Она инстинктивно сжалась, закрыла лицо и голову руками.

Ваза с громким звоном разбилась о стену рядом с Лесковой. По полу разлетелись осколки – как лепестки белоснежного фарфорового цветка.

В это же время дверь одной из спален резко распахнулась, и на пороге появился заспанный Антон. Первую секунду он не понимал, что происходит. Только переводил потрясенный взгляд с меня на Алину, с Алины на осколки.

– Катя! – воскликнул он.

– Любовь – это выбор, – срывающимся голосом сказала я, понимая, что плачу, и не в силах была остановить слезы. – Любовь – это небо, Алина.

Злость резко прошла, схлынув и оставив усталость, и мне вдруг стало жаль нас всех – себя, Антона, ее.

Всех потерявших любовь. Оскорбленных любовью – чужой. Недовольных любовью – своей.

Забывших о небе.

Забывших о счастье.

– Что случилось? – спросил Антон, прижимая меня к себе. Он не мог понять, что произошло. Единственное – убедился, что мы обе в относительном порядке.

– Твоя девка напала на меня, – сказала Алина. – Она ненормальная. Сумасшедшая! Дракон, она….

– Замолчи! – велел Антон, на миг прикрыв глаза. – Ты с ума сошла? Какого черта ты творишь? – его голос становился все громче и громче. – Я же ясно сказал тебе – уходи.

– Как я от тебя уйду?! – закричала вдруг Алина. И сейчас вид ее был не столь воинственным, как при общении со мной. – Я люблю тебя, люблю!

– Ты любишь себя, – жестко отвечал Тропинин. – И то, что ты устроила сейчас драку с Катей – подтверждает это.

Она закрыла лицо руками, поддавшись временной женской слабости – слезам.

– Не выставляй меня чудовищем, – тихо сказал Антон, успокаивающе гладя меня по спине одной рукой, а второй пытаясь дозвониться, как позже выяснилось, до Арина.

– Что происходит? – появились вдруг в коридоре Рэн и несколько парней. Как оказалось, они хотели забрать в одной из комнат набор для покера. А наткнулись на нас.

– Женская драка? – весело осведомился кто-то из них, но Рэн обернувшись, покрутил пальцем у виска, явно имея в виду, что при Кее подобные вещи говорить не стоит.

– Это вы нам тут вазы бьете? – попытался разрядить атмосферу Рэн.

Вместо ответа Кей кивнул на Алину, а потом – в сторону, явно имея в виду, чтобы тот утащил Лескову. Тот, все поняв, увел ее, хоть она и пыталась сопротивляться.

В конце концов, она повернулась и сказала Антону:

– Любимый, а что бы ты выбрал? Ее, – кивнула она на меня, и во взгляде ее читалось отвращение, – или музыку, славу?

Тропинин молчал.

Рэн и Алина скрылись из вида. Парни тоже ушли. И мы остались вдвоем с Антоном.

Он пальцами вытирал кровь с моего лица, заглядывая в глаза с каким-то ужасом, явно боясь – не меня, а за меня.

– Девочка моя, – говорил он, – все хорошо?

– Хорошо… Я тебе верю, – прошептала я, глядя ему в серые глаза, – верю тебе, верю, верю.

– Я знаю, Катя, знаю.

Его губы осторожно коснулись моего лба. Самый невинный поцелуй, самый честный.

– Прости.

– Ты не виноват, Антон, – сказала я едва слышно.

– Виноват. Я до сих пор думаю – простила ли ты меня? – его голос звучал измученно. – Смог ли я доказать?..

– Смог. Простила.

Мои пальцы коснулись запястья Антона – казалось, я тотчас уловила его пульс. Я подняла его руку и поцеловала – так, как обычно делал он, ласково касаясь тонкой кожи, под которой вился синий узор вен.

– Поэтому я не поверила ей, – продолжала я, прижимая его ладонь к своей щеке. И Антон только выдохнул.

Он отвел меня в ванную комнату, где я привела себя в порядок. Драка с Лесковой особого урона не нанесла – скорее больно было не физически, а душевно. На лице, слава Богу, никаких следов не осталось.

– Она никогда от нас не отстанет? – спросила я, рассказав ему, что случилось.

Антон молчал.

– Может быть, тебе стоит поговорить с ней? Объяснить, дать понять, что вы больше не пара?

– Она не понимает слов, – с горечью сказал он. – Доводов. Объяснений. Грубости. Ничего не понимает. Ни я, ни Арин не можем донести до нее простой истины. Может быть, это получилось у тебя? – с некоторой иронией глянул на меня Антон, подавая полотенце. Кажется, то, что я едва не разбила о голову Лесковой вазу, его потрясло.

– Ты все еще меня удивляешь, детка, – словно подтверждая мои мысли, сказал он, сидя на бортике огромной ванны, широко расставив ноги.

Я рассмеялась и подошла к нему, встав вплотную и положив руки на его плечи. Он смотрел мне в глаза с легкой улыбкой, будто бы говоря: давай, смелее. То ли пытался отвлечь, то ли просто соскучился. А, может быть, то и другое. Я склонилась к нему, касаясь волосами его плеч, и поцеловала.

– Как насчет того, чтобы вместе принять ванну? – спустя несколько минут спросил он, свободной рукой включая воду.

– После свадьбы, – отвечала я устало – сейчас мне было не до этого. – В смысле, не после нашей, после Ниночкиной.

– Как скажешь, – не стал настаивать Антон, мигом поняв мое состояние. И увел на воздух – хотел, чтобы я окончательно успокоилась.

Пару часов мы с ним провели вместе – сидели на лавочке вдалеке от всех, под бесконечным ночным небом, и он грел мне озябшие в ночной прохладе руки. А его ладони, казалось, никогда не мерзли, и я все никак не могла понять, холодные они или горячие.

Я попросила его спеть мне что-нибудь, и он тихо пел – своим обволакивающим бархатным голосом. Пел песню об оригами, которая меня совершенно заворожила и успокоила. Она была совершенно не похожа на прочие его песни, и я спросила, о чем она. А Антон ответил – о тебе.

И эта ночь мне казалась волшебной, несмотря ни на что.

Уезжали из гостеприимного и шумного особняка мы все тем же составом, вчетвером. Нинка натанцевалась вдоволь, Кира и Нелли – наобщались с близнецами, и если первая восприняла этот эпизод, как классное нетривиальное времяпровождение с крутым музыкантами, то вторая даже разговаривать не могла от счастья. Младшая сестра вздыхала, охала, ахала, произносила какие-то нечленораздельные звуки и улыбалась все время, что дало мне повод заподозрить ее в некоторой степени неадекватности.

– Я это… Того… Ну… Кокорушко замерло, – более-менее внятно начала сестра разговаривать уже тогда, когда мы проехали половину пути до дома.

– Что у тебя там замерло? – спросила я.

– Сердечко! Я его люблю, онни!

– Кого? – удивилась Кира.

– Фила! – оглушительно заорала Нелли. – Я хочу быть с ним!

– Его посадят, – хмыкнула Нинка, одной рукой держа руль, как опытный дальнобойщик. – Ты же несовершеннолетняя.

– Пусть подождет меня четыре года! – в азарте воскликнула сестра, поцеловав экран телефона, на котором был запечатлен Фил.

Я и Нинка даже спорить с ней не стали – понимали, что бесполезно, а вот с Кирой они препирались до самого дома, к которому мы подъехали, обгоняя рассвет. Хотя время выспаться у нас еще было – церемония проводилась вечером.

* * *

Рэну хотелось веселья и ярких эмоций. Смеха, шуток, объятий красивой девушки. Именно для этого они с братом и устроили всю эту шумную тусовку, на которую в результате пришло столько людей. Рэну нравилась атмосфера драйва, нравились вечеринки и вообще собрания людей – на стадионе, в аэропорту, на концертах, и он чувствовал себя в такой обстановке, словно рыба в воде. Запись альбома основательно вымотала его, и хотелось расслабиться. Однако этого у него не вышло. К ним с Филом в дом каким-то образом попали Катя и Нина, подружки Кея и Келлы, и ему пришлось, как хорошему другу, сначала следить за Демоницей, на которую, естественно, тотчас положили глаз парни, а затем увозить из дома Алину – сестру Арина и по совместительству бывшую Кея, которая никак не могла забыть его. Рэн хорошо помнил эту черноволосую красотку с высокомерным лицом – она дважды приезжала в Берлин, что приводило к тому, что Кей и Арин начинали холодно общаться. А теперь Алина и вовсе подралась с хорошей девочкой Катей.

Хороших девочек Рэн ценил, и Катя нравилась ему своей простотой, мягкостью и искренностью. К тому же летом, во время игры, она показала себя молодцом. Ему такие девочки не попадались. Не то чтобы Рэн завидовал Кею – чувство зависти было крайне редким его гостем, но он был человеком азартным. И чувствовал, как в игре Кей обошел его. Нашел свою Катю. Ту, которая ценила не только его внешность, популярность и деньги, но и человеческие качества. Сначала Рэн считал, что это и есть основа любви – той, о которой пишут книги и снимают фильмы. Но как-то однажды Кей объяснил ему, что это не так. Тогда они как раз разговаривали про игру с девочками.

– Понимаешь, друг, – говорил Кей, сидя с сигаретой в руках в кресле, закинув ногу на ногу, – у тебя слишком однобокий взгляд на отношения. Ты имел негативный опыт, и игра для тебя стала местью за то, что играли с тобой. Ты изначально рассматривал девушек не как гипотетических возлюбленных, а как модели для своей вендетты. Ты уже был в более проигрышной позиции, чем я.

– Вот ты психолог, – делано восхищенно всплеснул руками Рэн. – Сейчас слезу пущу из-за твоих размышлений.

– Не иронизируй, ты же знаешь, что я прав, – затянулся Кей и медленно выпустил терпкий белый дым, наблюдая, как тот растворяется в воздухе. – Для меня это был способ найти своего человека. Для тебя – снова прожить ту ситуацию, в которую ты попал, при этом поменявшись местами с той, которая тебя предала.

– Психотерапия без границ, – ухмыльнулся Рэн. Но он знал, что Кей прав. И вдруг спросил прямо:

– То есть, ты изначально рассматривал Катю как девушку, которую можешь полюбить?

– Я каждой давал шанс, – отозвался Кей. – Ты – нет.

– Может, и так, чувак, может, и так. Но я не могу понять одного – Катя приняла тебя. И ты ее полюбил. Но если бы тебя приняла любая другая девушка, не Катя? Ты бы любил ее? – спросил Рэн дотошно.

– Ты все никак не можешь отойти от своего взгляда на отношения, – спокойно сообщил ему Кей, вновь выпуская дым. – Ее принятие стало основой для моих чувств. И для ее чувств – тоже. Еще до того, как она сделала свой выбор, я понял, что не оставлю ее. Понимаешь эту разницу? – Кей отпил из бокала – сегодня воду, ибо завтра был важный день.

– Понимаю, – кивнул Рэн. – А малышка, которая приезжала – Алина, она совсем мимо кассы?

– Мимо.

– Серьезно? Она такая плохая девочка? – с насмешкой спросил гитарист. Алина ему нравилась – была в его вкусе.

– Скорее, плохой человек.

– Так любишь свою Катеньку? – удивленно спросил Рэн. Сам он не чувствовал ничего подобного – ни к кому.

– Так люблю свою Катеньку, – отозвался лениво Кей.

На этом их разговор был закончен, и почему-то сегодня, когда Рэн вынужден был уводить Алину со второго этажа, он вспомнил это.

Плохой человек.

Да, она казалась классической стервой – красивой, яркой, самоуверенной, самовлюбленной. И упрямой. Зачем ей так нужен был Кей, Рэн не понимал. Такие, как Алина, могли заполучить почти любого мужчину. Или ей, как настоящей женщине, нужен был самый недоступный в окружении?

– Ты в порядке? – посмотрел он на Алину. Ее лицо было каменным, неподвижным, но вот в черных глазах плескались эмоции.

– В порядке, – отвечала девушка, не глядя на Рэна.

– Вы что, подрались с Катей? – поинтересовался он, пытаясь понять, пьяна она или нет. Вроде бы алкоголем от Лесковой не пахло.

– Какая тебе разница, – услышал он надменный ответ и усмехнулся.

– Думаю, сейчас тебе лучше уехать, – сказал Рэн. – Я тебя не гоню, ты сестра моего друга и все дела, но вам сейчас стоит побыть на разных территориях. Успокоиться.

– Я спокойна.

– Я вижу, – вновь позволил себе ухмыльнуться Рэн, но Алина одарила его таким взглядом, что он предпочел перевести тему:

– Арин здесь?

– Не знаю.

До друга Рэн дозвониться никак не мог.

– Ты на машине? – продолжал расспрашивать он, пытаясь понять, как выпроводить гостью и идти веселиться дальше.

– Нет.

– Поня-а-атно, – озадаченно протянул Рэн, все еще пытаясь дозвониться до Арина.

– Что случилось? – появился откуда-то Фил. На его щеке было много розовой помады. И Рэн молча коснулся щеки, давая понять брату, чтобы тот убрал ее. Близнец понял его без слов и принялся тереть кожу.

– Девочки не поделили Кея, – поделился с ним Рэн тихим голосом, чтобы Алина не слышала. – Подрались наверху.

Фил присвистнул. Впрочем, подобное его не удивило – из-за него девочки дрались часто.

– Арина не видел?

– Он уехал.

– Мне, что ли, ее вести домой? – рассердился Рэн на друга. Пришел, бросил сестру, смотался. А он все расхлебывай!

– Побудь паладином света, – обворожительно улыбнулся Фил.

– А ты им не хочешь побыть? – прищурился Рэн.

– А меня ждут девушки, – еще шире и обаятельней улыбнулся брат.

– Коз-зел. Я тоже хочу веселиться.

– От барана слышу, – тотчас нашелся Фил. – Кстати, где твои медиаторы?