Девочка решила лично сходить за молоком и яйцами на ферму Хамблов и таким образом избавить миссис Хамбл от необходимости нести все это им. Она надела красное хлопковое платье с большими белыми цветами и белым кантиком на воротнике и рукавах – это платье Эмили почему-то называла халатом. Женщина считала, что Руби питает чрезмерную страсть к ярким цветастым нарядам, но надеялась, что когда-нибудь это пройдет само собой.

– Руби, в более скромных вещах намного больше вкуса, – говорила Эмили, но все равно разрешала девочке покупать все, что той нравилось.

Руби натянула белые чулки, сунула ноги в сандалии и взяла на кухне кувшин и миску для яиц.

День обещал быть таким же жарким, как и предыдущие, – Руби почувствовала это, как только вышла из дому и зашагала вдоль полей, на которых росли разнообразные сельскохозяйственные культуры. Ферма мистера Хамбла была довольно маленькой. Он держал несколько коров и свиней, небольшую отару овец, множество кур, рабочую лошадь по кличке Ватерлоо, а кроме того, у него была довольно забитая жена, пятеро взрослых детей, которые при первой возможности покинули отчий дом («И их несложно понять», – сказала на это Эмили), и батрак Джейкоб, которого Руби находила весьма интересным молодым человеком – главным образом потому, что других молодых людей поблизости просто не было.

Джейкобу Вирингу было восемнадцать лет. Он был не очень высоким, но крепким и плотным. У него были светлые волосы довольно красивого оттенка и глаза цвета колокольчиков. Джейкоб все время был грязным, но это не делало его менее красивым. Кроме того, он был незаконнорожденным («Как и ты, вероятно», – заметила Эмили).

Руби нашла в словаре слово «незаконнорожденный» и выяснила, что это означает «внебрачный ребенок». Слово «внебрачный» тоже было малопонятным, но его значение Руби смотреть не стала.

Мать Джейкоба жила в Киркби, в маленьком домике, стоявшем напротив церкви. Ее звали Рут, и, по словам Эмили, она была «не от мира сего». На жизнь она зарабатывала, делая разноцветные свечи, которые продавались в крупных магазинах вроде «Джордж Генри Лиз» или «Хэндерсонс». Джейкоб ее абсолютно не интересовал, так что он с двенадцати лет жил на ферме Хамблов в каморке, примыкающей к конюшне с Ватерлоо.

– А Джейкоб католик? – спросила Руби. – Я могу с ним поговорить?

– Бога ради, Руби, ты можешь поговорить с Джейкобом, даже если он язычник, – что, как я подозреваю, так и есть.

Когда запыхавшаяся Руби пришла на ферму, миссис Хамбл собирала яйца. Двор фермы был очень грязным, кроме того, здесь всегда сильно пахло навозом – особенно в жару. Руби задумалась, что же будет здесь зимой, когда запах навоза станет слабее, но зато вся земля раскиснет.

– Как обычно? – бесцветным унылым голосом спросила миссис Хамбл. Она сгорбилась, как старуха, хотя ей было лишь сорок пять лет. На ней была полинялая шаль, уголки которой женщина придерживала узловатыми красными пальцами.

– Да, шесть яиц и кувшин молока.

– Джейкоб как раз доит коров.

– Пойду поздороваюсь с ним.

К коровнику Руби, сама не зная почему, подошла на цыпочках. В присутствии Джейкоба она всегда нервничала, что было для нее нехарактерно. Парень держался с ней вежливо, но сдержанно, и у девочки постоянно возникало чувство, что она своим присутствием ему мешает. Войдя в коровник, она робко произнесла:

– Привет.

На Джейкобе были грязные вельветовые брюки, подвязанные веревкой, и выцветшая сорочка с обрезанными по локоть рукавами. Его руки и лицо были коричневыми от загара, а ноги в незашнурованных ботинках стояли на соломе так твердо, словно он врос корнями в землю. Не оборачиваясь, Джейкоб продолжал со знанием дела дергать за вымя черно-белую корову. В жестяное ведро с бульканьем лились тонкие струйки темного молока.

– Привет, – ответил он голосом, который сложно было назвать как дружелюбным, так и враждебным.

– Приятное утро.

– Бывало и получше, – бросил парень.

Руби задумалась, что еще можно сказать в таких обстоятельствах. Джейкоб никогда не заводил беседу первый, лишь отвечал на ее реплики.

– Ты когда-нибудь слушал радио? – спросила она.

– У меня его нет, – ответил Джейкоб.

– А у нас есть. И граммофон тоже.

– Хорошо вам.

– Они играют музыку. Ты любишь музыку?

– Музыка – это хорошо, – признал Джейкоб.

– Если хочешь, приходи ко мне, послушаем вместе. Как насчет субботы, в шесть часов? Эмили пойдет в театр – это место, где показывают представления, – добавила Руби на тот случай, если Джейкоб этого не знал.

Парень никак не проявил знания или незнания слова «театр».

– Я подумаю, – ответил он.

В этот момент в коровник вошла миссис Хамбл с ковшом. Перелив молоко в кувшин Руби, она монотонно произнесла:

– Яйца готовы.

– Хорошо, – ответила Руби, вопрошающе глядя на Джейкоба. – Ну так как, ты придешь в субботу?

– Может быть, – так и не посмотрев на нее, ответил парень.

Вздохнув, Руби вышла из коровника и медленно направилась в сторону Брэмблиз. Подойдя к дому, она увидела, как кухарка миссис Аркрайт, женщина с плотным, вспотевшим от жары и физических усилий телом, слазит с велосипеда.

– Я принесла яйца и молоко! – объявила Руби.

– Хорошо, – ответила миссис Аркрайт и, поджав губы, повела велосипед на задний двор.

Руби пошла следом. Они с кухаркой не очень ладили. Несколько месяцев назад, в первое же посещение кухни, Руби подсказала женщине, что, если в кипящее на плите мясо бросить лавровый лист, оно будет вкуснее, – этому ее научили в монастыре. Миссис Аркрайт тут же решила, что Руби метит на ее место и что, если она будет допускать промахи, ее могут уволить. С тех пор девочка стала на кухне нежеланной гостьей.

Уборщица миссис Роберте также была не в восторге от новой обитательницы дома. Это была старая, прибитая жизнью женщина, которая ясно дала понять, что непрестанная болтовня девочки действует ей на нервы.

Из прислуги хорошо к Руби относился лишь садовник Эрнест. Правда, он не мог услышать ни единого ее слова, так как был абсолютно глухим.

Руби отчаянно нуждалась в друге. Жить в этой глуши практически одной было невыразимо скучно. Дел в доме всегда хватало, но она бы предпочла выполнять их вместе с кем-то. Играть в саду в одиночестве было неинтересно. Какой прок от теннисного корта, если некому отбить мяч, который ты подаешь? Руби даже задумалась, не пойти ли в школу, – хотя она была уверена, что в классе будет полно заносчивых детей «шикарных» родителей, с которыми она вряд ли когда-нибудь подружится. Ах, если бы Эмили заставила ее ходить в школу! Как успела выяснить Руби, существует большая разница между тем, когда тебя заставляют делать что-то такое, что тебе не нравится, и когда приходится принимать решение самостоятельно. В первом случае тебе хотя бы есть кого обвинить в своем несчастье.

Руби прошла в кухню, выложила яйца и молоко на стол и скорчила рожицу в спину миссис Аркрайт.

Следующие полчаса девочка посвятила изучению словаря в кабинете покойного мужа Эмили. Эдвин Дангерфилд был адвокатом, специализировавшимся на составлении нотариальных актов о передаче имущества, – чтобы понять, что все это значит, Руби пришлось посмотреть в словаре с десяток слов. Словарь был ее любимой книгой – каждый день она учила не менее шести новых слов. На прошлой неделе девочка дошла до буквы «Б». Руби как раз раздумывала, стоит ли запоминать слово «бактерия», когда услышала, как миссис Аркрайт тяжело поднимается по лестнице с утренним кофе для хозяйки дома. Девочка отложила книгу и, дождавшись, когда кухарка уйдет, выскочила в коридор.

– О Боже! – простонала Эмили, увидев в дверном проеме улыбающееся лицо Руби. – Ты такая энергичная и такая молодая! Когда я тебя вижу, мне начинает казаться, что мне по меньшей мере сто лет. Как там сегодня снаружи? Я попросила Арки не отдергивать шторы – у меня раскалывается голова после вчерашнего.

Вчера у Роуленд-Грейвзов, как обычно, была вечеринка.

– На улице очень хорошо – тепло, и солнце светит.

Эмили поморщилась:

– Я бы предпочла тучи и прохладу.

– Я думала, что мы поедем по магазинам, – с надеждой в голосе проговорила Руби, присаживаясь на край кровати.

– Извини, дорогая, но после обеда я иду на пикник в саду. Мне срочно нужна омолаживающая ванна, а ты знаешь, как долго ее надо готовить.

На то, чтобы сделать массаж обвисающей кожи, накрасить стареющее лицо, как следует уложить крашеные волосы, примерить не менее десятка нарядов, решить, какие туфли лучше всего подходят к выбранному платью или костюму, подобрать подходящие ювелирные украшения и самую эффектную шляпку, у Эмили уходило несколько часов.

– Мне нужна новая обувь, – с недовольным видом заявила Руби. – Вся старая мне уже мала.

– О Боже! – Эмили закусила губу при мысли, что она совсем не занимается девочкой. Если бы не приезд Мим и Ронни Роуленд-Грейвзов, она бы с удовольствием подхватила идею поездки по обувным магазинам – но, к ее непреходящей радости, Мим и Ронни теперь были ее соседями. В Индии они вели бурную, иногда даже полную опасностей жизнь и намеревались делать то же самое в Англии. Им было уже за пятьдесят, и главная их цель заключалась в том, чтобы получать от жизни удовольствие. Роуленд-Грейвзы не обращали внимания ни на семейное положение своих гостей, пи на их возраст – для них имело значение лишь одно: согласны ли гости с их жизненной позицией, заключавшейся в том, чтобы много пить, вести пикантные беседы и играть в еще более пикантные игры. Если бы Эдвин был жив, образ жизни его жены наверняка потряс бы его до глубины души.

Эмили задумчиво смотрела на Руби, с лица которой исчезло оживленное выражение. У девочки все еще был такой вид, словно она несколько месяцев жила впроголодь.

«Наверное, Руби очень одиноко здесь, ведь ей так часто приходится сидеть в доме одной», – подумала женщина.

К Роуленд-Грейвзам она взять Руби не могла – этот дом был совсем неподходящим местом для такой юной девушки.

– О, идея! – воскликнула Эмили. – Если хочешь, я отвезу тебя на вокзал в Киркби, чтобы ты села на поезд до Ливерпуля и сама купила себе туфли.

Наверное, даже предложение примерить королевскую корону не привело бы Руби в больший восторг. Спрыгнув с постели, она затанцевала по комнате:

– Можно? Вправду можно?! О, Эмили, я очень этого хочу! Я никогда еще не ездила на поезде. Во сколько ты уезжаешь? А что мне надеть?

– Но как ты доберешься домой со станции? – сказала Эмили, уже пожалев о своем необдуманном предложении. Может быть, она ведет себя безответственно? На несколько секунд задумавшись над этим вопросом, она решила, что это не так. Если бы Руби стала служанкой, ей приходилось бы выполнять самые сложные поручения, в том числе и ходить по магазинам. А возможность самой побывать в городе принесет девочке лишь пользу.

– Я дойду пешком. Здесь не так уж и далеко, всего лишь несколько миль! – горячо проговорила Руби. В ее больших темных глазах отразился страх, что волшебное путешествие может и не состояться.

– Ты уверена, что так будет лучше? – осторожно спросила Эмили.

– Абсолютно!


Поезд вполз на станцию Киркби, словно какое-то чудовище, выдыхающее облака грязного дыма. Дрожа от радостного волнения, Руби в своем лучшем платье – белом с розочками – села в вагон. В ее кошельке лежали две банкноты по десять шиллингов, а также пять шиллингов монетами на проезд и другие мелкие расходы.

Всю дорогу до Ливерпуля она, раздражая единственную, кроме нее, пассажирку в купе, женщину средних лет, металась от одного окна к другому и смотрела на открывающийся вид – на зеленые поля, которые постепенно сменялись тесными шеренгами кирпичных домов, которые затем сменились чередой заводов. Наконец поезд въехал на вокзал Эксчендж. Руби вышла из вагона и остановилась, любуясь огромным зданием вокзала и тяжело дышащим паром локомотивом.

Где-то в ее груди подпрыгивало, словно резиновый мячик, ощущение счастья. Она пошла по заполненным людьми оживленным улицам в сторону универсального магазина «Левис». Там девочка с чрезвычайно важным видом приобрела сандалии «Кларке» за четыре шиллинга одиннадцать пенсов и черные кожаные туфли с кнопкой и ремешком – за семь шиллингов шесть пенсов. Сказав, что обувь мала ей, Руби соврала лишь чуть- чуть – кроме того, надо же было как-то убедить Эмили повезти ее по магазинам. Эта уловка оказалась еще эффективнее, чем Руби ожидала. Находиться в городе одной было чрезвычайно приятно – так она могла пойти куда заблагорассудится и не должна была постоянно возвращаться в отель «Адельфи» ради чашки кофе и сигареты, как это вечно делала Эмили.

Выйдя из магазина, девочка некоторое время постояла посреди тротуара. Шумная толпа обтекала ее, а она все стояла, вдыхая аромат духов и другие запахи, которые нравились ей намного больше, чем вонь сельской местности.

«Куда бы теперь пойти?» – задумалась Руби. О возвращении в Киркби не могло быть и речи – для этого было еще слишком рано.