Грейвс Трейси Гарвис - На острове

Черт, я и сам за себя беспокоился!

К двум часам пополудни температура уже достигла восьмидесяти пяти градусов. И каждый раз, когда ноги мои касались мостовой, струи жаркого воздуха, обволакивая, стекали с меня, так же как и ручейки пота.

Но это меня не слишком волновало. Я не боялась жары.

В конце июня и весь июль я пробегала сперва шесть, затем восемь, а в результате уже и десять миль в день, иногда больше.

Во время пробежек я не плакала, ни о чем не думала и не занималась самокопанием.

Том Каллахан позвонил в начале августа. Когда определитель номера высветил его имя на дисплее моего мобильника, сердце сжалось в радостном предчувствии, но тут же упало, когда я поняла, что это не Ти Джей.

— Сегодня утром компания по предоставлению гидросамолетов все согласовала. Ти Джей уже подписал необходимые документы. Осталось только получить вашу подпись — и дело сделано.

— Хорошо. — Я схватила ручку и нацарапала на бумажке нужный адрес.

— Анна, как поживаете?

— Отлично. А как там Ти Джей?

— Пытается хоть чем-то себя занять.

Я не стала спрашивать, что Том имеет в виду.

— Спасибо, что передали сообщение от адвоката. Я обязательно подпишу нужные бумаги, — сказала я и после неловкой паузы торопливо добавила: — Передавайте от меня привет Джейн и девочкам.

— Обязательно. Берегите себя, Анна.

В тот вечер я лежала, свернувшись калачиком на диване, с книжкой в руках. Не успела я прочесть и двух страниц, как в дверь постучали.

Меня захлестнула волна приятного возбуждения, и даже засосало под ложечкой. После разговора с Томом у меня в душе возродилась надежда, что Ти Джей наконец объявится. К тому же и Бо точно с цепи сорвался: весело лаял и носился по комнате, будто знал, что вернулся хозяин. Я кинулась к двери, рывком распахнула ее, но на пороге стоял не Ти Джей.

Это был Джон.

Лицо чуть настороженное, светлые волосы пострижены короче обычного, несколько морщинок вокруг глаз, а в остальном все как было. В руках он держал какую-то коробку. Бо ткнулся носом ему в ноги и настороженно обнюхал.

— Сара дала мне адрес. Я тут нашел еще кой-какие твои вещи и подумал, что, может, они тебе нужны, — произнес он, попытавшись заглянуть мне за спину, чтобы проверить, есть ли кто еще в квартире.

— Входи, — пригласила я и закрыла за ним дверь. — Извини, что не звонила. Очень некрасиво с моей стороны.

— Все нормально. Не бери в голову, — поставив коробку на кофейный столик, ответил Джон.

— Что-нибудь выпьешь?

— С удовольствием.

Я прошла на кухню, открыла бутылку вина, наполнила два бокала. Мое предложение выпить было продиктовано не законами гостеприимства, а, скорее, внезапно возникшей потребностью в алкоголе.

— Спасибо, — улыбнулся он, когда я протянула ему бокал.

— Не стоит благодарности. Присаживайся.

Неожиданно он дважды чихнул.

— А ты, оказывается, завела собаку. Тебе всегда хотелось.

— Его зовут Бо.

Джон сел в кресло напротив дивана. Я же, поставив бокал на кофейный столик, принялась извлекать из коробки свои вещи. У меня опять появилось странное ощущение нереальности, совсем как тогда, когда я разглядывала свои платья в шкафу Сариной комнаты для гостей. Вещи, о которых я практически забыла, но, стоило только их увидеть, сразу же вспомнила.

Я сняла резинку с пачки фотографий. На верхней были запечатлены мы с Джоном перед чертовым колесом на Военно-морском пирсе. Мы стоим в обнимку, Джон целует меня в щеку. Перегнувшись через столик, я протянула фотографию Джону:

— Смотри, какими мы были молодыми!

— Да, двадцать два, — ответил он.

А еще там были фото, снятые на отдыхе, групповые снимки с друзьями. Фотография моих родителей, стоявших вместе с Джоном у рождественской елки. Снимок Джона с новорожденной Хлоей на руках, сделанный прямо в больнице всего через несколько часов после того, как Сара родила.

Фотографии напомнили мне о нашем с Джоном романе, о светлых моментах, которых было не так уж мало. Ведь начало казалось таким многообещающим! Но потом наши отношения застопорились, что неизбежно случается при несовпадении взглядов и желаний. Я снова стянула фотографии резинкой и положила на столик.

Я достала из коробки пару кроссовок:

— Сколько ж миль я в них намотала!

Потом очередь дошла до компакт-диска группы «Хути энд зе Блоуфиш», вызвавшего улыбку на моих губах.

— Ты постоянно это ставила, — заметил Джон.

— Не смей смеяться над «Хути»! — ответила я.

А еще в коробке лежали несколько папок, щетка для волос, резинка для хвоста, полупустой флакон духов «СК One» фирмы «Келвин Кляйн» — под знаком этого аромата для меня прошли почти все девяностые годы.

На дне коробки мои пальцы нащупали еще что-то. Ночная рубашка. Я глядела на полупрозрачную черную ткань, в памяти тут же всплыли смутные воспоминания о том, как Джон снимал ее с меня в одну из ночей перед моим отъездом из Чикаго.

— Нашел ее, когда перестилал постель, — грустно улыбнулся Джон. — Но стирать так и не стал.

Под конец я выудила синюю бархатную коробочку и замерла от удивления.

— Открой, — сказал Джон.

Я подняла крышку. На атласной подушке сверкало кольцо с бриллиантом. Потеряв дар речи от изумления, я сделала глубокий вдох.

— Когда я тебя проводил, то прямо из аэропорта отправился в ювелирный магазин. Я знал, что если не женюсь на тебе, то потеряю уже навсегда, а я не хотел тебя терять. Когда Сара сообщила, что самолет разбился, я зажал кольцо в руке и стал молиться, чтобы тебя нашли. А потом Сара позвонила и сказала, что тебя признали умершей. Я чуть с ума не сошел. Но ты жива, Анна, и я все еще тебя люблю. Я всегда тебя любил и никогда не смогу разлюбить.

Я захлопнула коробочку, размахнулась и запустила Джону прямо в голову. Продемонстрировав на редкость хорошую реакцию, он скрестил руки и отразил удар. Коробочка покатилась по деревянному полу.

— Я любила тебя! Я восемь лет тебя ждала, а ты водил меня за нос и чуть было не разбил мне сердце.

— Господи Исусе, Анна! — вскочил с кресла Джон. — Я всегда считал, что ты хочешь именно кольцо!

— Дело вовсе не в кольце.

Он подошел к двери и замер на пороге.

— Значит, все дело в том мальчонке. Я прав?

При упоминании Ти Джея мне стало нехорошо. Я встала, подняла с пола коробочку и отдала ему.

— Нет. Просто я никогда не выйду замуж за человека, который просит моей руки, потому что обстоятельства вынуждают.

На следующее утро я сходила в адвокатскую контору, подписала бумаги, что отказываюсь от предъявления иска авиакомпании, и получила чек. На обратном пути я положила чек в банк. Примерно час спустя Сара позвонила мне на сотовый.

— Ты подписала бумаги? — спросила она.

— Да. И получила кучу денег.

— Если хочешь знать мое мнение, то полтора миллиона — это еще слишком мало.

В субботу, в полдесятого вечера я, еле волоча ноги, поднялся по лестнице и, едва переступив порог, понял, что вечеринка в самом разгаре. По меньшей мере человек пятнадцать сосали пиво и принимали на грудь в гостиной и на кухне.

Наша бригада была брошена на срочные работы по возведению каркаса здания в Шомбурге, и весь последний месяц мы работали дотемна, по четырнадцать часов, шесть дней в неделю. И сейчас мне хотелось только одного: чтобы посторонние немедленно убрались из нашей квартиры.

Из спальни в сопровождении какой-то девицы вышел Бен.

— Привет, чувак! Давай быстренько под душ — и присоединяйся!

— Не уверен. Я что-то устал.

— Да брось! Не будь таким неженкой! И вообще мы собираемся в бар. Так что посиди с нами чуть-чуть, а когда мы отсюда выметемся, ложись себе спать на здоровье.

— Ладно.

Я быстренько помылся, натянул джинсы и футболку, но на ноги ничего надевать не стал. Протискиваясь сквозь толпу гостей, оттягивающихся на моей кухне, я здоровался с теми, кого знал, удивляясь про себя, какого черта здесь делают остальные и откуда они взялись. Я вынул из холодильника пиццу и кока-колу, положил на прилавок и стал есть, не разогревая.

— Привет, Ти Джей! — сказала какая-то девушка, прислонившись к прилавку рядом со мной.

— Привет! — Лицо ее показалось мне знакомым, но я, хоть убей, не мог вспомнить ее имени.

— Алекс, — улыбнулась она.

— Ну да. Теперь вспомнил.

Это была та самая девица, что подсела ко мне на вечеринке у Купа, когда я еще только вернулся с острова. Размалеванная блондинка с длинными волосами. Я как ни в чем не бывало продолжал жевать пиццу. Она потянулась через меня к холодильнику и открыла его. Когда она наклонилась, чтобы достать пиво, сиськи чуть было не вывалились из выреза майки.

— Пиво будешь? — показала она мне зажатую в руке банку.

— Конечно, — допив кока-колу, ответил я.

Тогда она вынула еще одну банку, уже для меня. Я доел пиццу, открыл пиво, сделал приличный глоток, поставил банку на прилавок.

На кухню заглянул Бен, протянул мне зажженный косячок. Я взял, затянулся, постаравшись, чтобы дым попал в легкие, а когда выдохнул, спросил Алекс:

— Хочешь сделать затяжку?

Она кивнула, затянулась и вернула косяк мне. Мы докурили косяк, передавая его друг другу по очереди. Возможно, если мне удастся словить кайф, то я хотя бы этой ночью высплюсь по-человечески, а не буду просыпаться каждый час.

Алекс протянула мне еще одну банку пива. Когда я перешел в гостиную, чтобы сесть на диван, она потащилась за мной. И с этого момента намертво приклеилась ко мне.

Я набрался и накурился до такой степени, что уже плохо соображал. Все гости ушли вслед за Беном в бар, и в квартире остались только мы с Алекс. Я уж собрался было сказать ей, чтобы бежала догонять остальных, потому что уже вырубаюсь, но не успел. Она, покачиваясь, встала и потащила меня в спальню. А когда она запустила мне руку в штаны, я уже думал не головой, а совсем другим местом.

На следующее утро я проснулся от адской головной боли. Алекс лежала рядом совершенно голая, с размазанной по лицу косметикой.

Откинув одеяло, я направился к двери, прихватив по пути кое-что из одежды. Почувствовав, что к подошве пристала какая-то дрянь, я наклонился и отлепил обертку от презерватива, на которую наступил.

«Слава тебе господи!»

В ванной я выбросил обертку в мусорное ведро. Горячая вода наполнила ванную паром, и я встал под обжигающий душ, чтобы навсегда смыть воспоминание об Алекс. Я оделся, почистил зубы, прошел на кухню и выпил три стакана воды со льдом.

Когда она полчаса спустя вошла в гостиную, я сидел на диване и смотрел телевизор. Она уже успела найти сумочку и надеть жакет.

— Возьми такси, — сунул я ей в руку мятую десятку.

— Позвони мне. У Бена есть мой телефон.

— Прости. Но я не буду этого делать.

Она кивнула и, избегая смотреть мне в глаза, произнесла:

— Ну, ты хотя бы поступаешь честно.

Бен выполз из своей комнаты только к полудню.

— Твою мать, Каллахан! У меня жуткое похмелье. И дикий сушняк! — Он лениво почесался и плюхнулся на диван рядом со мной. — Там у меня какая-то телка в кровати, но не та, с которой я вчера вернулся домой. Та была гораздо горячее.

— Бен, думаю, это та самая и есть.

— Ну да, может быть, может быть. А что у тебя слышно с этой «как-бишь-ее-зовут»? Ты ее оприходовал?

— Да.

— Каллахан снова в игре! — поднял он вверх растопыренную пятерню.

— Нет, я пас. В такие игры я больше не играю.

Бен опустил руку, на лице его появилось озадаченное выражение.

— А что, она в постели не того? Фигура вроде что надо.

— Да. И прошлой ночью любой парень мог трахнуть ее, только позови.

— Ну не знаю, что и сказать, чувак. Я все прекрасно вижу. Тебе кажется, что ты в полной заднице из-за того, что с Анной не получилось. Но все равно не понимаю, чего же ты хочешь.

«Но я-то прекрасно понимаю».

* * *

Я приступил к занятиям для получения диплома о среднем образовании в июле. Целый день я работал на стройке, потом возвращался домой, принимал на скорую руку душ, а вечером вместе с другими переростками проводил два часа в местном общественном центре в деловом районе города. К концу августа я наконец получил вожделенный диплом о среднем образовании и поступил в местный колледж как раз к осеннему семестру. А когда начались занятия, работу на стройке, естественно, пришлось оставить. У меня не было ни малейшего представления о планах на будущее, а перспектива еще целых два года просиживать штаны в классе не слишком вдохновляла, но я просто не знал, что делать дальше.