– Доброго тебе утра, ха-ха, – услышала я по второй линии голос отца с ирландским акцентом, который можно было услышать разве что в каком-нибудь голливудском фильме, причем очень плохом. Мой папа, Фрэнк Армстронг, любил время от времени блеснуть якобы типичными ирландскими выражениями. И бесполезно ему было объяснять, что Ирландия – современная многонациональная страна и люди говорят там на различных языках с разными акцентами. В представлении четы Армстронг (так же как и американских туристов, приезжавших в Ирландию в поисках своих корней) ирландцы только и делали, что доили коров, ездили в город на тележках, запряженных ослами, и запросто общались с леприконами и феями (или мне следовало произнести на ирландский манер – «фаями»). Ну и жили они, конечно, исключительно в средневековых замках или в полуразрушенных хижинах из камня и соломы.

– Ну, как там моя малышка, – хмыкнул весело отец, – видела уже леприконов?

Теперь вы понимаете, что я имела в виду?

– Да, очень милые ребята. Вчера вместе ходили в бар, как это здесь заведено. Пили «Гиннес», заедая картошкой, играли на волшебных флейтах и делали ставки на ослиных бегах. В общем, все как обычно.

– Замечательно. А как там дожди?

– Мокрые, – ответила я, посмотрев в окно на залитую февральским солнцем улицу.

– А как у тебя дела… – тут отец слегка закашлялся, – на актерском поприще?

Да, в его шкале важности я стою на третьем месте после сказочных персонажей и погоды. Должно быть, отец очень «гордится» мной. И тут я неожиданно поняла, что у меня действительно появился шанс порадовать родителей. И что самое главное – не дипломом специалиста по взбиванию латте. Да о чем я только думала? Как могла отказаться от прекрасного предложения лучшей подруги и предпочесть убогую жизнь, которую я вела в Дублине, надеясь сделать карьеру и прославиться? От волнения у меня заурчало в животе. А вдруг эта роль будет прорывом в моей карьере? Я стану знаменитой в семье, меня начнут уважать? Люди, глядя на меня, скажут: «Я хочу быть похожей на Милли Армстронг. Она знала, чего хотела от жизни, и шла вперед, пока не воплотила мечту в реальность!» Меня охватило волнение, и, собравшись с духом, я ответила:

– На самом деле, пап, мне есть чем тебя порадовать. Ты не поверишь, но вчера…

– Извини, дорогая, но мы немного торопимся. Я опаздываю к педикюрше, ну ты знаешь мои проблемы с мозолями. В самом деле, Фрэнк, хватит задавать ненужные вопросы. Говори по существу, – нетерпеливо прервала меня мама, отчего мне тут же захотелось положить трубку. – Мы просто хотели сообщить тебе прекрасную новость, – как ни в чем не бывало продолжила мать, словно и не оборвала меня на полуслове.

– Да? – с фальшивой заинтересованностью переспросила я.

– Ты ни за что не догадаешься. Ну давай попробуй, милая.

– Хм… наверное, Эда сделали премьер-министром и вручили ему ключи от города; ведь даже его задница, словно солнце, способна осветить путь блуждающим во тьме…

– Ты просто ревнуешь, – встрял чей-то женский голос.

– Черт возьми, да сколько вас там на линии? У меня впечатление, что я говорю с целым стадионом болельщиков.

– Это Таня, дорогая, не надо чертыхаться. – В голосе матери звучало недовольство. – Я, например, никогда не слышала, чтобы твой брат ругался как портовый грузчик.

Господи, и откуда она берет подобные клише?

– Это потому, что у меня нет недостатков, – смеясь, присоединился к общей беседе Эд.

Я же говорила, что в нашей семье простые телефонные звонки не приняты.

– И ты здесь, – простонала я. – Значит, нас уже пятеро. Очень задушевная получается беседа.

Итак, разговор шел своим путем – как всегда, все говорили одновременно и никто никого не слушал. Даже эта чертова Таня, которая, по существу, не является членом семьи и соответственно не имеет права участвовать в наших нелепых семейных дебатах. Обычно в наших беседах поднималось сразу столько разных тем, что нить разговора уплывала от меня уже в первые минуты.

– Эдди, не томи, сообщи сестре свою потрясающую новость, – наконец различила я слова матери в хоре голосов. – А то мне нужно еще успеть разморозить отбивные перед уходом, к тому же твоему отцу нельзя так много говорить по телефону.

– Почему? – я вклинилась в общее обсуждение, решив, что наш «семейный бухгалтер» в целях экономии ограничила по времени телефонные переговоры «хозяина дома», как без тени иронии называла его мама. – Он что, много болтает по телефону с друзьями и не успевает делать домашние задания?

– Не глупи, дорогая, – совершенно серьезно ответила мама, – это все из-за стресса. Ему нужно гулять на свежем воздухе, а не сидеть в закрытом помещении, утомляя и без того перегруженную голову разговорами по телефону.

– Хм… – Внутри зашевелилась тревога. – А что это за история со стрессом?

– Джорджина, перестань раздувать из мухи слона. Со мной все в порядке, Амелия, – повысил голос отец.

– Это правда, папа?

По-видимому, следующая фраза отца должна была навсегда развеять мою искреннюю озабоченность по поводу его здоровья.

– Конечно, правда, малышка. Просто у меня слегка поднялось давление. Что, черт возьми, неудивительно, после того как я проторчал в суде две недели подряд, пытаясь выбить денежное пособие для скаковой лошади из кучки абсолютно бестолковых судей. Непонятно даже, кто был больше парализован – они или эта чертова лошадь.

– Ясно, – вздохнула я, окончательно потеряв нить разговора.

– Ну ладно, Эдвард, выкладывай уже свою новость, – торопливо закончил отец.

Чтобы избавить вас от утомительных подробностей о гениальности моего брата, я в двух словах опишу суть блестящей новости, которая должна была сразить меня наповал. Как оказалось, Эду поручили серьезное дело и в суде он представлял интересы очень известного человека. Процесс обещал быть скандальным, и единственным, кто получил право давать ежедневные интервью журналистам Би-би-си с освещением событий, происходящих в суде, стал Эд. Если он выиграет процесс – а зная брата, я не сомневалась, что так оно и будет, – карьера Эда взлетит до невиданных высот, а может, и выше. И конечно, после блестящей победы он должен получить столько денег, сколько Боно[7] хватило бы на оплату государственного долга какой-нибудь развивающейся страны. Естественно, эти деньги пойдут в качестве первого взноса за огромный особняк, больше похожий на дворец, где брат и его прилежная девушка Таня будут воспитывать своего будущего отпрыска. Кроме того, Эд не преминул тактично указать на то, что в отличие от меня, пахавшей пять лет, чтобы стать актрисой и попасть на телевидение, он появится на голубом экране без малейших усилий с его стороны. Пожалуй, наши отношения с Эдом можно охарактеризовать как классический вариант детского соперничества. Конечно, я страшно завидовала его успехам, но в мои планы не входило демонстрировать свои чувства членам семьи, тем более самому Эду. К тому же он еще не знал, что я получила самую настоящую роль в фильме и в понедельник утром уезжаю на поезде в Донегол. Кто бы мог подумать – вот я, кажется, уже и приняла решение.


– Так, значит, во сколько мы прибудем в Донегол? – прокричала я, трясясь в ветхом вагоне старого поезда времен Отечественной войны, выкрашенного в жизнерадостный оранжевый цвет. Моя попытка перекрыть оглушительный стук колес не увенчалась успехом. Пожалуй, насчет стука колес я выразилась чересчур мягко. Представьте себе толпу первоклашек, одновременно кричащих своими детскими писклявыми голосами «тук-тук». Даже в этом случае пронзительность звука будет лишь слабым отражением оглушительного визга колес. На самом деле я уже начала опасаться, сможем ли мы добраться на этой рухляди хоть куда-нибудь. Однако с другой стороны, поезд совершал подобные вояжи вот уже сорок лет и никто пока не жаловался. Главное, чтобы этот день не оказался последним в его славной карьере и по пути он не развалился на части.

– Ой, посмотри, корова! – завизжала Фай, прижавшись носом к окну. – А там настоящая изгородь!

Подруга пребывала в самом радужном расположении духа с тех пор, как после обеда мы погрузили наши вещи в такси и, удачно минуя пробки, добрались до вокзала, где нас ждал поезд, отбывавший в половине второго.

Не могу сказать, чтобы обычный забор вызывал во мне столько же радости, сколько в Фионе, но тем не менее я испытывала легкое волнение. Во-первых, к своему стыду, за все пять лет моего пребывания в Ирландии я так и не удосужилась съездить на знаменитое западное побережье. Во-вторых, умение Фай радоваться каждой мелочи очень заразительно. Мне нравилось смотреть в ее сияющие глаза в те дни, когда депрессия ненадолго отступала и сердце Фионы билось спокойно. Ну и, наконец, в-третьих, мне действительно казалось, что за последнее время я впервые в своей непутевой жизни сделала хоть что-то правильно. Конечно, при виде бушующего океана я вполне могу впасть в панику и тут же отказаться от своей затеи, но по крайней мере то, что я вылезла из-под «лежачего камня» и попыталась взять судьбу в свои руки, уже наполняло мое сердце радостью. Да, встреча с Дэном пошла мне на пользу. Как говорится, сегодняшний день стал первым днем новой жизни. Жаль только, что начали мы наше путешествие без особого размаха – засаленная обивка сидений в купе не раз заставляла вспомнить о хорошем душе. Кстати, если бы кто-нибудь захотел отведать сухих печений, я бы с радостью ими поделилась, стоило лишь засунуть руку за сиденье.

– Мы уже практически на месте! – крикнула Фай, радостно захлопав в ладоши. Ее взгляд был прикован к окну. – Посмотри, какой потрясающий вид.

Я протерла стекло от вековой сажи, ожидая увидеть типичный ирландский городок.

– Черт побери, Фай, – выдохнула я в изумлении, – это… это потрясающе!

Действительно, открывшаяся картина поражала воображение. Всего лишь за три часа езды ровные ряды домов и аккуратные улицы сменились полями настолько ярко-зеленого цвета, что казалось, будто их раскрасил ребенок, впервые открывший для себя разноцветные краски. Я в немом восхищении смотрела на живописные каменные дома, окруженные живой изгородью и пестрыми лужайками. При виде нашего грохочущего чудовища стайки птиц с шумом срывались с цветущих кустов и дружно устремлялись в лазурное небо, где плыли розово-оранжевые облака. А вдалеке за горизонтом стройными рядами возвышались изумрудные холмы такой идеальной формы, словно их отутюжили со всех сторон гигантским утюгом.

Вообще-то я не принадлежу к тому типу людей, которые мечтают сменить шум и грязь городов на тишину сельской местности. Я городская жительница, так же как и Фай. Мне нравится стремительный ритм городов, их магазины, бары – особенно магазины. Но даже я на несколько минут потеряла дар речи. Прекрасный парк Тринити-колледжа безнадежно померк на фоне роскошной природы, достойной поэм У.Б. Йетса. Я, конечно, человек, далекий от поэзии, но неожиданно на меня снизошло вдохновение. Неудачница Милли Армстронг и ее скучающая подружка остались в далеком прошлом. Теперь я ощущала себя настоящей актрисой, вживающейся в роль. Как Николь Кидман, которая отправилась в деревню, чтобы достоверно сыграть свою героиню в фильме «Далекая страна» (с той лишь разницей, что бюджет у этого фильма раз в пять больше).

Едва мы сошли со ступенек вагона в графстве Слиго, находившемся в получасе езды от Донегола, и добрались до вокзала, волоча за собой чемоданы, я вдруг ощутила, что все проблемы, не отпускавшие меня в городе, каким-то волшебным образом улетучиваются вместе со свежим атлантическим ветром. Огромная пропасть между мной и Дэном, неуверенность в себе, непонимание семьи, ложь ради роли, вечное отсутствие денег и подружка Дэна… Не говоря уже о том, что, если к июню я не превращусь в русалку, моя карьера окончательно и бесповоротно пойдет ко дну. Однако чем дальше мы шли, тем легче становилось у меня на душе. Пожалуй, эта затея с поездкой была самой лучшей из идей Фионы О’Рейли.

– Вон он! – закричала Фай и побежала в сторону нового блестящего автомобиля, припаркованного у центрального входа вокзала. – Мой двоюродный брат Кормак, – пояснила на ходу Фай. – Господи, Мак, да вы только поглядите на него!

«Поглядите»? Да, там действительно было на что посмотреть. Моему изумленному взору предстал статный красавец с широкими плечами пловца и загорелым обветренным лицом. Кузен Фионы имел все характерные черты типичного ирландца: непослушные каштановые волосы с выгоревшими прядями, веснушки, проглядывающие сквозь загар, зеленые кошачьи глаза, какие обычно рисуют на крутых мотоциклах, и ярко выраженный, но приятный для уха акцент. Я замедлила шаг и поспешила захлопнуть отвисшую от удивления челюсть. Когда я подошла к Маку, сильный порыв ветра взъерошил мои волосы, и неожиданно я почувствовала, что вместе с ветром исчез из моей головы и образ Дэна Кленси – по крайней мере на несколько секунд.

– Привет, я Мак. Как дела? – вежливо произнес он, протягивая руку.