— Остин, — из болезненного забытья меня вновь вытягивает женский голос, но на сей раз тот, что услышать вновь я уж точно никак не ожидал. Отслеживая устремленный взгляд Николины куда-то за моей спиной, я оборачиваюсь и за долю секунды узнаю одну из самых красивых и важных девушек, что когда-либо были в моей жизни.


— Лара… — выдыхаю я, несколько раз моргая, чтобы точно убедиться, что передо мной стоит именно она.

— Привет, — как всегда сногсшибательно прекрасная брюнетка в строгом, черном платье чуть ниже колена неспешно подходит ко мне ближе. — Прости, я не успела на похороны, но заехала на кладбище чуть позже. Там кто-то оставил записку с адресом, где проходят поминки, и вот… я решила… прийти выразить мои глубочайшие соболезнования… и… просто проверить, как ты, — тихо, даже немного робко проговаривает Лара и начинает мешкать, будто не зная, стоит ли меня обнимать или нет. Но я беру инициативу свои в руки и обнимаю девушку сам: крепко сжимаю изящную фигурку, зарываясь носом в её чёрные локоны, глубоко вдыхая тёплый запах фруктового шампуня с выразительными нотками спелых яблок. Да… Лара пахнет точно так же, как я и запомнил, но даже этот дивный аромат не выбивает сквозь грусть тех трепетных эмоций, что я испытывал рядом с ней раньше. Хотя он вполне мог это сделать! Ещё как мог, ведь я в самом деле по ней сильно скучал и неоднократно сожалел, что между нами ничего не получилось. По моей вине, естественно.

— Откуда ты узнала? — задаю резонный вопрос, ведь мне даже в голову не пришло позвонить ей.

— Марк сообщил, — отвечает Лара, отстраняясь от меня. — А я… Я не могла не прийти, даже несмотря на то, что… — заминается она, несколько следующих секунд переводя свой сочувственный янтарный взгляд с меня на Николь и обратно.

— Я ненадолго отойду, Остин, — сообщает Ники, явно ощутив воцарившуюся между нами неловкость, и тут же порывается сбежать, но я останавливаю, неосознанно хватая её за запястье. И смотрю на неё, вроде бы желая что-то сказать, а что — и сам не знаю. Ни одной буквы в голове не появляется. Понимаю лишь, что теперь только она — моя жизнь, которую я больше всего на свете боюсь потереть, и потому не желаю, чтобы она хоть куда-то отходила от меня, о чём Ники будто бы считывает по моим глазам и мягко произносит: — Я буду рядом, Остин, не переживай. Я просто оставлю вас пообщаться, а сама пойду побеседую с Барретом.

Она поглаживает моё предплечье, и я заметно расслабляюсь, совсем скоро отпуская её. Перевожу внимание на Лару, тут же попадая на удочку её пристальных глаз, чей выразительный карий цвет ещё совсем недавно покорял меня до дрожи во всех конечностях.

— Так… Значит, тебе Марк позвонил? — разбавляю затянувшееся молчание, приглашая её присесть на диван.

— Нет, он не звонил, а нашёл меня в университете. Видимо, решил, что тебе нужна будет любая поддержка. Даже моя, — объясняет Лара, опуская ресницы, чтобы суметь сдержать в себе слёзы, пока в уголках её губ подрагивает грусть. — Я не знала, будешь ли ты рад меня видеть, но я не могла не прийти.

— Что ты такое говоришь? Конечно, я рад, Лара, — не задумываясь заверяю я, хотя на деле никакой радости испытывать не получается, по весьма понятным причинам. — Марк просто мне ничего не сказал. Если бы я знал, что ты в курсе, сам за тобой заехал бы. Тебе не стоит одной появляться в Энглвуде, — беру её руку в свою, переплетая наши пальцы. Зачем? Не знаю. Наверное, хочу попытаться почувствовать хоть что-то, кроме скорби. Хоть немного тепла, нежности, любви… Но к сожалению, ни одному из тех жарких чувств, что Лара всегда во мне вызывала, ни на градус не удаётся поднять моё поникшее настроение.

— Не волнуйся. Я приехала сюда не одна. И меня будут ждать внизу, сколько потребуется, — с осторожностью сообщает она, и пусть это заявление нисколько не взрывает мой мозг ревностью, я всё равно, не сдерживаясь, спрашиваю:

— У тебя уже кто-то появился? — вопрос слетает с моих уст без всякого недовольства, но с заметной долей удивления, ведь со дня нашего расставания прошло неполных два месяца. Хотя… чему тут удивляться? Лара во всех смыслах прекрасна. Такие девушки не бывают долго одинокими, а те счастливчики, кому повезёт заполучить её симпатию, должны быть кончеными болванами, если позволят хоть когда-нибудь ей уйти от них.

И да, приятно познакомиться, я Остин Рид — тот самый конченый болван, что допустил подобное. Но так же, как и всему остальному, ни злости, ни искреннему сожалению в своём поступке пока что нет места в моей душе, поэтому я добавляю раньше, чем она успевает ответить:

— Прости… Ты не обязана отвечать на этот вопрос, — порываюсь выпустить её руку, но её тонкие пальчики сами сжимают меня сильнее, а влажный взгляд заставляет застыть.

— Я отвечу… — она судорожно сглатывает. — Мы же никогда друг другу не врали, даже в отношениях, поэтому и сейчас не хочу этого делать. Да, у меня появился кое-кто, но это не мешало мне скучать по тебе каждый день, Остин. Я честно очень скучала по нам и тому времени, что мы провели вместе. И когда я узнала что… Мэгги… Я не могла поверить… Ей же не было и шестидесяти. И она всегда была такой энергичной… Жизнерадостной. Я просто не понимаю… Она же никогда не жаловалась на здоровье. Как такое могло случиться? За что? Я не могу… Я не… — Лара не справляется со своими эмоциями, выпуская наружу водопад горьких слёз, что бурными потоками начинают стекать по её щекам вниз, покрывая ткань платья влажными пятнами. Никогда не мог выдерживать женских слёз, поэтому и сейчас не выдерживаю: вновь сгребаю девушку в плотные объятия и, нежно поглаживая ей по волосам, терпеливо жду, пока она усмирит свой всплеск беспросветного унынья, в котором я буквально утопаю с головой.

— Прости… прости… я не должна, — невнятно бормочет сквозь слёзы она, прижимаясь к моей груди ещё сильнее, а я даже ответить ничего не могу: ментальная боль вконец парализует тело, начиная уже трансформироваться в физическую, отчего я сжимаю челюсть, чтобы не застонать от мучений во всё горло. — Прости, Остин… Я правда не хотела, чтобы так… — шмыгая носом, скулит её виноватый голосок возле моего уха. — Я пришла поддержать тебя, а вместо этого разрыдалась на твоём плече, как ненормальная. Прости.

— Прекрати, Лар, — хрипло произношу я, обхватывая её заплаканное лицо ладонями, большими пальцами стирая дорожки слёз. — Для меня много значит уже то, что ты пришла сегодня, так что извиняться тебе точно не за что, — зорко всматриваюсь в янтарные крапинки радужек её глаз, то и дело ловя пальцами её очередные слезинки. Между нашими лицами от силы десять сантиметров, однако я не ощущаю ни намёка от прежнего накала, что был у нас в нашу последнюю встречу, ни уж подавно того искрящегося тока, что испытывал несколько дней назад, когда держал в руках свою малышку. Лицо Ники было так же близко, как и Ларино сейчас. Но тогда я едва удерживал себя на ногах, сердце рвалось из груди, словно я без остановки пробежал не один километр, а губы покалывало от желания впиться в её рот и никогда больше не выпускать сладкий язычок из своего плена. А сейчас… Нет ничего даже близко похожего на то внутреннее землетрясение, что провоцирует во мне близость Ники. Определённо, ничего больше не осталось. Но так, по всей видимости, чувствую лишь я один, потому что уже в следующую секунду я ощущаю нежный поцелуй Лары на своих губах, на который я вдобавок ко всему ещё и отвечаю. Недолго, всего пару мгновений, но я это делаю, как полагаю, по-прежнему отчаянно надеясь укрыть себя от всепоглощающей грусти, вытянув из Лары сохранившуюся ко мне любовь. Но как только чётко понимаю, что и подобный тактильный контакт не поможет достичь желаемого облегчения, незамедлительно отстраняюсь от неё, заставляя девушку негромко всхлипнуть от растерянности.

— Прости… Я не знаю, как это получилось. Прости, — вновь жалобно повторяет Лара, прикасаясь пальцами к своим губам, но я её тут же успокаиваю.

— Да всё нормально. Я всё понимаю.

— Нет, прости, я это зря сделала… Просто… Мне так… жаль… Остин… Прости…

— Да успокойся же, Лар. Ты в самом деле сейчас ещё и за поцелуй извиняться собралась, глупая? — вяло усмехаюсь я и, опираясь локтями на колени, устремляю озадаченный взгляд в сторону коридора, где Ники продолжает вести беседу с нашим арендодателем, время от времени поглядывая на меня.

«Получается, и поцелуй наш она тоже видела…» — мгновенно проносится в голове эта мысль, что доставляет ощутимый дискомфорт в районе сердца. Хотя, по сути, это не имеет никакого значения… Для неё не имеет, потому как Ники ясно дала понять, что для неё я просто друг и ничего больше, а существование её загадочного парня лишь подтверждает мои выводы о том, что мне не стоит портить нашу многолетнюю дружбу своими никому не нужными признаниями.

Я просто хочу, чтобы она была счастлива. И не важно, со мной или с каким-то другим мужчиной. Клянусь, я приму любой её выбор с важной заметкой о том, что непременно поквитаюсь с каждым, кто посмеет её обидеть, и наоборот, благодарно пожму руку тому, кто подарит ей счастье, которого она поистине заслуживает. Я обязательно сделаю это, даже если сам при этом буду неизбежно погибать от печали и ревностных мучений.

Она для меня выше всего. Выше моих желаний и собственной жизни, выше неба и миллиардов звёзд на нём, среди которых одна её улыбка ослепляет меня ярче всех ночных светил и даже самого солнца.

Во загнул, да? Но подобный несвойственный мне лирический поток мыслей в последнее время частенько находит на меня, и, честно говоря, я сам конкретно от этого хренею. Но ничего не могу с собой поделать.

Николина — особенная девушка. И дело не только в её сильном характере или в невинно-соблазнительной красоте, которую она ни с того ни с сего решила раскрыть всему миру, и даже не в том, что лишь она одна способна скрывать от меня свои эмоции, оставаясь для меня непостижимой загадкой, а потому что есть в ней некий притягательный шарм, который можно заметить далеко не сразу (как это произошло со мной), но если всё же получилось это сделать, его влияние на тебя уже будет не по силам остановить.

Он будто добирается до самых истоков твоего существования, а затем прочно прорастает там своими корнями и внутривенно запускает процесс необратимых изменений, после которых стать прежним уже не удастся. И я заведомо готов назвать круглым глупцом того, кто попытается бороться с этим. Бессмысленное дело. Безнадёжное. И это рано или поздно, так или иначе, поймёт каждый, кто хоть когда-нибудь полюбит Николь.

Она меняет тебя — и с этим лучше просто сразу же смириться и подчиниться ей, что я всецело и делаю с первых же секунд, как понял, что люблю эту девушку всей душой и сердцем.


— Я искренне рада, что ты наконец это понял, — теплый голос Лары пробегает мурашками по коже от сказанных ею слов. Я, что ли, свои мысли вслух сказал и не заметил этого? Не может быть такого!

— Понял что? — поворачиваю к ней голову, все еще надеясь, что она имеет в виду нечто иное, но её мягкая, грустная улыбка заверяет об обратном.

— Не прикидывайся, Остин. Только не со мной. Я всегда это чувствовала и сейчас вижу, как ты на неё смотришь, — подмечает она, давая понять, что мне даже говорить ничего не надо — на лице и так всё крупным шрифтом написано.

— Чувствовала что? — но я все равно прикидываюсь дураком, нервно проводя рукой по отросшим прядям.

— Что ты любишь её, — уверенно отвечает она и, переходя на шепот, добавляет: — Не как сестру. — И смотрит на меня в упор так, что я мгновенно отбрасываю в сторону любые попытки отнекиваться и горько усмехаюсь.

— И как же ты могла это знать, если я сам это понял лишь недавно?

А теперь усмехается она, слегка покачивая головой, будто я только что сморозил какую-то глупость.

— Ты в самом деле смешной, Остин, если правда думаешь, что твоя любовь к ней появилась лишь недавно, — её заявление заставляет меня нахмуриться. — Я вообще поражаюсь, как ты — человек, что обычно видит всё до мельчайших деталей, умудрился так долго не замечать очевидных вещей? Ты мог сутками творить чудеса в своих компьютерных системах, но за столько лет вашей дружбы не смог адекватно проанализировать свои поступки и чувства к ней, чтобы понять — твоя любовь к ней уже давным-давно вышла за пределы братской.

— О чём ты? Про «давным-давно» ты явно преувеличиваешь, Лара, — отмечаю, прекрасно зная, как она это любит. — Пока мы были с тобой вместе, у меня даже мыслей об этом не зарождалось, ты и сама это знаешь. Поэтому не совсем понимаю, почему ты вообще говоришь подобное.

— Я говорю лишь то, что всегда замечала в вас двоих, но просто, как и любая другая влюбленная девушка, отчаянно пыталась убедить себя, что все мне это только кажется. Но мне не казалось. Теперь я точно это вижу и осознаю. Ты всегда слишком сильно переживал за неё, заботился и оберегал от всего света. Ты мог по полдня не отвечать на мои звонки или сообщения, но каждый раз, стоило только Николине позвонить, ты отбрасывал все свои дела и отвечал ей, даже если этими делами была я. Ты неоднократно забывал о наших встречах, заставляя меня подолгу стоять и ждать тебя в разных местах города, в то время как о встрече с Николиной ты никогда не забывал, да и вообще был готов сорваться к ней незамедлительно и в любое время суток. Чего стоит один лишь твой порыв сразу после боя помчаться в клуб. Ты был весь избитый, уставший, едва стоял на ногах, но стоило мне сказать, что Николина пошла разбираться с Марком, ты мгновенно ожил и полетел её спасать. Да и я не могу не добавить ко всему этому ещё и то, что лишь с ней ты всегда смеялся так громко и раскатисто, как никогда не смеялся со мной. Так же как и довести тебя до крайней точки кипения, когда ты был способен кулаком пробивать стены, тоже могла лишь она одна. А такие мощные чувства вряд ли способна вызвать просто сестра, не думаешь? — сдавленно спрашивает она, из последних сил пытаясь вновь не расплакаться, а я даже должного чувства вины испытать не могу из-за кипящего во мне пиз*еца чужой скорби.