– Что у тебя с галстуком? – сердито спросила брата Элли. – Ты что, прицепил его вверх ногами?

– У меня не получилось правильно завязать узел, – мягко ответил Крис, улыбаясь Руби. – Так, значит, вскоре вы станете членом нашей семьи, я бы даже сказал, семей? Наверное, это столпотворение уже сбило вас столку – я сам частенько забываю, с кем я связан родственными узами, а с кем нет, а ведь с половиной из этих людей я знаком всю свою жизнь.

– Милый, не беспокойся понапрасну, – сказала Элли, похлопав Криса по руке. – Если ты что-то забыл, спроси у меня. – Она подмигнула Руби. – Не принимай его слова всерьез, он так шутит. Под этой простецкой внешностью кроется острый, как бритва, ум. Прошу прощения, пойду принесу херес.

– И захвати мне пиво, пожалуйста.

– Ну же, спрашивайте, – сказал Крис, когда Элли ушла.

– Что спрашивать?

– Почему я ушел из священников. Я знаю, Элли уже упомянула об этом. Почему-то она рассказывает об этом всем. Думаю, она получает определенное удовольствие оттого, что у нее такой беспутный братец.

– Я хотела спросить, но не решилась, – призналась Руби.

– Даже удивительно – большинство людей первым делом задают этот вопрос.

– Ладно, так почему же вы ушли из священников?

– Боюсь, в этом поступке не было ничего скандального. У меня не было романа с монашкой, как предполагает немало людей. Я просто утратил веру, и так вышло, что по времени это совпало с началом войны. В некотором смысле мне повезло – у меня не было мук совести или чего-то подобного, я просто перестал служить Богу и пошел служить в армию.

– Вам нравилось в армии?

Лицо Криса помрачнело:

– Единственной сложностью было то, что, хотя я был отнюдь не против проливать кровь за свою страну, мне не хотелось убивать немцев. Я был очень рад тому, что за все годы войны мне так и не пришлось встретиться с немцами лицом к лицу. – Мужчина взял Руби за локоть. – Я заметил два свободных стула, давайте присядем.

– И как же вы применяете свой острый, как бритва, ум? – поинтересовалась Руби, когда они уселись.

Крис многозначительно посмотрел ей в глаза:

– Никогда не догадаетесь.

– Даже не осмеливаюсь предположить, чем занимается бывший священник.

– Я полицейский следователь, сержант по званию. Обычно я хожу в штатском, и это меня радует – я так и не смог привыкнуть к шлему полисмена.

Руби покачала головой:

– Не могу представить вас в полицейской форме.

– Говорю же, я ее и не ношу. Когда я работал в отделе автоинспекции, это было жалкое зрелище. Вместо того чтобы штрафовать нарушителей дорожного движения, я лишь благословлял их и говорил: «Ступайте с миром».

Она рассмеялась.

– Так вот почему вы получили повышение по службе? – спросила она.

– Наверное. По всей видимости, мое начальство решило, что так я принесу меньше вреда. – Крис махнул рукой. – Ладно, Руби, хватит обо мне. Давайте поговорим о вас – вы чем занимаетесь?

Руби стала рассказывать ему, как она стала менеджером меблированных комнат, начав с того дня, когда они с Бет вернулись из Саутпорта, обнаружили, что Артур Каммингс умер, и перебрались в дом на краю Принцесс-парка. Неожиданно для самой себя она рассказала очень многое: о Конни с Чарльзом, о других людях, живших в доме миссис Харт, о том, как они во время налетов прятались в подвале и пели хором, о том, как Бет вышла на работу, о детях, за которыми она присматривала, о Мэттью Дойле и своих жильцах, о дне рождения Греты на прошлой неделе, о том, какие смешанные чувства у нее вызвало знакомство ее дочерей с Ларри и Робом…

– О Боже, я болтаю уже целый час! – смущенно проговорила она, закончив свой рассказ. – Вы умеете слушать, сразу видно. Наверное, вам было ужасно скучно?

– Я не скучал ни секунды, – заверил ее Крис.

Пока Руби говорила, он смотрел на нее со странным выражением лица. Теперь, когда она разглядела его получше, его внешность показалась ей более чем просто приятной. У него было чувственное, умное, очень привлекательное лицо. И как она не обратила на это внимание сразу? У Криса были темно-серые глаза, а нос и рот были чуточку широковаты, но это ничуть его не портило. Внезапно Руби ощутила, что ее сердце громко бьется.

– Почему-то Элли так и не принесла нам херес и пиво, – с улыбкой произнес Крис. – Не вставайте со стула, пока я не принесу их. – Он посмотрел на женщину взглядом, от которого ее сердце забилось еще сильнее. – Если я, вернувшись, обнаружу, что вы ушли, то объявлю вас в розыск, и тогда по вашему следу ринутся все полицейские Ливерпуля.

Глава 10

Над землей нависало тяжелое ноябрьское небо цвета шифера, угрюмо глядевшее в окна дома миссис Харт. Руби сидела на кухне и составляла список гостей со стороны невест на предстоящую свадьбу. Из Америки должна была прилететь Бет, кроме того, были приглашены Марта и Фред Квинланы и Конни с Чарльзом. Грета и Хизер пригласили с работы кучу приятелей – иначе с их стороны в церкви присутствовало бы лишь шесть человек, включая Руби. Не то чтобы ее сильно это беспокоило – в конце концов, в том, что у нее не было оравы родственников, ее вины не было.

Двойная свадьба должна была состояться в субботу, за несколько недель до Рождества. Руби собиралась испечь торт, который Марта, как обычно, должна была покрыть глазурью. Уайты оплачивали цветы, Донованы машины, а все прочие затраты решено было разделить на троих. Свадебные платья уже были почти готовы. Хизер решила предстать перед алтарем в царственном белом бархате, а намерение Греты быть похожей на фею потребовало приобретения нескольких десятков метров органди и тюля.

Руби все никак не могла решить, костюм какого цвета она купит, и меняла мнение на этот счет чуть ли не ежедневно. Розовый цвет был бы слишком светлым, коричневый – слишком темным, красный – чересчур ярким, голубой – каким-то детским, а про белый или черный не могло быть и речи. В течение двух дней Руби собиралась купить фиолетовый костюм, но потом Крис заявил, что одежду такого цвета надевают на королевские похороны.

– Как насчет цвета персика или абрикоса? – предложил он.

– Я тебе что, фрукт?

– А зеленого?

– Цвет неудачи.

– Больше цветов не осталось – ты отвергла все цвета радуги.

– Может, пурпурный или малиновый?

– Слишком помпезно.

– А серый?

– Мрачно.

– Спасибо, ты мне так помог! О, я знаю – темно-синий!

– И будешь выглядеть, как полисмен.

– Я могу и не идти на эту свадьбу, – хмуро проговорила Руби.

– Похоже, это единственный приемлемый вариант. Предлагаю перед нашей свадьбой вступить в общество нудистов – в этом случае можно вообще ничего не надевать. Тогда тебе достаточно будет подобрать цвет губной помады.

Руби лениво потянулась и вспомнила, как несколько дней назад она швырнула в Криса подушкой. В уходящий год судьба была благосклонна к женщинам по фамилии О'Хэган: сначала нашли себе пару дочери Руби, затем и она сама.

У них с Крисом Райаном была самая настоящая любовь – практически с первого взгляда.

Вернувшись в настоящее, Руби прошептала: «Я люблю тебя» – как будто Крис был рядом и мог услышать ее и прошептать в ответ:

«И я тебя». Возможно даже, что эта важная мысль передавалась на расстоянии и Крис действительно слышал ее, сидя за своим столом в нескольких милях от нее или попивая пиво в том ужасном баре, в который он так часто заходил с сотрудниками.

Она посмотрела на часы – был уже почти полдень. В это время дня Крис мог быть буквально где угодно.

Руби подумала о будущем – о бесконечной череде наполненных счастьем дней, которые ожидали их впереди. До сих пор они с Крисом не строили определенных планов, лишь оба высказывали желание пожениться следующим летом. Все еще не было решено, где они купят дом, куда поедут в медовый месяц и, наконец, будет свадьба чисто формальной или они пригласят кучу народу.

Крис считал, что следует пригласить лишь самых близких, Руби же придерживалась противоположного мнения.

Она сказала себе, что после свадьбы бросит работу и станет праздной дамой, – хотя и знала, что очень скоро безделье ей наскучит. Зато у нее появится возможность выучиться какой-нибудь профессии и заняться собственной карьерой. Крис предложил ей стать учительницей – по его словам, один из его приятелей как раз обучался на педагогических курсах.

Сначала эта мысль пришлась Руби по душе, но потом она вспомнила, что ей не слишком-то нравилось присматривать за чужими детьми во время войны.

– Ты будешь учить их, а не присматривать за ними, – заметил Крис. – Чтобы стать педагогом, нужна кое-какая подготовка, но ты ведь можешь выучить все необходимое на дому.

Руби пообещала, что подумает. Также она задавалась вопросом, не завести ли ей еще одного – или не одного – ребенка, но Крису об этом не говорила. Сейчас, сидя за кухонным столом и составляя список гостей на свадьбе своих дочерей, она в сотый раз вернулась к этой мысли. Теперь все было бы по-другому – у нее был бы настоящий муж, достаточно денег для того, чтобы обеспечить ребенка всем необходимым, и куча родственников Криса, которые могли бы ей помочь в случае чего. Известие о том, что Руби с Крисом сошлись, привело Элли Райт и ее родных в восторг.

В дверь позвонили, но погруженная в свои мысли Руби этого не заметила. Когда звонок прозвучал опять, она от неожиданности вздрогнула.

«Может, это Крис? – с надеждой подумала Руби. Иногда он заезжал, если был где-то поблизости.

Но это был не Крис, а незнакомая женщина в дорогой шубе. Когда Руби открыла дверь, она уже собиралась звонить в третий раз.

– Я думала, что вас нет дома, – на безупречном английском сказала женщина.

– Слушаю вас, – сказала Руби. Женщина выглядела слишком хорошо, чтобы продавать что-либо.

– Вы же Руби О'Хэган, да? Можете не отвечать – я узнала вас еще несколько месяцев назад, как только увидела.

Руби порылась в памяти, но так и не вспомнила, где она могла видеть эту женщину, – и уж точно они не встречались за последний год. На вид даме было за шестьдесят, у нее было маленькое, ничем не примечательное лицо правильной формы, а волосы уже наполовину поседели.

– Я прошу прощения, но разве мы знакомы? – спросила Руби.

– Можно сказать и так. Меня зовут Оливия Эппелби. – Женщина нервно сглотнула. – Я твоя мать.


Что можно сказать матери, которую ты видишь первый раз в жизни и которая отдала тебя в сиротский приют, когда тебе не было еще и дня от роду? Руби ничего не приходило в голову. Она пригласила Оливию Эппелби в гостиную и пошла на кухню делать чай. Пока чайник закипал, Руби попыталась привести свои мысли в порядок, хоть как-то осознать происходящее. Достав лучший сервиз, она накрыла поднос кружевной салфеткой, насыпала сахар в маленькую расписную сахарницу, налила молоко в кувшинчик и протерла чашки полой юбки. Когда все было готово, Руби сделала глубокий вдох, взяла поднос и пошла в гостиную.

– Я так полагаю, ты не знаешь, что сказать, – произнесла Оливия Эппелби, когда Руби вошла. Гостья тоже явно чувствовала себя неловко: сидела на самом краю дивана, обхватив руками колени. Шуба лежала на стуле, а на Оливии был элегантный черный костюм.

– Как вы меня нашли? И давно вы знаете, где я живу? – спросила Руби.

Ее удивило то, что она не испытывала абсолютно никаких эмоций и уж подавно ничего не чувствовала по отношению к этой хорошо одетой и правильно разговаривающей женщине – ни любви, ни злости, лишь легкий привкус презрения из-за того, что после стольких лет мать осмелилась вторгнуться в ее жизнь.

– Я узнала, где ты живешь, два месяца назад и все это время набиралась храбрости, чтобы зайти к тебе. – В голосе Оливии Эппелби чувствовалась легкая дрожь. – Я искала тебя повсюду. Вообще-то это долгая история, но я попытаюсь пересказать ее в двух словах. – Оливия перевела дыхание. – Когда я была беременна тобой, то жила в Бристоле, у женщины по имени Мадж Куксон. Она была кем-то вроде повитухи. Через несколько часов после твоего рождения тебя у меня забрали. – Лицо пожилой женщины исказила гримаса боли. – Мадж клялась, что не знает, куда тебя увезли.

Немного помолчав, Оливия устало пожала плечами:

– Мы с ней иногда обменивались письмами, открытками к Рождеству и тому подобным. Несколько месяцев назад, в августе, Мадж умерла. Ее сын отправил мне письмо, в которое вложил конверт от нее. На конверте было написано, что его следует отослать мне после ее смерти. Мадж написала, что пообещала никогда не рассказывать мне, куда отвезли моего ребенка, но не хочет уносить эту тайну в могилу. По ее словам, тебя отвезли в монастырь Святого Распятия под Абергелем. Кроме того, Мадж сообщила мне твое имя – Руби О'Хэган. – Оливия слабо улыбнулась дочери. – Моя первая мысль была просто ужасной – я пожалела, что Мадж дожила почти до девяноста лет, и подумала, что, если бы она умерла, когда ты была еще ребенком, я познакомилась бы с тобой намного раньше.