Нелепое прозвище.

Очевидно, он заработал его благодаря тому, что никогда не сдается. Спасибо бесконечной череде фанатов, студентов и преподавателей, которым так нравится распространяться об успехах нашей футбольной команды, за все то, что я сейчас знаю о таланте Бэйлора.

Вероятно, это звучит будто я сноб. Может так и есть. Не поймите меня превратно, я конечно же знаю, как на юге страны важен футбол. Мы здесь даже собак-талисманов хороним в их собственном мавзолее, брокерство у нас - это вид искусства, а наши женщины наряжаются на футбольную игру, как на воскресное церковное служение. И в некотором роде она им и является. Церковь Футбола Колледжа. Однако моя личная связь с футболом начинается и заканчивается на моем отце, отгоняющим меня от экрана ТВ, когда я заграждала ему вид на воскресные матчи. Ну, и на матчи по понедельникам и четвергам. Да и вообще есть дни, в которые не транслируют футбол?

Мой единственный личный опыт общения со спортсменами состоялся в старшей школе. На ум приходит только воспоминание о их полном игнорировании моего существования. Исключением был тот случай, когда группа спортсменов окружила меня в коридоре, и они по очереди щипали меня за "клевую" попку. Я провела неделю под домашним арестом за то, что ударила одного из них коленом по яйцам, это наказание я по сей день считаю более чем несправедливым, особенно потому, что никто из них не ответил за это.

Я не понимаю футболистов. Не понимаю потребность в том, чтобы твое тело колошматил какой-то парень, пока ты бросаешь мяч. Мне нравятся музыканты. Стройные парни с длинными волосами и запоминающимися глазами. Глазами, которые вызывают желание погрузиться в их глубины. Не те глаза, что несут вам некое сообщение. Не те, что говорят "Я знаю, кто я такой, и мне это нравится, а еще я знаю, кто ты, я вижу тебя насквозь, тебе не скрыться."

Бэйлор подходит ближе. Достаточно близко, чтобы мне было заметно, как от каждого шага его бедра двигаются и напрягаются под тканью выцветших джинс. Достаточно близко, чтобы заметить очевидные кубики на его плоском животе, даже несмотря на то, что его футболка свободно болтается на талии и туго натягивается на груди. Эта футболка зеленого армейского цвета, с надписью "Сколько раз понадобиться лизнуть, чтобы облизать всего меня?". Мне тут же хочется узнать ответ на этот вопрос. Я представляю, как сплету свои пальцы с его и приступлю к исследованию.

Ладно, достаточно. Я намеренно опускаю взгляд. Ты меня абсолютно не беспокоишь. Видишь? Я оценила тебя и двинулась дальше. Смотреть на свои учебные записи намного интереснее, чем на тебя. Несомненно.

Он садится за соседний стол и вытягивает свои длинные ноги в проход. Я ощущаю на себе его взгляд, наблюдающий, ожидающий признания.

Дрю сидит рядом со мной, начиная с того первого катастрофичного занятия. И потому что я такой же планктон, как и все остальные, когда дело касается выбора места, я остаюсь сидеть тут с начала семестра. Другое дело, если бы мы были в зале для лекций, рассчитанном на триста студентов. Никто бы не заметил, если бы я сменила место. Но эти комнаты рассчитаны на занятия первокурсников. Словно загон для рогатого скота, администрация набивает эти аудитории наивными восемнадцатилетками и смотрит, кто кого порвет на кусочки.

Но это пара Истории философии 401. Специализированный класс, предназначенный в основном для третьего и четвертого курсов и может быть нескольких выпускников, всех тех, кто специализируется на истории или просто заполняет свой последний семестр прогрессивными дисциплинами.

Так что пересесть в данном случае для меня выглядело бы слабостью.

Входит профессор Ламберт, и занятие начинается. Я даже не знаю, о чем она говорит, настолько я сбита с толку. Моя шея болит от того, что я смотрю прямо перед собой, стараясь не поворачиваться в сторону Бэйлора. Хотя, знаю, что проиграю эту битву. Но все же изо всех сил пытаюсь продержаться как можно дольше. Я ведь упоминала, что немного безумна?