Барбара Картленд - На крыльях надежды

— А что ответила Салли? — спросила Лорна.

Она уставилась на свой туалетный столик, боясь, что Мюриель увидит ее напряжение.

— Я думаю, она была слишком уязвлена, чтобы сказать мне правду, — сказала Мюриель. — Салли разражается даже из-за мелочей.

— Ты не знаешь, Джимми с тех пор с ней общался?

— Нет, по-моему, — ответила Мюриель. — Зачем? Ты… ревнуешь? — Последние слова она произнесла осторожно, боясь, что Лорну рассердит ее предположение.

Лорна замялась, но сказала правду:

— Да, очень.

Мюриель тихонько вскрикнула и взяла руки Лорны в свои.

— Но в этом нет необходимости, милая Лорна, — убедительно сказала она. — Я так хорошо знаю Джимми, я уделяла ему все свое время с тех пор, как он родился. Я знаю каждую черточку его характера, все его уловки и увертки, и я уверяю тебя, что никогда за все эти годы я не замечала, чтобы он даже в начале очередного романа так кого-нибудь любил всем сердцем, как любит тебя. — Мюриель замолчала, затем продолжила, тщательно подбирая слова: — Ему устраивали сцены и скандалы, но большинство девушек, с которыми он флиртовал, очень хорошо понимали правила игры. Они не были невинными маленькими девочками или прямодушными, благородными и верными женщинами, как ты.

— Но я вовсе не такая, — запротестовала Лорна.

— Но как еще я могу описать тебя? — спросила Мюриель. — Я знаю твою кузину. Она из тех, кого Джимми находит занятными. Я всегда боялась, что Джимми может жениться на ком-нибудь вроде Салли, кто будет меня презирать и вычеркивать из своей жизни, так что в ней ничего не останется, кроме маминых бесконечных мероприятий.

— Но, Мюриель, никто не смог бы так с тобой поступить!

Лорна импульсивно обняла за плечи свою золовку; Мюриель говорила с такой страстной искренностью; ее тон дал понять Лорне гораздо больше, чем слова.

— Я глупая, я знаю, — продолжала Мюриель, и на ее глазах появились слезы, — но каждый раз, когда Джимми возвращается на аэродром, мне страшно. Он единственный человек, на котором сосредоточена вся моя любовь, и если с ним что-нибудь случится…

— Нет! — перебила ее Лорна. — Не говори таких вещей — это к несчастью… это страшно!

На мгновение две женщины прильнули друг к другу; затем Мюриель храбро, пытаясь весело рассмеяться, сказала:

— Какие мы смешные! Особенно ты, что ревнуешь Джимми! Он сам так ревнует, что вряд ли тебе стоит даже немного беспокоиться!

— Он ревнует? — спросила Лорна.

— Конечно, — ответила Мюриель. — Он много рассказывал мне о докторе Дэйвенпорте на днях. Я видела его на твоей свадьбе и подумала тогда, как он хорош, хотя мы обменялись только несколькими словами.

— Майкл самый прекрасный человек на свете, но я не люблю его. Иногда я хотела бы его полюбить, это сделало бы мою жизнь куда более простой; но такие вещи либо случаются, либо нет!

— Все правильно. И это случилось, когда вы познакомились с Джимми?

Лорна улыбнулась:

— О да! Теперь я вижу, как глупо вела себя по отношению к Салли.

— Я немного боялась, что ты расстроишься в тот вечер. Почему ты мне не сказала? Я бы постаралась сделать так, чтобы она сюда не приехала. Я могла бы найти для мамы какое-нибудь оправдание.

— Я не ревновала, пока она не приехала, — правдиво сказала Лорна.

— Но между ними ничего не было, я тебя уверяю. Она старый друг Джимми, и его забавляют танцы и флирт с ней. Она отлично танцует, в этом ей не откажешь.

Лорна поцеловала Мюриель в щеку.

— Ты самый разумный человек из всех, кого я знаю, — сказала она, — и я больше не буду делать глупости. Если в следующий раз я буду в чем-то подозревать Джимми, я приду к тебе со своими тревогами.

— Мне бы хотелось, чтобы ты так делала, — ответила Мюриель, — я буду этим гордиться.

Она пожелала Лорне спокойной ночи и вышла.

В браке важны общие интересы, думала Лорна, нужно заставить себя интересоваться теми вещами, что нравятся Джимми: самолетами, полетами, жаргоном, на котором он говорит с другими летчиками. Она знала, что Джимми любит стрельбу, отлично играет в гольф и обожает лыжи.

«Он должен научить меня всему этому, — думала она. — Интересно, если у него найдется время, отплатит ли он мне встречной попыткой разделить мою любовь к чтению?»

И потом дети, будут ли они одной из самых больших радостей в их жизни? Она никогда не обсуждала это с Джимми, но чувствовала, что он будет любить детей, будет интересоваться ими и легко вписываться в их компанию.

Никто не сможет ее понять лучше чем он, когда дело касается ее собственной семьи. Питер и Пеке любят его и восхищаются им, и, если он поманит пальцем Бет, она пойдет за ним на край света.

«Я могу подарить ему собственного ребенка!» — победно подумала Лорна.

Ночь тянулась. Незадолго до полуночи завыла сирена. Потом послышался грохот бомбежки, не очень близко, но достаточно для того, чтобы дребезжали стекла в окнах. Вдалеке стреляли зенитные установки, которые прошивали небо, чтобы обратить врага в бегство.

«Джимми, конечно, на боевом вылете», — подумала Лорна.

Она лежала неподвижно, собрав все свои силы, как будто желая защитить его. Она душой переносилась в небо, защищая своего любимого от опасности.

Затем, когда пришел рассвет. Лорна провалилась в беспокойный сон. Утром она увидела круги под глазами, следы ночной бессонницы.

«Я должна лучше смотреть за Джимми», — думала она, приводя лицо в порядок.

Лорна едва оделась, когда раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнула она.

Дверь отворилась на несколько дюймов.

— Это Томпсон, мэм.

— Войдите, Томпсон, — сказала Лорна.

Она поднялась из-за туалетного столика и подошла к нему.

— Сэр Дуглас просил, мэм, чтобы вы спустились к нему в кабинет как можно скорее.

— Что случилось? Зачем я ему нужна?

— Я не знаю, мэм. Он просто просил сказать вам.

— Я сейчас спущусь.

Она взяла платок, положила его в карман своего льняного платья и побежала вниз. Что все это значит, думала она. Странно посылать такое приглашение перед завтраком.

Она открыла дверь кабинета. Сэр Дуглас стоял на коврике у камина рядом с мужчиной в синей форме противовоздушных сил.

— Входи, моя дорогая, — сказал сэр Дуглас. — Раффери, это моя невестка.

Лорна немного смущенно протянула руку, необычность ситуации вызвала в ней нехорошие предчувствия. Она заметила высокий ранг человека, который пожал ей руку, и автоматически отметила, что он носил планку D.S.O.[3] Сэр Дуглас заговорил, медленно подбирая слова.

— Маршал авиации, — сказал он, — принес нам плохие новости. Ты должна быть очень мужественна, моя дорогая.

— Джимми! — Лорна прошептала только одно слово.

Маршал авиации не отпустил ее руки, он сжал ее пальцы сильнее; его пожатие было жестким и утешающим.

— Он жив, — поспешно сказал он, прочтя вопрос в ее глазах, — но ранен очень серьезно. Я сам приехал сообщить это вам и сэру Дугласу.

— Что случилось? — спросила Лорна. Ее губы пересохли, но она говорила твердым ясным голосом.

— Джимми вылетел прошлой ночью с эскадрильей, — сказал маршал. — Мы получили приказ на ночной бой около часа ночи. Немецкий самолет-бомбардировщик прицелился в большой военный объект — завод по производству оружия, который расположен в двадцати милях отсюда. Я находился в штаб-квартире армии на связи со своим начальником штаба, который осуществлял общую координацию.

Как вы знаете, мы можем говорить с пилотами по радио. Мы услышали, как ваш муж сбил своего первого немца. Через три минуты он уничтожил второй самолет; но когда сел на хвост третьему, его подбил «Мессершмит-109». Мы услышали, как он сказал: «Я ранен и горю. Я на пяти тысячах футов, иду на базу. Обеспечьте готовность пожарной команды».

Начальник штаба предложил: «Если все так плохо, прыгай с парашютом».

Ваш муж ответил: «Что? И погубить самолет? Только не это!»

Он дотянул до аэродрома, но, когда начал приземляться, самолет разбился. По словам очевидцев, там пылал огонь, как в аду, когда служащие аэродрома добежали до него и вытащили из горящего самолета. Его сразу отправили в госпиталь, и я видел доктора перед тем, как поехать сюда. Джимми был жив, но я думаю, вы хотите знать правду. Его глаза повреждены; боюсь, что нет надежды на восстановление его зрения.

Лорна испустила сдавленный крик:

— Джимми ослеп! Как он сможет вынести это!

— Есть еще одна вещь, которую я хочу вам сообщить, — продолжил маршал авиации. — Может быть, позже это немного вас утешит. Я представил вашего мужа к получению креста «За летные боевые заслуги». Он проявил недюжинную отвагу: под моим командованием не было ни одного летчика, кто более был бы этого достоин.

Лорна смотрела в окно. Солнце позолотило верхушки деревьев, и они отбрасывали длинные тени через двор госпиталя. Было очень тихо. Из деревни слышались голоса детей, которые шли из школы, а из радио доносился слабый шелест музыки. Оно было включено так, чтобы не тревожить больных.

Человек, лежащий на кровати, слабо пошевелился, и Лорна быстро повернулась. Она тревожно ждала, что Джимми заговорит; но он снова застыл без движения, а его перевязанная голова замерла среди смятых подушек. Наконец он спросил:

— Кто здесь?

Лорна встала со стула у окна.

— Это я, — мягко ответила она. — Тебе нужно что-нибудь, милый? Может быть, позвать медсестру?

— Нет, все в порядке. Я спал.

Наступила тишина, затем Джимми сказал:

— Опиши мне эту комнату.

Лорна оглянулась вокруг себя, подмечая каждую подробность больничной палаты.

Она подыскивала слова, стараясь нарисовать картинку как можно ярче.

— Это уютная комната, — сказала Лорна наконец. — Не очень большая, но вся залита солнцем. Она на верхнем этаже, так что над головой никто не шумит. Здесь все отдельные палаты расположены наверху. Стены белые, конечно, и твое окно выходит в сад. Это небольшой сад, но в нем растут цветы, и выздоравливающие пациенты сидят там днем с медсестрами. Георгины…

Джимми прервал ее.

— Продолжай о комнате, — приказал он. — Окно высоко или низко?

— На обычной высоте от пола, — ответила Лорна. — Это большое окно, открывается наружу; ты знаешь такой тип окон.

— Что внизу? — спросил Джимми. — Прямо под окном?

Лорна прошла по комнате и высунулась из окна:

— Ничего интересного. Кажется, монолитная бетонная плита.

— Монолитная бетонная плита, — повторил Джимми ее слова.

— Почему это тебя так интересует?

— Я хотел знать.

Ее пронзило внезапное подозрение.

— Почему ты хочешь это знать? — настаивала она.

Он не отвечал долгие минуты, затем угрюмо сказал:

— У меня есть причины.

— Джимми! — закричала Лорна. — Ты же не замышляешь… какие-нибудь… глупости?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, И почему я не должен что-то замышлять? — противоречиво говорил он.

— Ох, Джимми, не говори так! Объясни мне, ты меня пугаешь.

Лорна задрожала; она чувствовала беспомощность и бессилие, глядя на этого чужого человека. Он лежал в постели, лицо его ничего не выражало. Он имел так мало общего с тем, кого она знала раньше.

— Джимми! — почти заплакала она.

— Скажи мне правду, настоящую правду — я хочу знать. Нет никакой надежды, никакой?

— Ты о своих глазах? — промямлила Лорна. — Я не знаю. Мы надеемся…

— Надеетесь! — прервал Джимми. — Не рассказывай мне! Не пытайся представить мое положение в лучшем свете, чем оно есть на самом деле! То, что другие люди страдают, никогда не станет для меня утешением. Позволь мне лучше умереть, и поскорее. Я не смогу это вынести!.. Я хочу умереть, говорю тебе!

Лорна чувствовала беспомощность. Она стояла молча, и слезы медленно катились у нее по щекам.

— Давай, — горько подгонял ее Джимми. — Можешь придумать еще какие-нибудь убедительные аргументы?

— У тебя будет музыка, — сказала Лорна, — музыка, радио и…

Джимми снова прервал ее.

— Радио! — с издевкой сказал он. — Да, нам останется только оно! Достойное уважения Би-би-си придет к нам собственной персоной. Я поздравляю тебя, моя дорогая, с оригинальным вкусом! Я буду учиться ценить это долгие годы, пока мы будем вместе.

Его грубое ехидство ранило Лорну и причиняло ей боль; она была рада, когда наконец пришла сиделка и прервала их разговор. Она нежно попрощалась, но, когда вернулась в Маунтлей-парк, у нее в ушах стояли последние насмешливые слова Джимми.

Последующие недели принесли Лорне много мук и несчастья. Она подозревала, что, когда ее не было, Джимми лежал и обдумывал злые слова, которые сможет сказать ей, чтобы причинить как можно больше боли.