– Ну и почему же? – спросил Димка сквозь зубы.

– Потому что я тебе не нужна. И никогда не была нужна. Ни так, ни даже в постели. Ты обращаешься со мной так, словно я какая-то вещь неодушевленная. Попользовался и выбросил. Я так не могу больше.

– Ну, конечно, – саркастически произнес Дмитрий. – Ты же у нас этим местом только и умеешь думать, ничто другое тебя не волнует!

Ира ничего не ответила.

– Ну, что молчишь? Нечем крыть?

– Дима, я так надеялась, что мы сможем расстаться по-хорошему, без взаимных упреков и скандалов.

– Без упреков? – Дмитрий больно сжал Ирино запястье. – И ты смеешь меня в чем-то упрекать? Ты вела себя, как шлюха, когда мы познакомились, а теперь ты просто толстая корова, которая заявляет, что она, видите ли, недовольна, что муж на нее не смотрит. Да на тебя смотреть противно!

– Ах, противно? – сощурила глаза Ира.

– Да, противно!

– Это ты так считаешь, а вот один мой знакомый считает совсем даже наоборот, – Ирина вызывающе посмотрела на мужа. И Димка залепил ей пощечину, не выдержав этого взгляда.

У Иры на глазах выступили слезы, но она сказала довольно спокойно:

– Вот видишь, я права. Нам действительно лучше расстаться. Пока ты не начал бить меня регулярно. А с Настасьей будешь общаться, когда только сможешь. Я тебя не обману.

Она всхлипнула – и неожиданно почувствовала, что не испытывает больше угрызений совести из-за свого желания развестись. Сейчас Дима влепил жене оплеуху, а через год будет бить ее просто потому, что настроение плохое. Ира видела подобную семейную пару в одном из гарнизонов, когда училась в восьмом классе. И она не хотела подобной участи. Конечно, плохо лишать Настю отца, но жить в обстановке постоянного скандала Ира не хотела. И дочку это не сделает счастливой.

Эпилог

Евгении Грушевской исполнилось двадцать четыре года. Утром второго апреля, критически разглядывая свое отражение в зеркале, она обнаружила у себя первый седой волос, но не расстроилась. Опять болела голова после вчерашнего. Второй год подряд в свой день рождения она в одиночку напивалась, а потом ехала на кладбище. В этот день ее терзало чувство вины, ей хотелось умереть и быть похороненной рядом с мужем. А второго апреля ее мучил похмельный синдром. Но потом она напоминала себе, что у нее маленькая дочка, которую нельзя оставлять без матери, и больная свекровь со своими проблемами, – и понимала, что умереть не получится.

Женя встала и направилась на кухню готовить завтрак, думая о том, что надо искать новых жильцов для той квартиры, в которой раньше жила Валентина Алексеевна. И о том, что деньги заканчиваются, а до зарплаты еще целая неделя.

Когда в дверь позвонили, она удивилась: «Кого там принесло в такую рань? Наверное, соседка с третьего этажа – снова хочет одолжить сахара».

Женя открыла дверь и остолбенела – на пороге стоял Димка.

– Здравствуй, Ева, – проговорил он.

– Здравствуй... Ты ко мне?

На протяжении первых двух лет после разрыва отношений Женя иногда мечтала о том, как Димка придет и попросит прощения, а она гордо ответит ему: «Уйди, видеть тебя не желаю». А он начнет ползать на коленях и клясться-божиться, что всегда любил только ее и что никого ему больше не надо.

Теперь же, когда мужчина всей ее жизни стоял на пороге, Женя смотрела на него, а в голове у нее была только одна мысль: «Хватит ли на всех тех макарон, которые я поставила вариться?» Так они стояли на пороге, пока из глубины квартиры не раздался детский голос:

– Мама!

Евгения очнулась.

– Заходи, мы как раз сейчас завтракать сядем.

Димка прошел вслед за Женей. Она махнула рукой в сторону кресла:

– Садись, я сейчас, – и ушла в другую комнату.

Дима сел, внимательно осмотрелся. Квартира производила странное впечатление: словно в ней сначала жили другие хозяева, которые при переезде забыли половину своих вещей. Новый телевизор стоял на какой-то немыслимой табуретке, а рядом со старым шкафом соседствовали красивые стулья. Женя вышла через несколько минут, держа на руках девочку. Димка приподнялся к ним навстречу.

– Дим, пойдем, я вас накормлю. Скоро и Валентина Алексеевна выйдет.

Завтрак прошел в молчании. Женя представила Димку как своего друга детства, и Валентина Алексеевна посматривала на него с недоумением: что за друг такой, о котором она никогда не слышала и который ни разу не был в доме.

Поблагодарив хозяйку за вкусные макароны, Димка сказал:

– Простите, что, может быть, нарушил ваши планы, но с вашего разрешения я ненадолго уведу Ев... Евгению из дому.

Женя удивленно взглянула на Дмитрия, но ничего не сказала, только попросила подождать, пока она переоденется. Когда она ушла, Валентина Алексеевна спросила:

– А почему я раньше никогда вас не видела?

– Я военный, жил далеко, потом в Грозный направили, и, вы знаете, на третий же день меня ранило осколочным в ногу. Я долго лежал в госпитале, думал, останусь без ноги, но обошлось.

Дима вкратце рассказал собеседнице о своих злоключениях в госпитале. Она внимательно выслушала и сказала:

– Вы счастливый человек. А вот мой Матюша... Ему не повезло... Его зарезали... На следующий день после дня рождения... А я... я с тех пор болею... Хорошо, Женечка рядом. Вы знаете, она очень любила Матюшу, и он в ней души не чаял. У них были такие романтические отношения... Это хорошо, что вы с ней пойдете прогуляться. Женечка ведь никуда не ходит, но это мы с Оленькой виноваты. Я стараюсь все по дому делать, но вот на улицу почти не выхожу. Знаете, ноги почему-то плохо слушаются... И голова кружится... У меня давление... Сводите Женечку в ресторан. Хотя нет, сейчас же утро... Тогда просто прогуляйтесь по парку, подышите свежим воздухом. Вы хорошо знаете город?

– Не очень, – улыбнулся Дмитрий.

– Ну, Женечка устроит вам небольшую экскурсию, ведь они с Матюшей еще студентами очень часто ходили по городу.

Женя позвала из коридора:

– Дим, пойдем.

Они вышли из подъезда и направились к небольшому скверу рядом с домом. Дима чуть прихрамывал. Он смотрел на Женю и не узнавал ее. Он думал, что она будет ругаться, кричать, закатит истерику, но ничего подобного она не делала. И это его настораживало.

Дима и Женя молча дошли до скамейки, на которой лежала забытая кем-то мягкая игрушка – алое сердечко с розовыми рюшами. Женя посмотрела на игрушку и вспомнила ту скамейку, где между ней и Димой сидел полосатый плюшевый тигренок с испачканным синим фломастером ухом. Это было восемь лет назад! Евгения взяла в руки сердечко, думая о том, возможно ли повернуть время вспять и снова стать той беззаботной Женькой. Слишком много довелось ей испытать за прошедшее время: и долгое, трудное привыкание к мысли, что любви никогда больше не будет, и замужество с человеком, которого мужем в прямом смысле нельзя было назвать, и рождение дочери... С Матвеем она провела всего две ночи, и только ради того, чтобы зачать ребенка, – Валентина Алексеевна очень хотела стать бабушкой. Да, много испытаний пришлось ей пережить. Смерть Матвея, рядом с которым она не знала бытовых проблем. И последние два года жизни, когда навалилось все сразу: и поиски работы, и проблемы с Ольгой, ее слишком рано было отдавать в садик, и свекровь, которую подкосила смерть сына...

Женя еще раз посмотрела на сердечко, и у нее вырвался горький вздох. Молчание прервал Димка:

– Ева, не знаю, сможешь ли ты меня простить. Я понял, что был дураком и что мне никто не нужен, кроме тебя. Пока я лежал в госпитале, пока лечил ногу, я все время думал о тебе. Но я не знал, что у тебя умер муж. Я думал – вы счастливо живете.

– Мы жили счастливо, – отозвалась Женька. – Мы были настоящими друзьями.

– Но Валентина Алексеевна...

– Она ничего не знает. И не рассказывай ей об этом. Ей очень тяжело. Дима, это было так страшно, когда мне позвонили из больницы и сказали, что Матвей в критическом состоянии. Он шел вечером домой от знакомых, и на него напали хулиганы. Понимаешь, Дим, с тех пор мне кажется – это я во всем виновата, в том, что все произошло именно так. Тем вечером я просила его никуда не ходить, остаться с нами. Но он не послушал...

Дмитрий вздрогнул, вспомнив старую цыганку.

– Ева, дорогая, ты ведь не вернешь того, что уже произошло. Ты должна думать о будущем. Я долго думал, прежде чем приехать. Думал, что я тебе скажу, как ты меня встретишь? Говорят, люди меняются. Наверное. Я полгода валялся по госпиталям, и времени задуматься о жизни у меня было предостаточно. Я вспоминал тебя каждый день.

– А как же твоя жена?

– Жена? – Дима осекся. – Знаешь, я до сих пор не могу понять, почему Ирина меня прогнала...

Дмитрий рассказал Жене о том, как он любил дочку, и о том, как бывшая жена обвиняла его в черствости и холодности. Женя внимательно слушала, думая о том, что это именно она, Евгения, во всем виновата. Если бы не ее детское нежелание брать Димкину фамилию – не было бы ни ссоры, ни расставания. И Ольга была бы Димкиной дочкой, а не Матвея.

Дима рассказывал о дочери, а потом вдруг взял Женю за руку и произнес:

– Ева, выходи за меня замуж. Главное – быть вместе, а остальные проблемы мы как-нибудь решим.

У нее на глазах выступили слезы.

– Дим, но ведь я теперь не одна. У меня есть Оленька, у меня есть Валентина Алексеевна, которую я не могу оставить. Не знаю, Дим. Если бы ты появился чуточку раньше, когда еще Матвей был жив... Мне иногда кажется, что я живу уже лет триста и все триста – мучаюсь...

– Вот что, – решил Димка. – Поехали ко мне. У меня свой дом на хуторе. Дед умер... Я тебе шашку покажу.

– Шашку? – Женька улыбнулась, вспомнив их разговор на мосту в ночь прощания со школой. – А она правда не ржавая?

– Ты что! – воскликнул Дмитрий, глаза его блеснули. – Самая настоящая, блестящая шашка. С фамильной надписью.

– Там ваша фамилия написана?

Он грустно усмехнулся:

– Ты... опять за старое?!

– Нет, Димочка. Ты меня прости, я была дурой. Живешь ведь не с фамилией, а с человеком. Жаль, что я раньше этого не понимала...

– Значит, ты согласна стать Костоглодовой?

– Да.

Через месяц они поженились.