ПОКА Я НЕ думаю о футболе, я в норме. Но мир не хочет, чтобы я перестал думать о футболе. Меня начинают возмущать виды, которые имеются на меня у фанатов. Я отдавал всего себя футболу. Сейчас я устал.

Тренер ожидает, что я вернусь к тренировкам, осталась всего одна игра до Национального чемпионата. Мне нужно быть там, выразить свою поддержку. Трус во мне хочет скрыться. Я не хочу видеть жалость окружающих. Но моя команда заслуживает лучшего с моей стороны. Так что я пойду на игру. А еще тренер хочет, чтобы я начал физиотерапию. Мне нужно прийти в форму, как только нога заживет.

Я пообещал сходить к физиотерапевту, но не сделал этого. Я не делаю ничего. И это ложится грузом на мои плечи. Но кажется, я не могу избавиться от данной тяжести. Я знаю, Анна все замечает. Она ничего не говорит, но это ненадолго. Она не была бы Анной, если бы держала свое мнение при себе.

Что еще хуже? Ночные кошмары. Они атакуют меня, и это отстойно. Я просыпаюсь, дрожа и потея. Мне требуется слишком много времени, чтобы осознать, что я не на поле, что мой шлем не утопает в грязи, что у меня во рту нет травы, и моя кость не сломана пополам.

Что я в порядке. Пока я не думаю о футболе, то буду в норме.

Сложно не думать о чем-то, что вы так любите.

Анна вышла прогуляться с Айрис. Она злилась, когда уходила, крутила в руках ключи от машины и, рассеяно поцеловав меня, поспешила к двери.

Я сижу на табурете возле кухонной стойки и верчу в руке крышку от бутылки. Она разочарована во мне? Может Анна хочет, чтобы я чаще выходил на улицу? Я тру пальцами щетину на моей челюсти. Черт, я не выходил из дома несколько недель, не желая видеть людей. В последний раз я осмелился выйти, чтобы сходить на осмотр, в результате получил кучу жалостливых похлопываний по плечу, один здоровый мужик даже плакал у меня на плече - боже, помоги мне - все превратилось в полнейший кошмар. Я начал потеть и меня почти стошнило до того, как Анна забрала меня домой.

Она не сказала почти ничего, просто отметила, что люди чертовски странные. Когда мы оказались в безопасности дома, она отвела меня в кровать и заняла мои мысли и тело на всю ночь. То, как я к ней привязался, неправильно. Это еще одна вещь, которую, кажись, я не могу остановить.

Стук в дверь вырывает меня из лап собственного страха. Я буквально вздрагиваю, моя спина напрягается, а сердце стучит слишком часто. Раздраженно рыча на самого себя, я отталкиваюсь от стойки и иду к двери.

Тренер стоит у меня на пороге, его обветренное лицо скрыто козырьком бейсболки. Он одет повседневно, что в его случае означает, что на нем слаксы и рубашка поло. Для меня же это кажется подозрительным. Вероятно, тренер не в курсе того, что о нем говорят. Костюм означает, что он собирается надрать ваш зад. Повседневная одежда говорит о том, что он придет к вам, как друг, надеясь сломать вашу оборону, прежде чем вы осознаете, что вас обыграли.

- Эй, тренер, - я отступаю, впуская его.

- Дрю, - он направляется на кухню. Он был здесь достаточное количество раз, чтобы знать планировку дома. Тренер помог мне выбрать этот дом. Помог мне оторвать мою задницу от земли, когда умерли мои родители. А сейчас я не хочу видеть его здесь. Запах его дорогого одеколона сжимает мое горло как удавка.

Он оборачивается и окидывает меня взглядом сверху донизу.

- Как поживаешь?

- Хорошо, - я хромаю к стойке. На ней стоит полупустая бутылка пива. Я хочу выпить ее и в тоже время выбросить куда подальше, спрятать от тренера.

Я устраиваюсь, упираясь руками в холодный мрамор столешницы.

- Хотите пива или чего-нибудь еще? - боже, я просто хочу, чтобы он убрался из моего дома. Его присутствие душит меня.

Он спокойно смотрит на меня.

- Ты часто пьешь?

Я не могу сдержаться и фыркаю.

- Хотелось бы думать, что я не настолько прозаичен, чтобы стать алкоголиком. Или наркоманом, - добавляю я, потому что знаю, его следующий вопрос будет об обезболивающих.

Раздражая меня, он улыбается так, словно я заставил его гордиться собой. От этой улыбки мне хочется что-то разбить. Но через секунду она блекнет.

- Ты пропустил еще один сеанс физиотерапии.

Что я могу сказать? Ничего. Тяжесть на моих плечах растет.

Я чувствую, как тренер наблюдает за мной.

- Хочешь рассказать мне, почему ты так поступил? И почему не пришел на тренировку? Может ты и не в состоянии играть, но ты все еще член команды. Твое отсутствие плохо влияет на тебя и на команду.

Никогда я не слышал такого сильного разочарования в голосе своего тренера. Я откашливаюсь. Я не могу сказать ему правду. Как сказать этому человеку, что я не хочу возвращаться?

В столовой размеренно тикают огромные часы, которые моя мама спасла из старого разрушенного здания в Чикаго. И тут тренер делает шаг ко мне.

- Если бы ты только мог видеть себя моими глазами, - он качает головой. - Я просто хочу, чтобы ты не растрачивал весь тот потенциал, что имеешь, в пустую, Дрю.

- Ага, ну, как и я, - к сожалению, не все подвластно моему контролю. Я переношу вес на здоровую ногу и говорю то, что нужно сказать, чтобы тренер ушел отсюда. - Послушайте, я не пропущу следующий сеанс физиотерапии.

Удушье нарастает, сдавливая мое горло и переполняя легкие.

- Перелом чистый, - говорит он. - Ты молод и здоров. Ты поправишься и вернешься в лучшую форму очень быстро.

Я совершаю ошибку, встречаясь с ним взглядом. И, блин, это так глупо, потому что наши взгляды замирают друг на друге, и я знаю, он видит меня насквозь. Он видит все, что происходит у меня в голове, видит, что я напуган. В этот миг я слышу звук соприкосновения моей ноги с полом, и что-то щелкает у меня в мозге, и я осознаю, что все, на что когда-либо полагался такое же зыблемое, как дым.

Возможно, он тоже вспоминает сейчас о моем отце, чья профессиональная карьера закончилась в результате травмы в колледже. Мой отец не горевал по этому поводу, но потеря преследовала его. Я видел это в его глазах, в том, как он иногда становился отстраненным, особенно когда мы начинали говорить на счет меня и NFL. Мой отец был замечательным человеком, самым лучшим, кого я когда-либо знал. Но я не хотел бы стать ним, не таким образом.

Тренер должен понимать это. Он дружил с моим отцом. Напряжение между нами натягивается сильнее, и я так сильно хочу отвести взгляд, что сжимаю зубы.

- Дрю, - тренер делает паузу, и я знаю, сейчас все станет еще хуже. - Возможно, было бы хорошо, если бы ты встретился с консультантом...

- Нет, - кричу я, желая сохранить спокойствие. - Я не чертов... - я резко вздыхаю и поднимаю руку. - Я не обращусь к консультанту, ясно? Так что давайте закроем эту тему.

Его взгляд напряжен.

- Нет ничего постыдного в том, чтобы поговорить с кем-то.

- Думаете, я этого не знаю? - я опираюсь о стойку так, чтобы перенести свой вес и унять боль в ноге. - Я разговаривал достаточно, когда умерли мои родители. Я в порядке, - я сердито смотрю на него. – Ладно?

Тренер вздыхает.

- Просто подумай об этом, сынок.

- Я не ваш сын, - чудно, сейчас я кажусь раздраженным. Я хватаюсь за свои волосы, стараясь снова не закричать.

- Я знаю это, - говорит он тихо. - Но данный факт не значит, что я не могу заботиться о тебе и не волноваться о том, через что тебе сейчас приходится пройти, - его взгляд пронизывает меня. - И я обещал твоим родителям, что присмотрю за тобой. Я не отступаю от своих обещаний. Как и ты.

Нож в спину. Потому что, когда я согласился принять участие в программе тренера после того, как он поклялся поступать со мной по справедливости, я пообещал своим родителям, что буду уважать права человека. Сейчас же я не могу сказать ничего, чтобы это не выглядело как оборона. Я сжимаю переносицу, а затем тру свои ноющие глаза. Мне просто хочется спать.

Тяжелая рука тренера ложится на мое плечо и сжимает его.

- Просто подумай об этом, ладно?

Тупо, я киваю в ответ; пустое обещание, и нам обоим известно об этом.

Возможно, станет легче, когда Анна вернется домой. Она может отвлечь меня лучше, чем что-либо. Правда в том, что я желаю лишь ее рядом с собой в эти дни. И это, должно меня волновать, я знаю.

Единственное развлечение, которое мне удается найти, пока ее нет, - это покачать руки и спину на силовом тренажере.

Когда я слышу звук звонка телефона, со звоном опускаю гири на пол. К сожалению, это не Анна, а Грей.

- Эй, мужик. Я собираюсь заглянуть к тебе сегодня и сделать лазанью. И прежде, чем ты скажешь нет, сообщаю, что Анна проговорилась о том, что сегодня ты свободен. Шокирующе, не правда ли?

Я хмурюсь, глядя на штангу.

- Ты сперва поговорил с Анной?

- Гм, да. Как еще я мог бы получить приглашение? - в его голосе слышны нотки раздражения, и это бесит меня.

- Тогда зачем ты вообще звонишь мне? Почему просто не пришел?

- Потому что я не полный мудак?

- Ты в этом уверен?

На другом конце линии повисает гробовая тишина.

Ладно, это прозвучало дерьмово. Но я не смог сдержаться. Маленький ебарь действовал у меня за спиной. Сговорился с Анной. Моя грудь сильно сжимается. Интересно, а они, нафиг, в курсе, что тренер приходил ко мне? Жар разливается по моей шее. Я пиздец, как уверен, что они все знали.

Когда Грей все-таки заговаривает, его голос резок и полон злости.

- В чем твоя проблема, Дрю?

Прямо сейчас у меня есть длинный список проблем.

- Забудь.

- Верно, - восклицает Грей. - Я так и поступлю.

Что означает, он будет сердито смотреть на меня, когда придет сюда и заставит меня почувствовать себя дерьмом. Я зарываю пальцы в свои волосы, вжимая их в кожу головы. Сейчас она чертовски болит и пульсирует.

- Тебя нужно подвезти? - говорю я, потому что только сейчас понимаю, как все хреново; Грей не только предложил снова приготовить что-то для меня, он еще и одолжил мне свой грузовик, чтобы я мог выбираться из дома. Вина - такое отстойное чувство.

- Нет, - говорит Грей, сейчас не так злобно. - Анна сказала, что захватит меня по дороге.

Мои зубы клацают, когда я сжимаю челюсть. Верно. Потому что они общаются. Я с такой силой сжимаю телефон, что белеют костяшки пальцев.

- Мне нужно идти. Увидимся позже.

Следует еще одна неловкая пауза, а затем Грей говорит.

- Увидимся, - он кладет трубку.

И телефон виснет грузом в моей руке. Я хочу позвонить Анне и спросить ее, почему она думает, что в порядке вещей натравливать на меня моего друга. Это будет своеобразная вечеринка сочувствия? Или может Анне больше не по душе проводить время со мной наедине? Пригласила ли она Грея в виде буфера?

- Дерьмо.

Я ненавижу состояние паранойи. Ненавижу чувство неудовлетворенности, скребущееся во мне все эти часы напролет. Мне нужно выбраться из дома.

Беря ключи от грузовика Грея, что порождает новую волну вины, я направляюсь на улицу. Анна любит вино, так что я куплю пару бутылок вина к ужину. К сожалению, только когда оказываюсь в магазине, становится ясно, что я не представляю, как выбрать вино. Знаю, она бы предпочла красное вино к лазанье, или, по крайней мере, его всегда пили мои родители. Но здесь около пяти сотен разных бутылок красного вина. Какой сорт ей больше нравится? Мерло? Каберне? Пино Нуар? В чем вообще разница?

- Дерьмо.

- Могу я помочь тебе... Дрю?

Я поворачиваюсь, наталкиваясь на глядящую на меня Дженни. Дерьмо в двойне.

Я умудрялся избегать ее в течение года. И это мне подходило. Странно видеть ее здесь и сейчас. Каждый дюйм ее тела знаком мне, и это все равно странно.

Дженни относится к некому типажу безупречных красавиц. У нее идеально строение тела, ярко-голубые глаза, глянцевые темные волосы и фигура модели. Это и привлекало меня в ней в первую очередь.

Я воспринимал себя тогда, как полубога, и очевидно, что мне нужно было правильное сопровождение, чтобы соответствовать своему высокому статусу. Вот видите, каково оно быть высокомерным засранцем.

- Ты здесь работаешь? - вот и все, что удается мне сказать.

Она краснеет, кивая, и ее волосы рассыпаются волной каштановых локонов по плечам.

- Нет. Я... ну, я увидела, как ты здесь стоишь, хмурясь на вино... - она беспомощно пожимает плечами, прижимая руки к своим бокам, от чего ее грудь выпирает вперед, а ее попка приподнимается.

Она кивает и пожимает плечами. Я видел эти движения тысячу раз. И как всегда я гадаю, делает ли она так, чтобы подчеркнуть свои достоинства. Сейчас я почти что уверен в этом.