У Хелены вновь начались схватки, и она впилась ногтями в ткань своего платья.

– Ты ошибаешься! – объяснила чуть позже. – Он не может меня любить. Никто меня любить не может, я… – девушка всхлипывала от боли, изнеможения и страха. – Я очень плохой человек.

Моана покачала головой.

– Ты человек, над которым висит черное облако. И это я тоже видела. Именно об этом с тобой сегодня хотела поговорить Ахурева. Потому что это нехорошо для ребенка, – маори улыбнулась. – Похоже, он совсем не хочет выходить наружу. – Моана ненадолго задумалась. – Я должна сейчас спеть ему песню, тогда он будет знать, что его тут ждут. Просто произошло как раз…

Хелена чувствовала, что ребенок жаждал появиться на свет, вне зависимости от желания его матери.

– Ты видишь… это облако? – спросила полячка, чтобы отвлечься от боли и от мыслей о Джеймсе. Моана наверняка ошибалась. Этого не могло быть, чтобы Джеймс любил ее.

– А разве я не права? – настаивала Моана.

Хелена, взглянув на нее, кивнула.

– Кажется, меня обволакивает темнота. И это на самом деле так. Я… наказана за то, что сотворила, – она снова вспомнила лицо Люцины. На глаза наворачивались слезы.

Моана положила руку на плечо Хелены.

– Не плачь, – прошептала она. – Не пугай ребенка. – Девушка напевала мелодию, но потом, словно опомнившись, поняла: Хелена совершенно не готова к родам. Еще не настало время звать младенца. – Не хочешь мне рассказать? – осторожно спросила Моана и отставила лампу в сторону, так, чтобы свет не падал на лицо Хелены. – Что тебе довелось пережить? Расскажи о твоей пепеха.

– Объясни еще раз, что такое пепеха, – попросила Хелена и застонала, когда накатила следующая волна схваток.

– Твоя история, – сказала Моана. – История твоего прошлого. И даже больше. Твоя пепеха рассказывает о том, что было и что будет…

Хелена цинично засмеялась.

– И нга ва о муа, – ответила девушка. – Скоро я этого больше не услышу. И да, конечно, вы правы. Мое предательство в прошлом определяет мое будущее, которое навсегда разрушено. Это правда, это справедливо… но с меня сейчас хватит. Я больше не могу…

– Что же ты такого сделала? – продолжала осторожно расспрашивать Моана. – Может, все не так уж плохо.

– Это очень плохо, – сказала Хелена. Она теперь громко всхлипывала. – Это связано с моей сестрой… и моей матерью…

– Просто расскажи мне… – подбадривала ее Моана. – Я сохраню все в тайне. Совершенно точно. И я не стану тебя осуждать.

– Я с этим и сама хорошо справляюсь! – выпалила Хелена. – И судьба уже давно предопределила мой приговор. Я должна его принять, я…

– Я не знаю, как у вас там, в Польше, но в Новой Зеландии у людей есть право на адвоката! – пошутила Моана. Ее голос звучал ободряюще. – Расскажи мне об этом, Хелена. И о своем ребенке. Ты не должна ничего от него скрывать. Это отравляет ему жизнь.

Хелена покачала головой.

– Он еще не понимает, о чем речь! – настаивала девушка.

– И что же ты имеешь в виду? – строго спросила Моана. – Наказание? Ты считаешь, этот ребенок – наказание за то, что ты когда-то сделала с сестрой? Разве это справедливо? Как может ребенок расплачиваться за это? Если уж ты не хочешь, чтоб я стала твоим адвокатом, тогда позволь мне стать им хотя бы для ребенка. Он не заслуживает такого бремени, которое ты на него взваливаешь!

Хелена поджала губы. Моана права. Маори убеждена в том, что Хелена поступает в отношении своего ребенка несправедливо, предает точно так же, как и Люцину.

– Это было еще в Персии, – тихо начала девушка. – Мы приехали из Сибири, Люцина и я, нашим жизням больше ничего не угрожало, но и надежды на будущее не было…

Сначала Хелена говорила медленно, запиналась, потом все быстрее. В полутьме шахты, исполненная страхом, она рассказала всю историю, вспоминая рождение и смерть. Девушка ненадолго замолчала, когда вновь начались схватки. Потом она описала, как бросила Люцину в беде, нарушила обещание, данное матери. Она рассказала, как отдалась Витольду, чтобы тот хранил молчание.

– Тогда я еще могла бы все объяснить, если бы ответила ему отказом, – прошептала она. – Если бы я просто отказалась. Он бы меня выдал. И Люцина могла бы отправиться вместо меня… – Хелена всхлипывала.

– Ты же была уже в Бомбее! – воскликнула Моана.

То же самое Хелене говорила и Миранда несколько месяцев назад. Хелену никогда не отправили бы обратно из Бомбея и уж точно не стали бы организовывать депортацию Люцины.

Хелена снова всхлипнула.

– Когда я потом узнала об этом ребенке… Я его не хотела и сейчас все еще не хочу. Я попыталась свести счеты с жизнью. Если бы мне только это удалось…

Моана испуганно вскрикнула.

– Не говори так! Не пугай ребенка, – призывала она Хелену. – Это его будет только еще больше мучить, когда он станет появляться на свет, ведь он почувствует, что его здесь не ждут.

Но, казалось, малыш ничего такого и не думал. Он уже жил своей жизнью и торопился родиться. Моана поддержала Хелену, когда та инстинктивно приподнялась. Девушка помогла ей встать на колени.

Хелена отмахнулась.

– Лучше я останусь лежать. Так болит еще больше!

– При родах всегда больно, но на коленях будет проще, – энергично заверила ее Моана. – Ребенок скользит вниз, а сила притяжения ему помогает в этом. Ахурева заставила бы тебя стоять на коленях между двух столбов. Один бы тебя подпирал, а за другой ты бы держалась. Тогда родить проще всего. Но здесь мы такого проводить не будем… А то еще потолок обвалится нам на голову. Как думаешь, тебе уже нужно тужиться?

Хелена покачала головой. Она устало обвисла на руках Моаны и наслаждалась перерывами между схватками.

– Впрочем, я не считаю, что все сложилось так уж плохо, – продолжала Моана. – Имею в виду твою сестру. Ты же сказала, что Люцина сама не пришла на место сбора. Она не хотела ехать в Новую Зеландию.

– Ты не видела этот взгляд, – прошептала Хелена. – Как… как она на меня смотрела… как…

– Ну, разумеется, она смотрела на тебя ошеломленно, – сказала Моана. – Она была удивлена. Ну да, и злилась, наверное, немного. Она же привыкла, что ты все за нее улаживаешь. Сестра считала, ничего страшного не случится, если она опоздает. Думала, ее наверняка бы подождали, ты бы позвала ее. В этот единственный раз ты так не поступила, конечно, это удивило Люцину. Но потом твое решение точно порадовало ее. Хелена, в этом лагере был телефон. Разве ты не говорила, что вы ехали на армейском грузовике? А у них даже есть рации. Люцина могла бы остановить конвой за считанные минуты!

– Она же не предательница! – упрямо твердила Хелена.

– У нее не было причин выдавать тебя, – возразила Моана. – Она получила как раз то, чего хотела: документы, по которым уже была совершеннолетняя, чтобы выйти замуж за своего друга и вместе с ним выехать из лагеря.

– Как раз этого ей и не следовало делать! – встрепенулась Хелена. – Ей нужно было ехать в Новую Зеландию. Ехать к лучшей жизни. Именно этого хотела для нее мама… – Она всхлипнула, скрючившись от новых схваток. – Я несла за нее ответственность. Я должна была ее заставить. Я была… я… я стану плохой матерью…

Хелена вскрикнула. Теперь пришлось тужиться, хотела она того или нет. А потом девушка ощутила что-то между ногами и снова поток жидкости.

– Я умираю, – жалобно застонала она и тут же почувствовала облегчение.

Ребенок очень легко выскользнул из нее. Моана поймала его.

– Это девочка! – нежно произнесла она. – У тебя родилась маленькая девочка!

Почти теряя сознание от слабости, Хелена смотрела, как маори вытирает малышку подолом платья, а потом перерезает пуповину перочинным ножом Марти. Ребенок возмущенно закричал.

– Не делай ей больно! – прошептала Хелена.

– Вот видишь, – улыбнулась Моана, – ты уже любишь ее!

Она завернула младенца в нижнюю юбку.

Хелена опустилась на свою импровизированную кушетку и увидела испуганные глаза Марти.

– Что случилось? Мы… мы все еще здесь? – растерянно спросил он.

– Ничего плохого не произошло, – приветливо ответила Моана мальчику. – Наоборот, произошло нечто прекрасное. Взгляни, Хелена родила ребенка!

Она поднесла малышку к свету, чтобы Марти смог рассмотреть крошечное розовое, немного сморщенное личико.

– Это маленькая… Как ты ее назовешь, Хелена?

Девушка поднялась.

– Наверное… наверное, Люциной? – устало спросила она.

Моана решительно запротестовала.

– Нет, Хелена. Ты не можешь так поступить. Девочке необходимо собственное имя…

– Но она будет напоминать мне о сестре, если та умерла… – Хелена погладила малышку по щечкам.

Марти все еще завороженно наблюдал за младенцем.

– А как сюда забрался аист? – поинтересовался мальчик, но ему никто не ответил.

– Твой живой ребенок должен напоминать тебе о смерти? – осуждающе спросила Моана. – Это значит, что с ним поступают очень несправедливо. Тем более нет никаких сведений о том, что твоя сестра мертва. Да и почему ей быть мертвой? Она молода, а война кончилась. Ты ее не предала, просто потеряла из виду. То же самое случилось бы, если бы ты оказалась одна в Персии, а она приехала сюда. Люцина, наверное, писала бы отсюда, что она здесь одна и у нее нет друга. К тому же ей, возможно, пришлось бы пережить то, что с тобой сделал Витольд. Он бы придумал и с ней что-нибудь эдакое для принуждения. Ты же сама рассказывала: на корабле из России в Персию что-то произошло. Витольд точно смог бы найти какой-нибудь предлог. И даже если бы он оставил ее в покое, еще неясно, была бы Люцина счастлива здесь на самом деле. Так же счастлива, как ты…

– Но я ведь несчастна…

У Хелены вновь потекли по щекам слезы. Она, собственно, не хотела плакать. Она хотела держать на руках малышку, которую только что родила. Она желала этого от всего сердца. Моана оказалась права. Хелена уже любила свою дочку. Она больше не считала ребенка наказанием.

Моана положила маленькую на ее руки.

– Ты счастлива, – констатировала она, когда Хелена начала тихонько укачивать дочку. – Ребенок – это будущее, выросшее из твоего прошлого. И нга ва о муа. Смирись с этим и будь благодарна. То, что случилось, ужасно, но теперь малышка станет твоим благословением. Джеймс любит тебя…

– Это неправда, – прошептала Хелена и снова почувствовала боль внизу живота. – Джеймс всегда принадлежал тебе. И он к тебе вернется. Как только я уеду…

Моана покачала головой.

– Ты никуда не уедешь, – решительно промолвила она. – И это было бы неправильно. И нга ва о муа – это касается и меня, и Джеймса. Джеймс – пакеха, а я маори. Мы приплыли в Аотеароа не в одном каноэ. Джеймс точно сказал бы, что это ничего не значит. Я еще недавно и сама так думала. Я хотела выйти за него замуж и жить с ним на Киуорд-стейшн. Наверное, я даже боролась бы за это, если бы ты не была беременна. Только малышка заставила меня отступить, я ее считала ребенком Джеймса. Тогда я и задумалась, смогла бы я жить вместе с пакеха. Смогла бы я вести такую же жизнь, как дядя Вирему, которого тоже терзают муки совести? Тонга выбрал своим преемником его, а не Коуа, совершенно не подходящего для этой роли. А Вирему все же уехал. Он живет так, как хочет, счастлив и, пожалуй, не думает о том, что Коуа делает все, чтобы уничтожить племя. Но я стала несчастной. Я хочу возродить традиции своего народа, я не желаю променять наше прошлое на сомнительное будущее! Вас с Джеймсом свели духи, и это подтвердило мою уверенность. Я стану арики племени нгаи таху, Хелена! Хоть я и женщина. Черт побери, да я могла бы стать премьер-министром, если бы захотела! Я могу выступить против отца и победить на выборах племени.

– Ты же дочь вождя, – Хелена улыбнулась сквозь слезы.

Моана гордо кивнула.

– И если так должно случиться, я поведу свой народ по тропе войны. Против предрассудков и невежества пакеха и против равнодушия и агонии маори. Сначала я построю школу. Дети моего народа должны гордиться, что они маори. И больше никто не сможет им мешать приглашать друзей пакеха, чтобы вместе заклинать духов. – Она подмигнула Марти.

– Духов ведь не существует! – вспомнил мальчик утверждения своего отца.

– А кто же тогда провел в эту шахту аиста? – улыбнулась Моана.

Мальчик нахмурился.

– Может, ребенка принесла ворона. Или летучая мышь.

– Вас в Халдоне совсем ничему не учат? – вздохнув, спросила Моана. – Это же Южный остров, здесь вообще нет летучих мышей, Марти. Пекапека живут только на Северном острове.

Когда маори произнесла последние слова, перед шахтой послышался звук моторов, и вскоре раздались голоса.

– Это же мой папа! – радостно вскрикнул Марти. – Я слышу его!

В штольне точно прозвучал лающий голос Тасиера.

Но первым крикнул именно Джеймс.

– Хелена? – с волнением произнес он.

– Вот видишь, он зовет именно тебя, – улыбнулась Моана подруге.