Грейвс Трейси Гарвис - На острове

К этому времени вернулся Ти Джей. Он принес палочку и небольшую деревяшку.

— Посмотри, а у тебя в карманах случайно нет бумажных платков? — спросила я его.

Он вывернул карманы, нашел что-то, похожее на бумагу, и протянул мне.

— Спасибо.

Я соорудила из листьев и бумажных катышков нечто вроде гнездышка. Кроме того, я набрала тонких прутиков, а еще сырых зеленых листьев, чтобы было больше дыма.

Ти Джей сел и поставил палку, которую держал строго вертикально, на деревяшку.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я.

— Пытаюсь понять, каким способом лучше вращать палку. — Он с минуту внимательно смотрел на полученную конструкцию. — Кажется, тот парень пользовался веревкой. Жаль, что я тогда скинул туфли, а то можно было бы взять шнурки.

Он крутил палку туда-сюда одной рукой, но недостаточно быстро. Настоящего трения не получалось. По его лицу текли струйки пота.

— Твою мать! Это невозможно сделать, — сказал он, прервавшись на пару минут, чтобы передохнуть.

Затем с удвоенной энергией решительно набросился на деревяшки. Теперь он зажал палку между ладонями и усиленно тер. Сейчас она вращалась уже значительно быстрее, и вскоре Ти Джей нашел нужный ритм. Через двадцать минут в выемке, которую Ти Джей проделал в деревяшке, образовалась горка черной пыли.

— Вы только смотрите, — сказал мне Ти Джей, когда из выемки заструился слабый дымок.

Вскоре дыма стало еще больше. Пот заливал Ти Джею глаза, но он упрямо продолжал крутить палку.

— Теперь мне нужно гнездо.

Я положила гнездо рядом и, затаив дыхание, стала следить за тем, как он осторожно дует в выемку в деревяшке. Он достал палочкой тлеющий красный уголек и положил на листья и бумажки. Затем поднял гнездо, поднес к губам и продолжил аккуратно дуть, пока оно не загорелось прямо у него в руках. Ти Джей был так потрясен, что уронил гнездо на землю.

— Боже мой! — воскликнула я. — Ты это сделал.

Мы положили сверху кусочки сухостоя, а когда огонь разгорелся, добавили в костер сучья, что я успела собрать.

А затем лихорадочно бросились за новыми ветками. Мы уже бежали обратно с полными охапками веток и сучьев, когда небо затянуло и хлынул дождь. И вот за секунду прямо на глазах костер превратился в жалкую кучку обугленного дерева.

С тоской смотрели мы на останки нашего костра. Мне хотелось плакать. Ти Джей упал на колени. Я села рядом, и мы запрокинули головы, чтобы ловить ртом капли дождя. Дождь шел довольно долго, и на сей раз мне удалось хоть немножко смочить горло, но я думала только о том, как медленно, но верно намокает песок вокруг нас.

Я не знала, что сказать Ти Джею. Когда дождь закончился, мы легли под кокосовую пальму. Разговаривать не хотелось, да и что тут можно было сказать! Мы даже не могли попытаться сложить другой костер, так как песок и ветки насквозь промокли. А потому просто дремали, забывшись неверным, почти летаргическим сном.

Мы проснулись уже ближе к вечеру, и плодов хлебного дерева нам почему-то совсем не хотелось. У Ти Джея не осталось сил еще раз добывать огонь, к тому же пытаться развести костер без навеса было абсолютно дохлым делом. Сердце бешено колотилось, руки и ноги ломило. Я даже перестала потеть.

Когда Ти Джей встал и куда-то направился, я сразу поняла, что у него на уме, но не могла заставить себя приказать ему остановиться. Я тоже туда хотела.

Мы подошли к пруду, я опустилась на колени, зачерпнула ладонью немного воды и поднесла к губам. На вкус вода была отвратительной: горячей и чуть солоноватой, но мне тут же захотелось еще. Ти Джей встал на колени рядом со мной и принялся пить прямо из пруда. Напившись вволю, мы повалились на землю, и мне показалось, что меня сейчас стошнит, но я сдержалась. Меня тут же облепили комары, и мне пришлось отмахиваться от них рукой.

Затем мы нога за ногу побрели обратно к берегу. К тому времени уже успело стемнеть. Мы легли на песок, подложив под головы спасательные жилеты. Я думала, что все должно быть в порядке. Мы выиграли немного времени. Завтра они обязательно появятся.

— Ти Джей, мне очень жаль, что все так получилось с нашим костром. Ты очень старался и проделал огромную работу. Мне бы в жизни до такого не додуматься.

— Спасибо, Анна.

Мы быстро уснули, правда, долго спать не пришлось. Проснувшись, я увидела, что небо совсем черное. Похоже, было далеко за полночь. Живот крутило, однако я не придала этому особого значения и перевернулась на другой бок. Но тут спазмы возобновились, причем стали даже сильнее. Я приподнялась на локте и застонала. На лбу выступил холодный пот. Мои стоны разбудили Ти Джея.

— Что случилось? — спросил он.

— Живот болит.

Я молилась, чтобы спазмы прошли, но они только усилились, и я знала, что сейчас должно произойти.

— Не ходи за мной, — сказала я.

Я бросилась в лес и только успела стащить джинсы и трусики, как мое тело исторгло все, что в нем было. Когда исторгать уже было нечего, я, обливаясь потом, скрючилась от боли на земле, потому что спазмы шли волнами, одна за другой. Боль кругами распространялась вниз, до кончиков пальцев ног. Я еще долго лежала неподвижно, так как боялась, что любое неосторожное движение только усугубит боль. Комары жужжали у самого лица.

А затем появились крысы.

Куда бы я ни бросила взгляд, везде видела по паре горящих в темноте глаз. Одна из крыс пробежала у меня по ноге, и я завизжала как резаная. Вскочив на ноги, я судорожно натянула трусики и джинсы, но резкие движения причиняли такую невыносимую боль, что я как подкошенная рухнула на землю. Я решила, что, наверное, умираю, так как вряд ли кто-нибудь сможет выжить, выпив отравленной воды из пруда. Затем я просто лежала неподвижно. Измученная и слабая, не имея ни малейшего представления, где Ти Джей. А потом я потеряла сознание.

Меня разбудило какое-то жужжание. Комары. Но солнце уже взошло, и все насекомые и крысы давно исчезли. Я лежала на боку, прижав колени к груди, и безуспешно пыталась поднять голову.

Это был звук низко летящего самолета.

Я встала на четвереньки и поползла в сторону моря, истошно выкрикивая имя Ти Джея. Наконец я поднялась на ноги и заковыляла к берегу, из последних сил размахивая поднятыми над головой руками. Я не видела самолета, но прекрасно его слышала, и звук двигателя постепенно затихал.

«Они нас ищут. В любой момент они могут повернуть назад».

Звук самолета становился все тише и вскоре исчез вдали.

У меня подкосились ноги, я рухнула на песок и разрыдалась. Я лежала на боку, горестно всхлипывая, и тупо смотрела невидящими от слез глазами на океан.

Я потеряла счет времени, но, очнувшись, увидела склонившегося надо мной Ти Джея.

— Там был самолет, — сказала я.

— Я слышал. Но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Они обязательно вернутся.

Но они не вернулись.

В тот день я не просыхала от слез. Ти Джей как-то странно притих. Он лежал с закрытыми глазами, и я не могла понять, то ли он спит, то ли просто не в силах говорить. Мы больше не пытались развести костер или поесть плодов хлебного дерева. Нам неохота было вылезать из-под пальмы, и выходили мы только тогда, когда шел дождь.

И когда стемнело, я предпочла держаться подальше от леса, а потому мы переместились на берег. Я лежала на песке рядом с Ти Джеем и только одно знала наверняка: если не прилетит другой самолет или нам не удастся найти, во что собирать воду, мы с Ти Джеем точно умрем.

Ночью я никак не могла уснуть, а когда наконец забылась тяжелым сном, то проснулась от собственных воплей: мне приснилось, что крыса грызет мою ногу.

День четвертый

Я с трудом оторвал голову от песка, разбуженный первыми лучами солнца, и обнаружил, что ночью к берегу прибило две подушки с сиденья самолетных кресел, а еще нечто синее. Я перекатился поближе к Анне и потряс ее за плечо. Она смотрела на меня глубоко запавшими глазами, губы ее потрескались и кровоточили.

— Что это? — ткнул я в сторону синего предмета, но на это, похоже, ушел весь остаток сил, и рука безвольно упала на песок.

— Где?

— Вон там. Рядом с подушками от кресел.

— Понятия не имею, — ответила она.

Приподнявшись на локте, я ладонью заслонил глаза от солнца. Предмет мне показался знакомым, и неожиданно я понял, что это.

— Это мой рюкзак! Анна, это мой рюкзак!

Качаясь от жуткой слабости, я встал, подошел к воде и схватил рюкзак. Затем вернулся на место, опустился на колени рядом с Анной, открыл рюкзак и вытащил бутылку воды, которую она дала мне в аэропорту Мале.

— Боже мой! — воскликнула она.

Я отвернул крышечку, и мы стали передавать бутылку из рук в руки, при этом стараясь не пить слишком быстро. Бутылка вмещала тридцать две унции[1], и мы выпили все до капли, но утолить жажду я так и не смог.

Анна подняла вверх пустую бутылку:

— Если мы сделаем из листа воронку, то сможем набирать в нее воду.

На дрожащих ногах мы добрели до хлебного дерева и сорвали с нижней ветки большой лист. Анна оборвала все лишнее и, скрутив наподобие воронки с широким жерлом, вставила в горлышко бутылки. Под деревом лежало целых четыре плода. Мы подобрали их и съели целиком.

Я вытряхнул на землю содержимое рюкзака. Моя фирменная бейсболка «Чикаго Кабз» насквозь промокла, тем не менее я тут же ее нацепил. А еще там были серая фуфайка с капюшоном, две футболки, две пары шорт, трусы и носки, зубная щетка, паста и мой CD-плеер. Во рту у меня было так погано, что невозможно передать. Я открутил колпачок тюбика пасты, выдавил немного пасты на щетку и протянул Анне:

— Если вы не против, можете пользоваться моей щеткой.

— Я не против, но только после тебя.

Почистив зубы, я сполоснул щетку морской водой, протянул ее Анне. Она выдавила еще немного пасты и почистила зубы. После этого она тоже сполоснула щетку в море и вернула мне.

— Спасибо.

Мы с нетерпением ждали дождя, а когда вскоре после полудня дождь таки пошел, сидели и смотрели, как наполняется наша бутылка. Я протянул бутылку Анне. Она выпила половину и отдала мне. Допив воду, мы снова вставили в горлышко лист, и дождь снова наполнил нашу бутылку. И мы опять выпили все до капли. Нам хотелось больше, гораздо больше, но я хотя бы начал надеяться, что, может быть, мы все-таки не умрем.

Итак, мы нашли способ собирать воду, у нас было хлебное дерево, и мы знали, что сумеем добыть огонь. А теперь нам нужен был навес, так как иначе наш огонь не будет гореть.

Анна хотела построить навес на берегу, потому что до дрожи боялась крыс. Мы отломали две У-образные ветки и отволокли на берег, положив на них самую длинную палку из тех, что смогли найти. Мы установили по бокам еще пару веток, и у нас получилось нечто вроде хлипкого шалаша. Вместо пола мы положили листья хлебного дерева, оставив небольшой круг в центре для костра. Анна набрала мелкой гальки и положила по периметру круга.

Мы решили подождать до утра, а там снова попробовать развести костер. Теперь, когда у нас был шалаш, мы могли собирать растопку и хранить ее в шалаше, чтобы лучше сохла.

Снова зарядил дождь, и нам удалось три раза наполнить бутылку для воды; в жизни не пробовал ничего вкуснее.

Когда солнце стало клониться к закату, мы взяли подушки от кресел, спасательные жилеты, мой рюкзак и отнесли в шалаш.

— Спокойной ночи, Ти Джей, — сказала Анна, положив голову на подушку. Нас разделял только импровизированный очаг.

— Спокойной ночи, Анна.

День пятый

Я открыла глаза. Сквозь тонкие стены шалаша пробивался солнечный свет.

Чувство тяжести в мочевом пузыре — давно забытое ощущение — поначалу удивило меня, а потом обрадовало.

«Мне срочно нужно в уборную».

Тихонько, чтобы не разбудить Ти Джея, я вылезла из шалаша и углубилась в лес. Я пристроилась за деревом, и мне в нос тут же ударил резкий аммиачный запах собственной мочи. Я с отвращением натянула мокрые между ног трусы.

Когда я вернулась, Ти Джей стоял возле шалаша.

— Где вы были? — поинтересовался он.

— Писать ходила, — ухмыльнулась я.

— Я бы тоже не отказался, — поднял он вверх растопыренную пятерню.

Я подождала Ти Джея, и мы отправились к нашему хлебному дереву, где обнаружили три упавших плода. Мы сели на землю и позавтракали.

— Давайте осмотрю вашу голову, — предложил Ти Джей. Я наклонила голову, и Ти Джей пальцами осторожно расчесывал мне волосы, пока не обнаружил рану. — Уже лучше. Хотя наложить швы вам не помешало бы. Крови я не вижу, но у вас такие темные волосы, что трудно сказать наверняка. Да и синяки на щеке вроде бы стали бледнее, — сообщил он.