Использовав последнюю прищепку, я пошла на кухню. Я нашла полмешка муки, сахар и несколько консервных банок в шкафу. И, конечно, полный мешок кукурузной муки. Я посмотрела на пустой сад перед домом. В подвале я надеялась обнаружить овощи, заготовленные на зиму. Если это так, то в ближайшее время у нас на столе появится разнообразие.

Я зажгла маленький фонарь и толкнула тяжелую деревянную дверь, ведущую вглубь земли. Сказать по правде, я ненавидела подвалы. Если, конечно, не играешь в прятки. Большая дверь, открывшись, ударилась о стену. Подняв фонарь повыше, я спустилась вниз. Вдоль стен шли грубо сколоченные полки. Я подкрутила фитиль, чтобы стало светлее, и заглянула в первую корзину, килограммов на пятнадцать. Зеленая фасоль. Бочка около полки наполнена картофелем. Тыква. Лук. Репа. Немного гороха и початки кукурузы. С деревянных стропил свисали пучки трав.

Набрав полные пригоршни зеленой фасоли и картофеля, я сложила их в подол фартука, как в сумку для сокровищ. Выбравшись на свет, я потушила фонарь. Мысль о фасоли и картофеле, приготовленном с солониной, которую я ранее заметила на кухне, заставила меня проголодаться, и я рысью понеслась на кухню.

Вдруг мое внимание привлек громкий сигнал автомобиля. Машина шерифа Джефриса проехала по траве к дому. Мое сердце затрепетало. Я никогда не думала, что приезд шерифа вызовет в моей душе волнение, но поймала себя на мысли, что ожидала его визита с нетерпением. Я подняла руку, чтобы приветственно помахать, забыв, что обеими руками держу фартук с овощами. Фасоль и картофель рассыпались по крыльцу. Я отряхнула грязь с фартука и пошла встречать гостя.

— Где дети?

— Спят. По крайней мере, я надеюсь.

Его губы изогнулись в улыбке, пока он доставал что-то из кармана.

— Это вам. — Он протянул мне телеграмму.

Мое сердце радостно забилось, пока я не прочитала слова, напечатанные на бумаге.

Мама заболела. Оставайся на месте. Скоро напишу.

С любовью, папа.

Мои ноги сами сделали несколько шагов, пока я еще раз перечитала строки. Мама заболела? Насколько серьезно? Чем — испанкой?

Я тяжело опустилась на край крыльца и прислонила голову к столбу, который поддерживал крышу.

Я еще раз поднесла к глазам телеграмму и заставила себе ее перечитать.

— Что случилось? — Кадык шерифа качнулся, а шляпа привычно закрутилась у него в руках.

— Моя мама заболела. — Произнеся слова вслух, я осознала, что они стали реальностью. В уголках глаз застыли слезы. Я не могла на него смотреть.

— Что вы сказали?

Я посмотрела ему в глаза.

— Я беспокоюсь о ней.

Его глаза сузились.

— А разве ваш отец не позаботится о жене?

— Конечно, позаботится. Но, может быть… — Я снова посмотрела на черные буквы на белой бумаге. Папа велел оставаться здесь. Но разве я не была нужна маме?

— Вы же не собираетесь бросить этих детей, правда? Разве не из-за них вы приехали сюда?

Моя голова дернулась в его сторону.

— Да я даже не знала о них, пока не приехала сюда! Я думала, что тетя Адабель быстро поправится. Я думала… — Я махнула рукой и закрыла глаза. — Не важно, что я думала.

— Но вы же останетесь. Не так ли? — Голос сорвался, лицо застыло.

Паника, ясно как день.

Собрав всю волю в кулак, я отбросила сомнения и вновь обрела твердость.

— Разве здесь, в округе, некому позаботиться о детях, пока не вернется их отец?

Голова шерифа качнулась, потом еще раз, и еще. Как качели, которые раскачали и некому остановить.

— Не думаю. На всех сейчас, помимо ежедневных хлопот и обязанностей, лежит бремя войны и гриппа. А что будет со скотом Френка? Вы не можете вот так все бросить и уехать.

— Это не моя ответственность. — Я глубже вдохнула и выпрямилась как можно сильнее. Но все равно мне пришлось откинуть голову назад, чтобы взглянуть в лицо шерифа.

Он хлопнул шляпой по бедру.

— Я ожидал, что любой родственник Адабель поступит так же, как и она, и выполнит свой христианский долг.

Меня передернуло. Как он смеет предполагать, что я менее христианка, чем моя тетя? Мои кулаки сжались, а губы плотно сомкнулись. Кивнув головой, я приказала телу расслабиться и сделать вид, будто все в порядке.

— Конечно, я останусь и позабочусь о детях, по крайней мере до тех пор, пока их отец не примет иного решения. — Или пока папа не велит мне приехать домой. Или Артур не позовет меня в жены.

Я поднялась по ступенькам, не обращая внимания на рассыпанные картофель и фасоль.

— А теперь извините, мне нужно готовить обед для этих драгоценных детей.

Шериф нахлобучил шляпу, его лицо пылало.

— Я приеду, как только смогу. Но сейчас практически в каждом доме испанка. У доктора от перегрузки глаза лезут на лоб. Я пытаюсь ему помочь.

Я заметила, как по боковому крыльцу крадется Олли Элизабет. Наконец она села в углу. Выражение лица шерифа смягчилось. Он полез в карман и достал мятных леденцов.

— Возьми себе и угости остальных. — Он протянул конфеты девочке, прежде чем забраться в машину и уехать.

От раздражения мне хотелось заорать и затопать ногами. Но я воздержалась. В любом случае я не собираюсь оставаться в этом доме на многие месяцы. Я также отказывалась провести остаток жизни на любой другой ферме. Мне уже девятнадцать лет. Разве я не способна принимать решения? Жить жизнью, о которой мечтала?

Я посмотрела на дорогу, ведущую к железнодорожной станции. Мои мечты были так же близко, как облако пыли, двигающееся от горизонта. Если Артур не может приехать ко мне, я сама поеду к нему. В конце концов, независимо от обстоятельств, Пратер Джанкшен намного ближе к нему, чем Даунингтон.

Мое внимание обратилось к Олли. Она стояла, уставившись в мою сторону, склонив голову и сощурив глаза.

— Ты спала? — спросила я.

Она не ответила.

— А другие уже тоже не спят?

— Пока спят. — Олли лизнула конфету. — Мисс Ада и мама никогда бы не заставили меня лечь спать вместе с малышами.

— Правда? — Я собрала фасоль и картофель обратно в фартук.

Олли пососала конфету некоторое время, прежде чем ответить:

— Да.

Демонстративное неповиновение в ее голосе раздражало меня. Я открыла было рот, чтобы возмутиться, но затем заставила себя промолчать. Девять лет! Ей всего лишь девять, напомнила я себе. Я села возле девочки. Она отодвинулась в самый дальний угол. Я подумала о том, как много она услышала из нашего разговора с шерифом. За нами раздался топот маленьких ножек. Джеймс умудрился притащить с собой Дженни. Даже не хочу знать как.

Олли протянула каждому по мятному леденцу. У всех на лицах появились улыбки с такой скоростью, как после грозы появляется радуга.

Я занесла овощи в дом и начала соскабливать с них грязь, думая о маме. Я должна была догадаться, что что-то не так. Мама ответила бы на телеграмму немедленно. А что же Артур? Он должен был уже получить мое первое письмо, которое я послала еще до того, как села на поезд, идущий в Техас. Может быть, и он тоже ответил бы на него, если бы мог?

Взглянув на детей, все еще стоявших на крыльце, я побежала к почтовому ящику, находившемуся за въездными воротами. Я не слышала, чтобы кто-то приезжал или уезжал, кроме шерифа Джефриса, но я ведь некоторое время была в подвале.

Мое письмо к Артуру исчезло. Вместо него лежали «Даллас морнинг ньюз» и журнал по фермерству. Я еще раз заглянула в ящик. Ничего.

— Можно я отнесу их в дом? — спросил Джеймс, протянув руки. Я отдала ему газету и журнал. Он подбежал к дому, взобрался по ступенькам, за ним хлопнула дверь с москитной сеткой.

Мою юбку потянула маленькая ручка.

— Я голоден, Бекка! — На меня уставилось липкое от конфеты личико Дэна.

Я вздохнула и повела его в дом. Пока Господь не пошлет меня в другое место, я сделаю все, что могу, для этих детей.

Глава 10

Наступила среда, и мне стало казаться, что я скоро сойду с ума от беспокойства. В почтовом ящике не было никаких писем. Даже газеты не было. Никто не приезжал нарушить наше уединение. Неужели мы были единственными живыми в этом городе?

Мы закончили с завтраком и утренними хлопотами. Я знала, что мне следует убрать в доме, но вместо это я пошла играть в прятки с детьми в саду. Нам бы не помешало кое-что из магазина. Например, овсянка. Но где мне взять деньги, чтобы что-то купить?

Я поискала в кухне, но никаких наличных не нашла. Может быть, тетя хранила деньги в спальне? Я поискала в бюро, в комоде, но по-прежнему ничего не нашла. Затем я заглянула в сумочку, висящую на крючке за дверью. Не знаю, чья она была — тети Адабель или Клары Грешем, да это было и не важно.

Результатом моих поисков стал лишь помятый носовой платок. Его тоже нужно постирать. Я тряхнула его, и на пол выпала банкнота! Я нагнулась, чтобы поднять ее и разгладить. Пять долларов!

Спасибо тебе, Господи!

Я прижала ее к груди, прежде чем поднять окно и высунуться наружу.

— Поехали в город! — крикнула я.

Джеймс и Дэн загикали и заулюлюкали.

Когда я встретилась с Олли на кухне, она искоса взглянула на меня.

— Ты впряжешь Дэнди в повозку?

— Да, я могу. — Обычно лошадь впрягали папа или Уилл, но я знала, как это делать. Я остановилась на мгновение, размышляя. Мне бы хотелось, чтобы поездка в город заняла всю вторую половину дня. — Правда, на дворе такой прекрасный день, почему бы нам не пройтись?

Олли удивленно подняла брови. Она посмотрела на Дженни у себя на руках, а потом снова на меня.

— Я понесу ее, не беспокойся. — Я действительно забыла про малышку. Начну ли я когда-нибудь продумывать свои действия, прежде чем их озвучивать?

До полудня мы быстро пообедали. После того как все было убрано, я повела свой маленький выводок по грунтовой дороге, ведущей в город. Хотя в воздухе витала легкая, как кружево моей нижней юбки, прохлада, солнце припекало наши головы и шеи, пока мы шли. Мальчики все время бегали — то к тому дереву, то к этому камню. Дженни хлопала в ладоши, когда над нашими головами пролетала птица. Олли пыталась поначалу сама нести сестру, но продержалась недолго, несмотря на всю решимость, и затем неохотно передала ее мне. Дженни крутилась и вертелась, дергая пухленькими ножками, так ей хотелось побегать вместе с остальными.

У меня уже опускались руки и занемела спина. Когда впереди показалась железнодорожная платформа, я вздохнула с облегчением, как после освежающей субботней ванны. Хотя по моему лицу уже стекали струйки пота, мои шаги ускорились, дети тоже пошли быстрее.

— Мы практически пришли, малышка.

Дженни мне беззубо улыбнулась, и я поцеловала ее в курносый носик. Да, все будет хорошо.

Мальчики направились к деревянным ступенькам, ведущим к магазину мистера Криншоу. Джеймс толкнул дверь, но она не поддалась. Он повернулся ко мне, глаза расширились от удивления. Он толкнул еще раз, со всей силы, даже щеки покраснели. Дверь не шелохнулась.

Олли покачала головой.

— Раньше мистер Криншоу никогда не закрывался, кроме как по воскресеньям. Ты уверена, что сегодня не воскресенье?

— Конечно, уверена.

Про себя я начала считать дни с похорон тети Адабель. Сегодня точно не воскресенье. Но весь город будто вымер. Я знала, что в будний день большинство фермеров не поедут в город, но чтобы вообще не было никого? Это не могло быть нормой даже для такого маленького городка, как Пратер Джанкшен.

— Он, наверное, уехал кому-то что-то доставить. Я уверена, он вернется через несколько минут.

Я села на ступеньки магазина, примостив Дженни на коленях, и начала изучать город, который видела лишь мельком. По бокам грунтовой дороги стояли дома с широкими фасадами, наружная обшивка у всех окрашена в серый цвет. Вдоль обеих сторон дороги тянулся дощатый тротуар. Прищурившись из-за солнца, бьющего в глаза, я стала читать вывески над дверями заведений дальше по улице.

На углу стояло кирпичное здание местного банка. Возле него располагалась контора шерифа, рядом было что-то похожее на адвокатское бюро, чья вывеска виднелась в следующем большом окне. Я встала, чтобы посмотреть, что расположено рядом с магазином мистера Криншоу. Почта, парикмахерская, а что это за салун там ниже?

За зданиями дорога сворачивала на север. Через улицу дома, которые я заметила по пути к церкви, стояли тихие и безмолвные. Не сушилось на веревках белье, не плакали младенцы, не играли на улице дети. Я вернулась и опять села возле магазина. Олли присоединилась ко мне, пока мальчики бегали, поднимая пыль перед немыми витринами.