дыхнув перегаром.

– Гуляла.

– Без куртки? Вре-ешь. – Отец присел на корточки и придвинул девочку к себе. Заглянул в глаза. – Где? Опять на крышу забиралась?! Я же тебя предупреждал…

Сашка не ответила. Да, можно было что-нибудь соврать, но девочка не хотела. Как всегда, смотрела на мужчину исподлобья, но прямо, сжавшись в комок. И только душа трепетала, билась птицей в тесной клетке, больно раня крылья о прутья. Почувствовав вкус чужой свободы, она оказалась готова заплатить болью даже за глоток.

– Молодец, – пьяно захохотал Шевцов. – Моя кровь, не сучья! Могла бы и в рожу папке плюнула, да, Санька? Но не сможешь, – он хлопнул девочку пятерней по лбу, не рассчитав силу, и затылок больно стукнулся о стену. – Не надейся. Никогда не сможешь! Клянусь, я из тебя всем на зависть человека сделаю!

Мужчина поднялся, пошатываясь, и притянул дочь к себе. Поцеловал в макушку, надолго и с чувством припав к Сашке губами.

– Никому тебя не отдам, – повторил знакомые с детства слова, стиснув хрупкие плечики. – Никому, Санька! – И, словно очнувшись, подтолкнул привычно под спину.

– Ладно, иди. Считай, что я сегодня добрый. Одевайся, пойдешь на улицу…

– Зачем? – глухо спросила девочка.

– Сигареты закончились. Вернешься, сиди у себя, поняла? Нечего тебе на паскудство взрослых смотреть.


Но прежде чем вечер закончился, и Сашка легла спать, она рисовала. Сегодня в ее груди тихой радостью пело маленькое счастье. Глядя на открытку в руке, девочка простым карандашом наносила на стену своей спальни линии города будущего и как никогда верила, что однажды этот город проступит сквозь старые обои ее личной сказкой, когда она разрисует его цветными мелками.

А за похожей стеной, только этажом ниже, счастливо улыбался синеглазый музыкант, сочиняя свою первую в жизни мелодию. Ее звуки еще были несмелыми и тихими, как первые капли весеннего дождя, как робкие чувства, толкнувшиеся в сердце мальчишки, но Игнат знал – она обязательно станет настоящей.

На следующий день выпал рыхлый пушистый снег. Он падал и падал, падал и падал на землю красивыми нежными хлопьями, и вся детвора окрестных домов высыпала на улицу. Мальчишка ждал девочку под окном, и она вышла. Они лепили снеговика, играли в снежки и просто смотрели друг на друга. В этот последний день старого года Игнат понял одну важную вещь, а еще увидел, как Алька улыбается. И услышал, как смеется. А еще она бегала так быстро, что никто во дворе не мог ее догнать.

Алька… Эти каникулы стали самыми счастливыми в их жизни. Но все однажды заканчивается, и счастье Сашки закончилось так же внезапно, как и началось.

– Ирина, если не ошибаюсь?

– Да?

– Простите, Ирина, можно вас на минутку. Я ваша соседка, баба Лида из третьей квартиры. Гаркуша Лидия Никитична. Какой мальчик у вас славный. Слыхала, вроде Игнаткой зовут?

– Спасибо. Да, Игнатом.

– Который день смотрю в окно и умиляюсь: ну до чего же воспитанный ребенок! Такая редкость в наше время. И опрятен, и одет как игрушка, и вежливый, а уж какой симпатичный! Сразу видно, что из хорошей семьи. И родителям не плевать на сына, как некоторым. Мне, старухе, особо делать нечего, вот и гляжу в окно на деток, радуюсь. Смотрю и внучатам своим носки вяжу – при дневном свете оно сподручнее. А тут мальчик ваш бегает, такой хороший. Уж я-то в людях разбираюсь.

– Да, погода стоит чудесная, а в школе каникулы. Золотое время для прогулок на свежем воздухе. Игнат у нас очень загружен учебой, так что мы с мужем только рады, что у него появились друзья и он доволен.

– Не только друзья, но и подруги. Еще годочков шесть, и прохода от девчонок у вашего Игнатки не будет! Не дай Бог, вертихвостка какая-нибудь попадется, собьет с пути, или с компанией дурной свяжется. За такими детьми уже сейчас глаз да глаз нужен. Жизнь она такая – оступился разок, а кривая возьми да и выведи на обочину.

– Простите, Лидия Никитична, я не совсем понимаю… Это вы о чем?

– Это я о том, дорогая Ирина, что не с той компанией ваш сынок гуляет. Смотрю, с Санькой Шевцовой связался из тринадцатой. Без году неделя знакомы, а уже не разлей вода. А девчонка-то эта, как волчонок дикий. Ни тебе людям здрасти, ни тебе до свидания. Не расскажет о себе ничего, сколько уж раз пыталась ее допытать. Еще маленькой была, сверкнет серыми глазищами, и убежит! Гостинца с рук не возьмет! Но откуда там вежливости взяться-то и уважению к старшим, когда ни мамки родной, ни бабки, чтобы научить. Один папаша, и тот пьянь!

– Подождите… Вы о Саше говорите, с четвертого? Да, я слышала от сына, что у девочки нет мамы.

– О ней, о ком же еще! И о папке ее! Здоровый боров, красивый мужик, здоровья там на два века хватит! На строительном складе грузчиком работает. Бабы на него как течные телушки вешаются. А потом сбегают, дурищи, со слезами да с синяками. А может, он их сам в шею гонит, кто разберет. Так вот, Димка этот Шевцов еще после армии психом вернулся. Мало того, что детдомовский, так война последние мозги отшибла – уж не знаю, где он там воевал. Говорят, с ножиком ходит, как настоящий бандит! Борька Маслов, электрик наш со второго подъезда, как-то пил с ним в пивбаре, а после рассказывал мужикам, что Димка два года наемником служил на Ближнем Востоке. Не одного человека собственноручно порешил. На эти деньги и квартиру в приличном месте купил. К нему и сейчас типчики шастают – не приведи Господь! Урки, иначе и не скажешь! А не дай Бог, ваш Игнатка к ним в гости заглянет? Ты, Ириша, подумай на досуге. Побеспокойся за сыночка-то.

– Господи… С-спасибо.

– Да мне-то за что? Я о хороших людях беспокоюсь! Надоумила, мне и легче. А то смотрю – бегают, хохочут. Ишь ты, волчонок с курчонком…

Сашка стояла на лестничной площадке, опустив руки. В одной из них болтался пустой пакет для хлеба, в другой – до самого пола свисал шарф. Она стянула его с шеи, когда перехватило горло и стало нечем дышать.

Женщина поднималась по лестнице не спеша, уйдя в свои мысли, вспоминая, где сейчас ее сын – на улице, или дома. После первого визита девочка больше не приходила в их дом, но Игнат словно жил новой дружбой с Алькой. Когда Ирина Савина увидела девочку на площадке, она от неожиданности вздрогнула. Отвернулась от ребенка, растерянно поджав сумку к груди, застучала каблуками, а Сашка и себе уставилась в стену. Так и разминулись молча, даже не поздоровались.

В тот день Сашка впервые из магазина не принесла сдачу – потеряла по дороге, и Ксюша не сдержалась. Руку, конечно, не подняла, побоялась, но обматерила со всем чувством. И плевать, что девочка едва ли ее услышала, а потеряны оказались сущие копейки. Появилась причина, и раздражение женщины выплеснулось с лихвой.