Я не знала, зачем он так поступил. Так низко, подло и как-то по-детски, что ли. Мне непонятно было, что толкает его на подобные поступки: одиночество, скука или болезненный интерес к экспериментам. Но я знала одно – во мне больше не было сожаления из-за того, что мы перестали общаться, теперь я не переживала, что наша дружба упала и разбилась, как стеклянный мост. Этот мост нельзя было удержать одной мне, ведь Кирилл лишь делал вид, что помогает держать. Поэтому все рухнуло – не могло быть иначе.

После того как «На краю» с фурором вернулись в столицу, я забрала своего Антона – на целый вечер и ночь, заявив, что все это время он будет только моим. Он не противился.

Нина последовала моему примеру и вцепилась в супруга всеми ногтями и зубами. Но если мы с Антоном все это время провели наедине, закрывшись от всего мира в номере отеля, то Ниночке и Келле пришлось ехать к его старшему брату, который жил в Москве. Подруга по этому поводу ужасно негодовала – всех родственников своего дорогого супруга она терпеть не могла, разве что за исключением сестры, однако поделать ничего не могла. Келла нажаловался не вовремя позвонившей Эльзе Власовне, которая явно пыталась контролировать молодую семью, и та велела племяннице ехать к родственникам, насмехаясь над ней. Нина была жутко зла и едва не открутила Келле голову.

Сначала мы гуляли – по знакомым с осени местам, держась за руку, потягивая из трубочек кофе: у него был холодный, со льдом, а у меня – шоколадный капучино; смеясь, разговаривая обо всем на свете, не замечая никого, кроме друг друга. Мы бродили по саду, в котором цвели груши, черемуха, абрикосы и даже сакура, наслаждались отличной безветренной майской погодой, подставляли лица теплому солнцу.

Наверное, это и было счастье. То самое, хрупкое, неуловимое. Оно синим крылом задело наши лица, рассыпая на кожу искры, и унеслось вдаль, сверкая, словно солнечный блик, и обещая вернуться – и не раз. По крайней мере, я надеялась на это.

Единственной проблемой было лишь то, что Антону приходилось скрывать лицо, чтобы его не узнали. На лице у него была тряпичная маска, наподобие медицинской, закрывающая всю нижнюю часть, а потому целоваться было ужасно неудобно. Маску он снял единственный раз, когда мы сидели в парке, на лавочке, скрытые от посторонних глаз белоснежным яблоневым облаком, от которого исходил тонкий медовый аромат. И посадил к себе на колени, жадно, нетерпеливо целуя, бережно обнимая при этом. Меня словно касались лепестки яблоневых цветов – мягко, легко, почти невесомо. Укрывая, утешая, оберегая. Опаляя нежностью – до мелкой дрожи. Искушая, заставляя до боли закусывать губу. И от сладкого яблоневого аромата, окутавшего с головы до ног, приятно кружилась голова, а дыхания не хватало.

– Хватит… – прошептала я ему на ухо, проводя рукой по волосам, нагретым солнцем, зависшим над нами.

Он не мог прекратить. Я не могла противиться, осознавая свою беспомощность перед его прикосновениями и чувствуя губами его пульс.

– Остановись, Антон. Сюда могут прийти люди, – тихо, ловя ртом воздух, сказала я ему, беря волю в кулак и отстраняясь, пытаясь при этом поправить одежду – чтобы выглядеть прилично на случай появления в этом укромном местечке посторонних.

Он молча взял мою руку в свою и коснулся губами ладони, провел вдоль – до самого запястья, прикусил тонкую кожу. Улыбнулся, пристально глядя в глаза. Видя, что я разочарована – вопреки своим словам, – Антон подмигнул мне, коротко рассмеялся, понимая, что я чувствую, потерся носом об мой нос – как мальчишка.

Он убрал руки, сложив их на коленях, всем своим видом показывая, что остановился. Сделал все, как сказала я.

Солнце над нами тихо смеялось.

«Как скажешь», – говорил лукавый взгляд Антона, который отлично понимал, что я хотела продолжения. Он ждал, что я буду делать. Я, положив ладони ему на грудь, тоже ждала.

Хотелось безумств. Солнечных вспышек над бушующим океанским прибоем. Волн лунной прохлады, разлитой по коже. Света стеклянных звезд, упавших вместе с поцелуями на обнаженную кожу. Хотелось сумасшествия, искрящегося на самом кончике фитиля. Бикфордов шнур зажегся и горел.

Не выдержав первой, я потянулась к лицу Антона за поцелуем, однако тут послышались голоса, и я птичкой слетела с его колен на лавочку, приглаживая растрепанные волосы и поправляя юбку, представляя собой пример образцовой хорошей девочки. Антон лишь усмехнулся.

В наш уединенный уголок забрели две пожилые матроны с внуками – они ничего не заподозрили. И мы вели себя прилично до тех пор, пока они не скрылись из виду. Но стоило им уйти, я вновь потянулась к Антону, решив, что больше останавливаться не стану. Правда, в этот момент нам снова помешали – большая компания подростков, и Антону срочно пришлось натянуть на лицо маску, а потом мы и вовсе покинули свое укромное облако из яблоневых цветов.

В отель мы вернулись вечером, уставшие, но довольные и мечтающие об уединении в бледно-голубых прохладных стенах номера.

Однако Антона постоянно тревожили телефонные звонки – то и дело он нужен был то коллегам, то журналистам, и вынужден был отвечать, прерывая поцелуи, по которым я безумно скучала и которыми все никак не могла напиться. Однако в тот момент, когда небо стало медным, словно янтарь, мое терпение кончилось. Я, дождавшись, когда Антон завершит свой очередной – самый долгий! – разговор, молча забрала у него телефон и отключила. А сама вольготно уселась рядом с ним, подогнув колени. И положила руку Антону на плечо.

– Сегодня ты только мой, – напомнила я ему. – Хватит разговаривать. И знаешь…

Договорить я не успела – Антон резко подался ко мне, целуя, и уронил на кровать, не давая произнести ни звука. И на миг отстранился, упираясь ладонями в матрас по обеим сторонам от моих плеч и пытливо заглядывая мне в глаза.

– Не разговаривай, – прошептал он и опалил чувствительную кожу на шее дыханием, спускаясь все ниже.

Я дарила ему все, что у меня было – свои руки, губы, сердце, голос. Всю свою нежность – без остатка. Весь тот свет, который держала в ладонях, боясь расплескать. Всю свою любовь: неидеальную, но искреннюю.

Я целовала море – море своего света, море своей любви. Безбрежное, глубокое, прекрасное. Тонула в нем, не пытаясь выбраться, уходя на дно, задыхаясь. Растворялась.

Море вознесло меня к небесам на высоких пенистых волнах.

Мы словно упали в тишину, на мягкое облако из белоснежных простыней и воздушных одеял. В этой тишине были лишь он и я. И два частых сердцебиения.

Те часы, которые мы с Антоном провели вместе, были волшебными. Я никогда не думала, что цветы – огромные, чистые, белоснежные – могут распускаться не только на деревьях, но и на сердце. На эти цветы садились золотистые бабочки, щекоча кожу крыльями.

– Ты счастлив? – спросила я тихо, прижимаясь к теплому плечу Антона и обнимая.

– С тобой – всегда, – было мне ответом, и я сомкнула ресницы, проваливаясь в глубокий здоровый сон.

Засыпали мы под самое утро, когда на востоке тонкой лавандовой полоской задребезжал рассвет, уставшие, довольные и счастливые. Мы заснули столь крепким сном. Нас еле разбудил стук в дверь, за которой стоял обеспокоенный Фил. За окном был уже глубокий день.

– Что надо? – не слишком вежливо поприветствовал его Антон.

– Вообще-то, у нас скоро съемка, – отозвался Фил, выглядывая из-за его спины и замечая в кровати меня. Он помахал, пожелав доброго утра и улыбнувшись. Я, смутившись, помахала в ответ и нырнула под одеяло.

Антон на это лишь выразительно выругался.

– Где остальные? – только и спросил он.

Фил пожал плечами.

– Чего не знаю, того не знаю. Все пропали. Знаю только, что Андрей уже в студии.

– Жди, – велел ему, как верному псу, Антон, пуская Фила в номер и отправляя в соседнюю комнату, выполняющую роль гостиной.

На съемки Антон собрался буквально за десять минут, успев за это время даже принять душ – я так быстро собираться не умела. Фил в это время пытался дозвониться до остальных музыкантов «На краю», но они все словно в воду канули. Пытаясь помочь ему, я набрала номер подруги – наверняка ведь Келла должен быть с ней. Возможно, они, как и мы с Антоном, просто крепко заснули.

Нина телефон взяла не сразу. И рявкнула злобно:

– Что?!

– Ты чего такая злая? – удивленно спросила я.

– Мы потеряли ребенка! – крикнула Нина. В ее голосе были ярость и растерянность, которые причудливо переплелись.

– В смысле? – потеряла я дар речи, почему-то подумав, что подруга была беременна.

– В прямом! Этот овцебык потерял своего племянника! Теперь мы его ищем! Ненавижу-у-у! – провыла Нинка, явно находясь в панике. – Как найдем малявку, я тебе перезвоню!

И с этими словами Журавль бросила трубку.

– Что там у Келлы? – поинтересовался Фил.

– Нина сказала, что они потеряли ребенка, – ошалело произнесла я, ничего не понимая и зная лишь одно – подруга в бешенстве.

– Что? – опешил Филипп. Его глаза стали круглыми – это почему-то еще больше придало ему сходство с медвежонком. – О, Боже. Это ужасно. Бедная Ниночка…

– Да не своего! Чужого! Племянника, – объяснила я. – Теперь они его ищут. Наверное, Келла на съемку не попадет…

– Потому что ищет ребенка? – понимающе спросил Филипп. – Надеюсь, у них все будет хорошо.

– Нет, по другой причине. Мне кажется, Нина убьет Келлу, – честно призналась я, представляя, какой шок у Журавлика – их сначала оставили с маленьким ребенком, а потом они его потеряли.

Арин и Рэн, а также парни их технической команды на связь так и не вышли. И Антон, не дозвонившись до них, уехал вместе с Филом, оставив меня одну.

– Буду поздно, детка, – поцеловал он меня на прощание. – Хорошо проведи время.

Время я провела крайне хорошо – залезла под одеяло, провалявшись еще часик, обнимая подушку Антона и видя бессвязные яркие сны, переполненные солнечным светом. После позавтракала в номере и за чашкой крепкого травяного чая вновь попыталась дозвониться до Нинки – разговор был короткий, ибо на заднем плане ревела племянница Келлы, которую парень сейчас и успокаивал.

– Нашли? – поинтересовалась я.

– Нашли. Убежал в соседний двор и спрятался под горкой, – прошипела сквозь зубы Нина. Детей она не очень любила.

– Как вам вообще ребенка доверили? – изумилась я. Рисковые люди родственник Келлы.

Племянница реветь перестала и теперь заливисто засмеялась.

– Двух, – выдохнула Нина. – Алина, пять лет, и Юрочка, три года. Боже, я с ними меньше суток, но мне кажется, что я их родила. Да, я сама в шоке! Ты идиот? – оглушительно заорала она в сторону – видимо, Келле. – Сними его с забора!

– Да пусть походит, – услышала я невозмутимый голос парня. – Я в детстве любил по заборам ходить.

– Ты у меня сейчас, дорогой, в такое место пойдешь… – Нинка замолкла – видимо, не стала говорить неприличных слов при детях.

– Так вот, на чем я остановилась, – вернулась она ко мне. – Приехали мы, значит, к брату Синилища – пришлось строить из себя милашку, чуть карамель из ушей не потекла, – проворчала Нинка. – Боже, Катя, это пытка. У них целый зоопарк: двое детей, собака и говорящий попугай. Они уговорили остаться у них ночевать, а сами слиняли – у них кто-то из родственников в аварию попал. Никогда не заведу детей. Это просто ад какой-то, Катька! У меня мозги наружу! Одна говорит, что вырастет и выйдет замуж за Рылия, – явно имела она в виду маленькую Алину, – второй все время убегает и прячется. И этот козел не лучше, – обозлилась она на супруга. – Купил в подарок племяннику радиоуправляемый вертолет, вместе со своим братиком весь вечер его гоняли.

Я хмыкнула.

– Кстати, о Келле. Ты в курсе, что он должен быть в студии на записи передачи? – спросила я.

– Ха! Никуда он не поедет, – решительно отвечала подруга. – Его племянники – пусть и смотрит за ними. Или я его на органы пущу. Рыло! – завопила она вновь. – Он опять убегает! Все, Катька, пока, – спешно распрощалась Журавль со мной и бросила трубку.

Глянув на часы, я включила прямой эфир программы «Время быть впереди», в которой участвовали Антон и Фил – остальные участники группы так и не прибыли на съемки. Ведущий Остап Зайцев – какой-то кривляющийся и с ехидно блестящими глазами – мне ужасно не нравился, зато на Антона я не могла налюбоваться. На экране он выглядел потрясающе. Я даже загордилась немного, что этот статный уверенный в себе парень с правильными чертами лица – мой. И полностью это признает.

Музыкантам задали массу глупых вопросов, пытались провоцировать непонятно как добытыми фотографиями с обеих Ниночкиных свадеб, но они держались отлично. Меня безумно порадовало то, что Кей заявил, будто расстался со своей моделью.

Во время рекламного перерыва, последовавшего после разговора о свадьбах Келлы, позвонила Дина. Она звонила мне вчера – но я отключила звук на телефоне, а потому не слышала ее звонков.