– Не стоит, – стальной взгляд темных глаз поверг бы в некоторое смятение кого угодно, но только не Виктора Андреевича.

– Да это бесплатно, – махнул он рукой, явно издеваясь. – Угощаю, как принимающая сторона.

– Подачек не брал и брать не буду, – сообщил ему Александр Михайлович.

Обстановка за столом накалялась.

– А быть может, вы нам расскажете, как познакомились? – попыталась разрядить атмосферу Марина Сергеевна, обратившись к сыну и его невесте.

– Расскажи, – тотчас переложил ответственность на невесту Келла.

– А? – не сразу поняла она. – А, как познакомились…

В ее памяти огнем тотчас вспыхнула сцена годичной давности, где она бегала от синеволосого придурка по гримерке, а после угрожала туфлей с острым каблуком. А потом он украл ее сумку и шантажировал.

– Нам тоже очень интересно, – поддержал Марину Сергеевну дядя Витя, явно издеваясь.

– Ну, знаете, все произошло так внезапно, любовь всегда внезапно стреляет в наши сердца. – Нина собралась с духом и начала:

– Это был теплый майский день…

– Ефим же вчера сказал, что вы в апреле познакомились, – удивленно приподнял бровь Александр Михайлович.

Девушка досадливо поморщилась.

– Ах, да, апрельским теплым вечером нас совершенно случайно свела судьба. Я пришла на концерт симфонического оркестра – исполняли Чайковского, и так вышло, что Ефим сидел рядом, в партере. Мы наслаждались музыкой и не замечали друг друга – я до сих пор думаю, что бы было, если бы так и не заметили? – Ниночка вздохнула горестно. – А после концерта я случайно забыла свою сумочку на сиденье – так, знаете ли, прониклась Чайковским. Ефим увидел ее и догнал меня. Я была ему очень благодарна! Ведь в сумочке было все: и деньги, и документы… Так прозаично мы и познакомились, и Кел… Ефим пригласил меня на свидание. – Тут Ниночка опустила глаза, словно застеснявшись. – И так вышло, что мы стали встречаться… Совпадение взглядов, вкусов…

– Особенно музыкальных, – поддакнул музыкант, которому всегда нравилось, как складно врет Журавль.

– … точек зрения… Ефим, – погладила Нина парня по щеке со сладенькой улыбочкой, – такой замечательный. Очень заботливый и нежный.

Виктор Андреевич закатил глаза. Нежности он в этом «гнусном панкообразном» не видел ни грамма. Только наглость. Небось упивается, что знаменитость.

– И добрый. Как папа, – добавила девушка. И теперь уже Келла закатывал глаза. Быть похожим на дядю Витю ему совсем не хотелось. А доброты он в нем не находил совершенно. Александр Михайлович, кажется, тоже. Он неопределенно хмыкнул и вновь принялся за мясо.

– А как Ефим за тобой ухаживал? – спросила Таня. История любви Нины и брата казалась ей жутко романтичной. Она тоже хотела себе парня-музыканта. Даже просила Ефима познакомить ее с кем-нибудь из группы, но старший брат отчего-то яро воспротивился и заявил ей: «Лучше учись, а не дурью страдай!»

– Ефим дарил мне цветы и подарки. Мы гуляли по берегу ночной реки. И один раз даже были на крыше и смотрели на звезды… Ой, – спохватилась Ниночка, увидев, как волком на нее смотрит собственный отец, для которого прогулки дочери по каким-то там непонятным крышам в ночное время суток были дикостью. – Папа, не ругайся, это было всего раз… Мы смотрели на звезды, разговаривали о поэзии, философии…

– Откуда нашему Фимке что-то о поэзии знать? – искренне удивился его отец. Он отлично помнил, как сын прогуливал литературу. А учительница, которая была их соседкой с третьего этажа, приходила жаловаться.

– Между прочим, любимый поэт Фимы – Маяковский, – пропела Нинка, и Келла мрачно на нее глянул – в поэзии, тем более, футуристов, у него был большой пробел. – Он, знаете, мне декламировал на крыше: «Ведь, если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно?» А я слушала, смотрела в небо и думала, как мне безумно повезло, что он у меня есть.

– Какая тонко чувствующая натура, – покачал головой Виктор Андреевич не без издевки. – А продекламируй мне еще какой-нибудь стих? Вот чтобы душу вынуло!

– Легко, – мигом сориентировался Келла. И выдал:

Звезды – души богов ушедших,

Что мерцают во тьме небесной:

Злых, кровавых и сумасшедших.

И на небе им очень тесно.

Нина мигом узнала, что декламирует жених, и пнула его под столом, чтобы он заткнулся. Ибо дальше должно было говориться о бойне, которую устроили эти самые боги-звезды, падая на землю и разрывая ее на части, сея хаос и разруху. Это была одна из первых песен «На краю», которую Журавль, к слову, очень любила.

Келла вовремя замолчал, поняв, что никто не оценит кровавых подробностей – плод фантазий Кея.

– Что это за поэт? – удивился весь стол.

– Антон Тропинин, – ответил Келла, смеша Ниночку. – Серебряный век, все дела.

– Что-то я такого не припомню, – изумленно сказала его мать, поэзию любившая, хоть в школе она и преподавала математику.

– А это малоизвестный поэт. Младосимволист, – подсказала Нина, – так сказать, второй плеяды. А еще Ефим мне песни пел, – вдруг добавила она. – Ужасно романтично.

Услышав это, дядя Витя поморщился, а Сергей едва не рассмеялся – помнил этот цирк.

– И писал признания на асфальте, – продолжала мстительно Журавль. – И даже звезды с неба обещал подарить.

– Дарить звезды с неба – удел алкоголиков, – довольно громко заявил дядя Витя, навлекая на себя гневный взгляд будущего свата и недовольный – зятя.

– Ой, папочка, перестань. Келла очень нежный, – не переставала Нина. – Знаете, у нас с ним как-то так просто все получилось, как будто бы так и должно было быть, – улыбнулась она родителям жениха. Келла не выдержал и под злобным взглядом дяди Вити встал, подошел к девушке, поднял ее с места и обнял. Видя это, даже Александр Михайлович немного оттаял. Невестка нравилась ему куда больше ее папаши с противной ряхой. Таких хлыщей, ворующих миллионы, отец Келлы привык щелкать, как блох.

– Так просто… – задумчиво повторила Нина и склонила голову к плечу Келлы. Тот умудрился звонко поцеловать ее в лоб. А после, потеснив невесту, сел на диванчик рядом с ней.

– Как романтично, – захлопал дядя Витя.

– Все гениальное просто, – согласилась Марина Сергеевна, приняв рассказ за чистую монету. И мама Ниночки тотчас согласилась с ней. – Жаль, что вы мало видитесь, – вздохнула она. – Ефим теперь в Германии… Ты переедешь к нему после свадьбы, Ниночка?

– Мы еще думаем, как быть, я ведь учусь, – похлопала та ресницами.

– А, зятек, расскажи-ка поподробнее, чем ты там в Германии занимаешься? – не вовремя встрял дядя Витя.

Келла недовольно взглянул на тестя.

– Работу работаю, папа, – отвечал он хмуро.

– А какую, Ефим Александрович? Ты ведь инженер? – явно решил поиздеваться над ним всласть Журавль-старший, прекрасно помнящий о том, что родня Зелибобы не знает о его музыкальной карьере. И что только за дураки? Как такое можно не заметить?

Сам Виктор Андреевич, конечно же, считал себя знатоком душ собственных отпрысков.

Келла попытался перевести разговор, но Журавль вновь стал его доставать.

– Что там у тебя за работа-то такая? Сколько получаешь? Перспективы карьерные есть? – дразнил он зятя. А Александр Михайлович решил вдруг, что будущий тесть намекает на то, что профессия у его сына простая и денег много простому инженеру не заработать.

«Не чета твой нищий олух моей красавице», – читал папа Келлы в голубых глазах Виктора Андреевича и злился все больше и больше.

– Честная, – вдруг сказал он, стукнув кулаком по столу – и все сразу замолчали. – Честная работа. У нас семья такая. У нас честь и верность себе, своему делу и своей женщине в почете. А у вас как с этим, господин Журавль?

Взгляды мужчин скрестились. Оба друг друга в данную минуту презирали.

– Саша, перестань, – попыталась успокоить его супруга, и Софья Павловна с пониманием посмотрела на женщину.

– Что – Саша? – гаркнул мужчина. – Ему, видите ли, профессия Ефимкина не нравится! А мне прыщи всякие не нравятся, которые миллионами крадеными ворочают. И я им не нравлюсь, когда допросы веду, – горячо говорил мужчина.

Таня надула щеки и медленно выдохнула, Келла попытался успокоить отца, но тот его и слушать не хотел.

– Да мне вообще все равно, – пожал плечами дядя Витя, ковыряя вилкой остатки бифштекса. – Хоть пусть за коровами убирает. Главное, – кинул он умиленный взгляд на Нину, – доченька моя его любит. А я что? А я ничего. И мезальянс потерплю. – И он театрально вздохнул. Мол, чего не вытерпишь ради своего ребенка.

– Мезальянс?! – до глубины своей души возмутился глава семьи Строгановых-Софьиных, для которого подобные темы были больным местом.

Виктор Андреевич пожал плечами.

– Я не против Ефимки, – явно передразнил он Александра Михайловича, – хороший мальчик. Но у всего есть свое название. У вашего Ефимки и моей Ниночки – мезальянс.

– Слушай, ты, умник, да ты знаешь, кто у нас предки? Графы Российской империи Строгановы! – стукнул по столу кулаком Александр Михайлович. – Они в гробах вертятся, слыша твой лай про мезальянс! Крестьяне! Ха!

– Ха? – переспросил дядя Витя, у которого предков-графов не было. Но были амбиции – в большом количестве. – Между прочим, семья крестьянина оплачивает свадьбу, – напомнил он весьма ехидно.

Александр Михайлович побагровел.

– Ты мне своими деньгами тыкать не смей. Показывай смету, половина – за нами.

Виктор Андреевич окинул его скептическим взглядом.

– А потянете ли? Вы свои возможности оценивайте реально, дрожайший.

– Хлебало-то закрой, – посоветовал ему папа Келлы, не страдающий избытком вежливости. – Я слышал, ты тут в долгах как в шелках да и мои коллеги из ОБЭПа тобой интересовались.

Дальнейшей перепалке двух отцов помешали, и произошло это довольно неожиданно. К их столику подошла официантка, но не та, которая их обслуживала, а другая. Она замерла и вдруг выронила поднос, который, слава богу, был пустым, но грохот все равно произвел знатный.

– Вы ведь Келла?! – закричала девушка, дико вращая глазами.

Мужчины замолчали. Ефим от неожиданности подавился куском мяса, и Нинка спешно стала колотить его по спине.

– Н-нет, – прокашлявшись, отвечал он. Парень даже и не думал, что его кто-то узнает в таком виде и в таком месте! Да его друзья не узнавали, увидев с нормальным цветом волос!

– Как – нет? – возмутилась официантка. – Это ведь вы! Келла из «На краю»! Только волосы больше не синие! Ой, я твоя фанатка! – перешла она на фривольное «ты». – Даже в Москву на финальный концерт в августе ездила! Потрясно было! Моя подруга лифчик на сцену кидала, ты его на палочке крутил! Помнишь?!

– Какой палочке? – удивленно проговорил Александр Михайлович, ничего не понимая. Марина Сергеевна тоже с удивлением взирала на девушку в фирменном фартуке заведения. И только Таня кусала губы – уж она-то отлично знала, как и второй брат, чем занимается их Ефим.

– Барабанной! – выдохнула экзальтированная поклонница группы «На краю». – Келла, пожалуйста, дай автограф! И можно селфи?! – молниеносно вытащила она телефон.

– Я не Келла, – сглотнул барабанщик, видя, что глаза родителей становятся все больше и больше. – Вы перепутали, девушка.

– Ничего не перепутала! – заверещала она от переизбытка эмоций, тыкая ему под нос блокнотик, в который записывала заказы. – А остальные парни тоже из Берлина вернулись?! А концерт будет?! Я вашу группу обожаю!

– Какую группу? Девушка, вы о чем? – свел брови к переносице Александр Михайлович.

– Мою любимую! – закатила глаза девушка, хватаясь за Келлу, как за самое большое сокровище в мире.

Но в этот момент ее утащили коллеги, которых, видимо, ее поведение удивило не меньше посетителей ресторана. На столик, за которым сидели две семьи, оглядывались.

– Что-то я не понял, – сдвинул брови отец Келлы. – О чем это она говорила?

– Чокнутая, – натужно засмеялся парень, и Нинка тоже нервно захихикала. Она вдруг подумала: если папаша Рыла узнает, что тот столько лет водил его за нос, то пришьет, и не видать ей завтра – уже завтра! – свадьбы!

– Какую она там группу упоминала? – повернулся к супруге Александр Михайлович, сопоставив кое-какую информацию: про Москву в августе, куда якобы ездил по делам компании Ефим, и про Берлин, да и слышал он как-то от кого-то, что, мол, средний его сын похож на музыканта из одной группы, но значение тогда этому не придал. К тому же раньше Ефим играл на барабанах – связался с какой-то шпаной в их городишке, и они возомнили себя рок-группой. Насилу эту дурь из его головы выбили.

Марина Сергеевна пожала плечами.

– «На краю», – ляпнул зато Сережа, не знающий тонкостей взаимоотношений семьи Келлы, и Нинка зверем на него глянула. А Виктор Андреевич довольно закивал головой. Происходящее крайне его забавляло.

– Что за группа? – нахмурился Александр Михайлович. И, прежде чем Нина пнула брата, тот выдал: