— Ты сделала подарок мне? — Он осторожно поднял на нее глаза.

Тара кивнула. Она взяла у Хелен Скиллмен ее «Весенний цветок», чтобы подарить Леону. Разве могла хоть одна из них предположить, как он распорядится своей собственной скульптурой?

— Разве тебе не передали пакет?

Леон отрицательно покачал головой.

— После Рождества я жилу матери. Скажи, что это за подарок?

— Нет, лучше узнай сам. Леон, послушай, Роберт Вэн Варен сказал Ники тогда, в студии, что, наверное, он смог бы написать об их искусстве, если бы оно было оформлено как движение. Даже если ты считаешь, что не сможешь создать идеал, ты можешь к нему стремиться. Этого будет достаточно для Вэн Варена и остальных. Им придется писать о том, что ты делаешь, просто потому, что твое имя слишком известно. И это позволит тебе дотянуться до той части себя, которую ты пытался уничтожить. Ты уже сделал шаг на пути к себе. Попытайся сделать еще один. Вернись туда, где тебе было шестнадцать, вспомни свои ощущения до того, как тебя так сильно обидели. Ты ведь тогда считал, что только твоя мать разделяет твое видение. Теперь у тебя есть все мы! Так попытайся же!

Леон смотрел на нее так, будто она была незнакомкой, отдаленно напоминающей кого-то.

— Леон, в жизни столько перепутий. У всех у нас множество шансов. Мы можем сменить свое направление в любой момент. Пока мы живы, никогда не бывает слишком поздно. Подари мне «Весенний цветок», если хочешь, но не отказывайся от того, что помогало тебе его создать. Не ставь на себе крест.

— Тара?

— Да? — прошептала она.

— Если бы я стал тем мужчиной и скульптором, каким мог бы стать, кого бы ты предпочла: меня или Димитриоса?

Его взгляд требовал от нее правды, какой бы она ни была.

Тогда Тара заглянула в свое собственное сердце и все поняла: свои бесконечные поиски идеала и причины своей любви к обоим мужчинам. Она любила Димитриоса всей душой. Она искала «Димитрия» с той поры, как познакомилась в Димитриосом, он был тем самым мужчиной, который показал ей, что именно она ищет, это и привело ее назад, к нему. Но если бы Леон раскрыл все свои потенциальные возможности, стал бы Димитриос для нее лучшим?

Тара беспомощно взглянула в ясные зеленые глаза Леона. Она заметила в них теплоту и поняла, он уже знает, но хочет услышать из ее уст…

— Тебя, — прошептала она, все еще потрясенная вопросом, но уверенная в ответе. — Да, я бы предпочла тебя.

Они поцеловались, тоскуя о том, что могло бы быть, зная, что они всегда будут много значить друг для друга. Но Тара знала, даже она не сможет вдохнуть жизнь в его угасший дух, в его умирающую душу.

Прощальный поцелуй — вот все, что она могла ему дать.

Они долго сидели молча: Тара — прижавшись к его коленям и положив голову на его неподвижные и безжизненные руки. Леон — устало откинувшись в кресле ее отца. Некоторое время спустя он заснул. Тара поняла: его миссия на сегодня была выполнена.

Прядь волос песочного цвета упала на лоб спящего Леона. Долгая борьба, которую он проиграл, и, наконец, обретенный покой. Тара с трудом удержалась, чтобы не убрать с лица прядь волос и не поцеловать его в лоб, как мать целует своего ребенка. Какая ужасная потеря. Какая трагическая утрата для искусства.

Она провела с ним всю ночь, подбрасывая дрова в огонь, сидя на полу и тупо уставившись на языки пламени, пока перед самым рассветом не задремала сама.

Леона разбудил звук шагов наверху, в квартире. Когда он проснулся, то увидел у своих ног Тару, которая крепко спала, свернувшись клубочком. Леон осторожно встал и накрыл ее одеялом, которое до этого было на нем. Ему смертельно хотелось взять ее на руки, любить ее и беречь всю ее жизнь. Но он не имел на это права.

Проснувшись от звука закрываемой двери, Тара села и в отчаянии прислонилась к креслу. Черные угли, оставшиеся от погасшего огня, показались ей похожими на тот холодный камень, что лежал у нее на сердце, ибо надежда на возрождение Леона догорела и умерла.

Глава тридцать седьмая

Понадобилось шесть человек, чтобы установить «Вечность» в гигантской ванне из стекловолокна. «Спасибо Фло», — подумала Блэр. Компания, производившая яхты, отрезала корму лодки, которая только вчера была установлена в комнате для медитаций. Операторы выстроились в сторонке, пока рабочие возились со шлангами, через которые кислота из цистерны будет подаваться в ванну и омывать произведение Леона.

Ее глаза внимательно обежали зал. Она снова чувствовала себя отлично в ожидании чего-то… Чего? В этом-то и самое занимательное! Она понятия не имела, что появится следующим и заведет ее. Нет, она чувствовала себя еще лучше, чем раньше. Беспокойство исчезло. Вместо него появилась бесшабашность. Смерть Ликленда освободила ее. Секс никогда не был таким разрушительным, как в ту ночь с водителем такси; они едва не разнесли его машину. Ну и что? Она оплатила ремонт.

В конечном итоге это правда: если у тебя достаточно денег, все можно устроить.

Да и Билл Дениер уволился, уехал с фермы на следующее утро, так что единственное, что ей пришлось сделать, — это сказать Перри, что ирландец убил лошадь спьяну. Насилие и секс — какая гремучая смесь! Что будет сегодня после этого акта уничтожения! Ей никогда раньше не приходилось уничтожать произведения искусства. Она взглянула на Леона. Нет, слишком вымотан.

Ничего удивительного. В последнее время он был очень занят. Когда Фло обратилась к ней, она решительно отказалась продать единственную вещь Леона, которой владела лично. Остальное, включая эту махину, они с Перри пожертвовали музею, а Кронан, не поставив ее в известность, продал все скульптуры Фло, проявив независимость, которой Блэр в нем никогда не подозревала. Она сурово взглянула на Кронана. То, что он сделал, не выходило за рамки его полномочий, но только взгляните на него — сидит, сгорбившись, между Фло и Эйдрией на одной из скамеек, склонив голову. Наверное, молится, чтобы она его не уволила. Этого она не сделает. Но, возможно, придумает что-нибудь похуже, чтобы отомстить ему за его неожиданную смелость. Может, запятнать наконец его пуританскую душу? Да, она думала о сексе с ним и флиртовала с ним более двадцати лет. Сегодня она своего добьется. Тогда ему придется тащить еще и этот крест, кроме пропаганды искусства, которое он то ли ненавидит, то ли боится. Если ему так не по душе новое крыло, следовало давным-давно уволиться. Слабак. Разумеется, он никогда не отталкивал ее напрямую, разумеется, но очаровательно сопротивлялся. Все, хватит, особенно учитывая его дерзкий поступок — продал скульптуры, ни с кем не посоветовавшись. Она всерьез займется его совращением в первые часы Нового года, когда он, измотанный, уязвимый и одинокий, будет сидеть в своем офисе, как она ему прикажет. Она — его работодательница. Если уж дело пойдет совсем плохо, любовь к старому крылу удержит его от открытого неповиновения.

Разобравшись с сексуальной повесткой дня, Блэр перенесла свое внимание на «Вечность». Блеск! Ведь что такое, по сути, вечность, как ни бесконечная трансформация материи и энергии? Пытаясь уговорить ее продать скульптуру, Леон открыл ей свою тайну: никакого музея. Он избавлялся от тех своих работ, которые выкупил, причем исчезновение его последней работы будет символизировать исчезновение его искусства. Тут она взяла его за горло, потребовав, чтобы уничтожение последней работы стало событием в прессе. Его искусство исчезнет, как он того хочет, но зато у нее на пленке сохранится медленная смерть карьеры Леона, которая завершится завтра его заявлением об отставке на официальном открытии нового крыла.

Внезапно ее внимание отвлекла Эйдрия, которая по мере приближения торжественного момента начала метаться с места на место, как щенок-переросток, стараясь ничего не упустить и везде попасть в кадр.

Леон, Перри и Вэн стояли как деревянные в дальнем конце зала, вроде бы и вместе, но на самом деле порознь. Вэн заметил, что Леон выглядит очень утомленным. Перри откровенно скучал, но Вэн знал, что ему не терпится начать обход новогодних вечеринок, потому что в последнее время он увлекся очень молодыми и очень белокурыми славянскими девушками, которые ежедневно «прибывают» в Нью-Йорк, чтобы «влюбиться» в какого-нибудь американского миллионера. Блэр, которая, как знал Вэн, весьма равнодушно относилась к похождениям мужа, удивила его, решительно отказав ему в личной просьбе пригласить на «событие» Дениз Соммерс. Это свидетельствовало о том, что, хотя Дениз уже надоела Перри и он двинулся дальше, Блэр все еще не могла ему простить той его выходки во Флориде. Какие идиотские правила у этих людей! Но в последнее время он и сам начал удивляться, зачем это он продолжает встречаться с Дениз. Ведь она в конечном итоге оказалась тем, чем сама себя называла — «общественной собственностью».

Вэн устало достал из кармана блокнот и ручку. Шоу вот-вот начнется. Леон и металлурги разработали детали и просветили его. Поскольку Леон использовал для скульптуры марганцовистую бронзу, они увеличили пропорцию кислоты в воде до семидесяти процентов, уверенные, что такой концентрированный раствор с задачей справится. Как только кислота коснется бронзы, начнется химическая реакция и получится… как это? Окись азота? Нет. Он сверился с записями. Триокись. Ну, как бы оно ни называлось, этот токсин будет немедленно втянут в систему, защищающую музей от загрязнения. Но тем не менее это придает всей затее некоторый элемент риска и, соответственно, драмы: ведь система вполне может не сработать. Вэн бессознательно подвинулся поближе к дверям.

Блэр блестящими глазами следила за гостями. Как раз подходящее событие, чтобы дать пинка старому году.

— Вначале мы мало что увидим. — Ее голос был ясным и звонким. — Но команда операторов останется здесь на ночь вместе с ребятами, которые будут доливать кислоту. Кронан, ты останешься и за всем присмотришь.

Блэр с удовольствием увидела, как он удивленно поднял голову.

Парализованный неожиданным приказом Блэр, Кронан тупо смотрел на нее. На ней было ярко-красное бархатное платье с длинными рукавами в готическом стиле и капюшоном, закрепленном на светлых волосах бриллиантовой заколкой в форме полумесяца. Красивый средневековый алхимик, сидящий над кипящим котлом и составляющий свои магические снадобья. «Лягушиное бедро и совиное перо, ящериц помет и слизь, в колдовской котел вались!» «Кто она, Блэр — одна из колдуний или сама леди Макбет? А впрочем, — решил Кронан, — какое это имеет значение!»

Снедаемый стыдом и позором, он снова опустил голову, похоже, эта трагикомедия, в которой он вынужден принимать участие, никогда не кончится. Он ведь думал, что, продавая все, что можно, из омерзительных шуток Скиллмена, он ускоряет конец этой театральной игры, но Блэр впала в раж. Кронан не мог понять, в чем дело. Он ведь прекрасно знал, что ей абсолютно плевать на все, что для нее все было только игрой. «Господи, пожалуйста, — взмолился он, — скажи мне, что это Твоя воля». Как бы лично он ни относился к этому искусству, что-то в его сердце восстает против этой затеи. Зачем создавать, чтобы потом уничтожать? И разве эта комната для медитаций не предназначалась для духовного отдохновения? Как может он наблюдать за всем этим разрушением?

Инженер-химик подал сигнал Блэр.

— Готово.

— Леон? — повернулась к нему Блэр.

— Начинай, — сказал он.

Из шланга в ванну полилась прозрачная жидкость. Один из рабочих стал осторожно поливать сверху предмет, который казался ему какой-то строительной деталью. Когда жидкость начала скапливаться на дне, появились тысячи пузырьков и над контейнером образовался розоватый туман, спиралью поднимающийся вверх, к потолочным вентиляционным отверстиям, через которые он немедленно уходил из помещения.

Блэр наблюдала за красной спиралью, завороженная красотой этого танца смерти.

Эйдрия решительно подошла к Леону.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Я догадываюсь, что ты собираешься трансформировать один предмет искусства в другой. Умная мысль, Леон. Но ты уверен, что в результате получишь то, что хотел? Все выглядит дико.

В запавших глазах Леона появился странный свет.

— Да, Эйдрия, я уверен. Через час металл потемнеет и начнут появляться оспины. К полуночи «Вечность» превратится в гигантский кусок швейцарского сыра. — «А завтра, — подумал он, — скульптура разрушится под собственной тяжестью и останется только ванна, полная ржавчины».

Эйдрия неуверенно взглянула на булькающую ванну, но вопросы задавать перестала: Леон был профессионалом. Она задумалась: как будет выглядеть стекловолокно в какой-нибудь окантовке или без окантовки, но покрытое человеческими экскрементами и волосами — технологическая новинка из стекловолокна?