— Эмилия уже, что ли, начала жить с тобой? — делаю умозаключение, бегло оглядывая просторную студию, к безупречной чистоте добавляя еще и кастрюли с приготовленной домашней едой на плите и источник приятного аромата — ваза с пышным букетом свежих пионов на подоконнике, вид которых вновь окатывает меня дурным предчувствием, потому как мне прекрасно известно, что это любимые цветы Николины. Возможно, и Эмилии тоже?

— Чего? — оторвавшись от экрана смартфона, непонимающее лицо Марка выглядывает из-за спинки дивана.

— Эмилия уже переехала к тебе? В твоей квартире все так и кричит о присутствии женщины, — скрывая вновь накатившую злость, повторяю я, с интересом ожидая реакцию друга.

— Ах, ты про это. Нет, не переехала, просто частенько здесь околачивается, — и вот опять… фальшиво-беззаботный ответ, скрывающий под собой непонятное мне волнение. Он что-то утаивает. Но только что? С ним определённо происходит какая-то чертовщина, которая раздражает меня все сильнее и сильнее.

Не поймите меня неправильно. Я вовсе не считаю, что у друзей не могут быть секретов. Могут. Просто больше неопределенности и нерешенных задач я ненавижу, когда из меня делают идиота. А зудящее в сознании чувство того, что именно это сейчас и происходит, не дает мне покоя. Но Марк в самом деле никогда мне не врал. И Ники тоже. Так? Так! Поэтому мне нужно прекратить себе накручивать и выдумывать того, чего нет. Правильно? Правильно!

И потому именно это я и делаю все последующие дни — упрямо игнорирую навязчивую мысль о том, что Николь спуталась с Марком и просто боится сказать мне об этом. Игнорирую вместе со своей интуицией, настойчиво подсказывающей, что я всё-таки прав. Игнорирую, потому что не хочу верить, что двое близких мне людей бессовестно врут мне в глаза, скрывая свои отношения. Игнорирую, как наивный придурок, вплоть до момента, когда по пути на сдачу итогового экзамена я в густом потоке других студентов подхожу к кафедре университета и напрямую сталкиваюсь с впечатляющей картиной, как Николина о чём-то активно общается с Марком на парковке возле его машины. Почему впечатляющей? Да потому что уже в следующий миг моя маленькая и невинная девочка оставляет все разговоры в сторону и, не обращая ни на кого внимания, САМА прижимается своим миниатюрным тельцем к почти вдвое большей фигуре Марка, плавно проводит ладонями дорожку от низа его живота вверх к груди, недолго массирует ему плечи, а затем обхватывает руками его шею и с неподдельным жаром припадает своими губами к мужским, что тут же горячо ей отвечают.

Я должен прибить ублюдка прямо в эту же секунду, как ему и обещал, но вместо этого просто смотрю на страстное совокупление ртов этой лживой парочки и неумолимо превращаюсь в обездвиженный булыжник, не способный ни уйти, ни закрыть глаза, чтобы не видеть больше этой жаркой сцены.

Даже несмотря на находящуюся вокруг меня по меньшей мере сотню людей, мою грудь пробивает ревностным стержнем, прошивающим насквозь все мышечные ткани, а сердце — оно, как и я весь целиком, разом превращается в безжизненный камень, что с каждой секундой всё сильнее замедляет кровоток и перекрывает кислород в легких, буквально заставляя меня учащенно набирать ноздрями воздух, чтобы не задохнуться своей же болью.

И хочу сказать, крайне острой болью, что прежде мне испытывать ещё не приходилось, главной причиной которой является вовсе не открытие о бессовестной лжи и тайных отношений моих лучших друзей, и даже не вид наглых рук Марка, жадно ощупывающих округлые бёдра Ники так, как на людях ощупывать не совсем прилично, а то, что я чётко видел, что именно она проявила инициативу прижаться к нему, чтобы сейчас с полной самоотдачей вторгаться в его рот своим языком.

То, что со мной сейчас творится я могу охарактеризовать двумя словами — полный пи*дец. Или же — пи*дец двойной потому, что я какого-то чёрта так и продолжаю стоять как истукан, издалека наблюдая за этим незабываемым зрелищем вплоть до момента, когда мои охерительные друзья наконец отрываются друг от друга, садятся в автомобиль Эндрюза и с громким рёвом мотора срываются с места, оставляя меня с накрепко вколоченными в мозг тремя чёткими и фундаментальными выводами: первый — нужно всегда безоговорочно прислушиваться к своей интуиции; второй — даже самым родным людям нельзя всецело доверять; третий и он же самый плачевный — наконец-то я впервые в жизни на собственной шкуре ощутил всю силу пресловутого и мной же неоднократно обсмеянного словосочетания — разбитое сердце, и, сука, клянусь, мне больше никогда смеяться над ним не захочется.

Глава 7


Николина


Я самая худшая подруга на планете!

Да, знаю, я говорила это уже неоднократно, но не могу не повторить ещё раз, потому что теперь я не только скрываю от Эмилии похождения Марка, которых за прошедшие дни было не сосчитать, но и с целью защитить Остина всячески пытаюсь избегать с ним встреч как раз в то время, когда моя дружеская поддержка ему нужна, как никогда прежде. Уверена, он не понимает причину моего игнора, а я в свою очередь не могу даже объяснить ему, что как бы мне ни хотелось быть с ним рядом каждую свою свободную минуту, обнимать, поддерживать и отвлекать от грустных мыслей, сделать это я не могу. Для его же блага.

И всё из-за долбаных сообщений Харта и его невидимой слежки, что уже начинает развивать во мне паранойю. Серьёзно. У меня крыша едет не на шутку — стоит только выйти на улицу, как я то и дело с настороженностью оглядываюсь по сторонам, скрупулёзно всматриваюсь в лица, подозревая буквально каждого на своём пути, и пытаюсь затеряться в толпе, лишь бы спрятаться от незримого преследования шпиона, что, без сомнений, не спускает с меня глаз двадцать четыре на семь.

Ведь даже на работе я не ощущаю себя в безопасности, опасаясь, что любой из отдыхающих клиентов может оказаться человеком Адама. И я полностью уверена, что именно так оно и есть, но что остаётся для меня непонятным, так это почему Адам по-прежнему позволяет мне работать в «Атриуме»?

Я предполагала, что неадекватная неревность первым же делом сподвигнет его отгородить меня от общения с возбуждёнными клиентами, любыми способами заставив Эрика выкинуть меня из клуба, но этого почему-то не происходит, что, скажу честно, крайне озадачивает и добавляет мне лишнего напряга, потому как вдобавок к накалённым отношениям с коллегами я также каждую ночь пребываю в тревожном ожидании моего увольнения в любую минуту.

Но это всё, конечно, жалкие мелочи жизни, на которых даже не стоит заострять слишком много внимания, ведь первое место по пагубному воздействию на мои нервные клетки по-прежнему заслуживает моя главная заноза в заднице — Марк.

Клянусь, в моём лексиконе матерных слов не хватит, чтобы передать, как сильно я его на дух не переношу. Он достал меня настолько, что я готова лично сбросить его с тридцатого этажа его же квартиры, а после отсидеть пожизненное за предумышленное убийство. И даже немаловажный факт, что Марк в отличие от меня безупречно выполняет свои обязанности друга Остина, нисколько не сглаживает мою неприязнь к нему.

Этот гад так и продолжает выводить меня своей пошлостью и вечными подколками, а его нескончаемые измены со всеми подряд без разбора в совокупности с наглой ложью прямо в большие, невинные и столь доверчивые глаза Эми настолько доконали меня, что сегодня я не выдержала его очередного поручения и сорвалась по полной программе, лишив этого кобеля секса с очередной попавшей под его обаяние девкой, тем самым взбесив его до неимоверности.

— Это какого хрена сейчас вообще было?! — разъярённо рычит Марк, имея в виду мой враждебный выпад на улепётывающую со всех ног от нас девчонку, чья модельная фигура совсем быстро теряется в толпе студентов.

— Это ты какого хрена выдал мне сейчас?! — огрызаюсь не менее злостно. — Твоя девушка болеет и сидит весь день дома в ожидании вечера, когда ты к ней придёшь, а ты, вместо того чтобы сделать это, просишь меня передать ей лекарство и пакетик с фруктами, пока сам отправишься резвиться с другой? Пошёл к чёрту, Эндрюз! Не будет этого! Моему терпению пришёл конец!

— Твоему терпению пришёл конец? — он повторяет мои слова почти шёпотом, как я полагаю, из-за сдавливающей горло злости. — Твой страх, что ли, совсем где-то затерялся, Никс?!

— Может, и затерялся! Вслед за твоей совестью! Хотя… О чём это я? Тебе вообще неизвестно, что это такое и с чем её едят!

— Как же ты меня зае*ала! Сколько можно мне своей совестью на мозги капать? — сокрушается он, закатывая от недовольства глаза.

— А сколько ты можешь обманывать Эми?

— Да в чём проблема?! Какая разница, обманываю я её или нет, если у нас всё отлично? Разве я обижаю её этим? Она страдает из-за меня? Захлёбывается горькими слезами? Нет же! У нас всё от-лич-но! — повторяет мудак по слогам, тыча пальцем мне в голову.

— Конечно, отлично! Потому что она не в курсе, что ты вытворяешь за её спиной. Но ты не думаешь, что с ней будет, когда она узнает, в какого распутного вруна влюблена?!

— Так она и не узнает, если ты ей не проболтаешься! А ты этого не сделаешь, потому как и сама понимаешь, чем это для тебя кончится! — зло напоминает мне о моём затруднительном положении, о котором я и сама не забываю ни на секунду.

— Марк! Ну нельзя же так! Почему ты не можешь быть нормальным с ней? Она не заслуживает такого отношения.

— Да какого отношения, Никс? Какого? Я с ней, бля*ь, сама любезность. Что ты прицепилась? Я несколько раз уже навещал Эми во время её болезни: чай с клюквой ей заваривал, салфетки к носу подносил, термометр в рот вставлял, так что совесть моя перед ней чиста, и я не вижу ничего плохого, если в награду за добросовестное выполнение обязанностей заботливого парня сегодня я вставлю какой-нибудь красотке кое-что другое, — на полном серьёзе выплёвывает Марк, а мне даже в зеркало смотреть не нужно, чтобы понять, что моя челюсть только что опустилась до самой земли, а брови взметнулись до затылка. — И не лупись на меня так. Я не понимаю, зачем нужно всё так усложнять? Эми со мной счастлива? Счастлива! Я с ней счастлив? Счастлив! И какая разница, если я попутно с кем-то трахаюсь? Это просто секс! Не устраивай из этого драму!

— Просто секс? Драму?.. Да… Ты… Ты… Чёрт! Мхм… — издаю сдавленный стон вместо отборной порции проклятий, которые страстно желаю вывалить на эту скотину.

— Да кто я? Кто? Не тебе меня учить, ясно? Ты на себя-то посмотри сначала, Никс! Настолько уже во лжи погрязла, что мне до тебя, как до Китая!

— Интересно, из-за кого я в ней погрязла? — шиплю сквозь зубы я. — Ты мог просто ничего не рассказывать Остину, и мы продолжили бы нашу нелюбовь друг к другу на расстоянии, но нет же, нет! Взамен за молчание тебе захотелось не только поиздеваться надо мной, но ещё и заставлять врать подруге, поэтому не смей жаловаться теперь, что я выношу тебе мозги! — от недовольства и переполняющей злости скрещиваю руки на груди, постукивая ногой о землю.

— Я тебя ничего не заставлял делать. Это был твой выбор. Да и вообще-то я сейчас не это имел в виду, — а теперь вдобавок к насупившейся позе, я ещё и недоуменно хмурюсь. — Что ещё за парня ты выдумала, о котором Остин у меня спрашивал на днях? — Его внезапный вопрос проносится покалывающим холодом по позвоночнику.

— Что?! Он у тебя спрашивал об этом?

— Спрашивал. Причём крайне агрессивно. Ты какого хрена ерунду эту придумала?

— Почему ерунду? — бурчу я, мигом получая хмурый взгляд Марка, что разом отбивает желание что-либо выдумывать. — Ладно. Ты прав. Ерунда это! Нет никакого парня.

— Да что ты говоришь? А то я не знаю! — криво усмехается он. — Так зачем ты Остину наплела об этом?

— Так получилось. Нечаянно.

— Опять? Да, как я погляжу, это твой ответ на все случаи жизни. У тебя вся ложь нечаянно получается, идиотка! — Его серые глаза помимо злости окрашиваются ещё и неподдельным возмущением. — Думай в следующий раз хоть немного головой перед тем, как врать без надобности, чтобы мне потом не приходилось изворачиваться перед другом! — По его звенящему недовольством голосу я понимаю, что этот момент с Остином его явно напрягает.

— А ты тут при чём?

— А при том. Мало того, что и так скрываю от него правду о тебе, так ещё не хватало, чтобы Остин подумал, что твой несуществующий парень — это я. Мне на пустом месте на хрен эти проблемы с другом не нужны. Я ещё согласился бы рискнуть получить от него по лицу, если бы ты отставила свою вредность и вечную игру в этакую недотрогу, что не позволяет нашей «дружбе» вместо траханья мозгов друг друга заняться нормальным трахом, но без причины ссориться с ним я точно не намерен, — заканчивает он, меряя меня сердитым взглядом, пока моё тело с головы до ног прошибает внезапным озарением.