Превозмогая боль и головокружение, я начинаю брыкаться, пытаясь скинуть с себя бойкую противницу, но стерва оказывается гораздо сильнее, чем выглядит на первый взгляд: сев на меня сверху, она довольно быстро прижимает мои запястья к полу и, наклонившись ко мне, вполголоса произносит:

— Давно хотела подпортить твоё милое личико… Но всё ждала, когда он наконец разрешит мне это сделать.


Весь смысл её слов доходит до моего пульсирующего болью мозга не сразу, но, к счастью, раньше, чем девица успевает отодвинуть от меня своё лицо, что позволяет мне врезать ей головой по её вздёрнутому носу со всей вспыхнувшей во мне яростью. До слуха тут же долетает её сдавленный стон, и мне разом становится параллельно на повторную, крайне болезненную пульсацию в кровоточащей ране. Я срываюсь на животный рык и, пользуясь её дезориентацией, скидываю полуголую, скулящую девку с себя.

— Девочки! Боже мой! Успокойтесь! Хватит!!! Если придёт Мэрроу, у вас будут проблемы! — по-прежнему кричит наш единственный до чёртиков напуганный зритель, но ни Талия, ни теперь уже я успокаиваться даже не собираюсь: вцепляюсь в её платиновую шевелюру, что на деле оказывается наращённой, отчего волосы клочьями начинают летать вокруг нас, когда я нещадно мотаю её голову из стороны в сторону. Но Снежная швабра долго пассивной тоже не остаётся: с колена ударяет мне по животу и такой же мёртвой хваткой сбирает мои волосы.

— Тебе здесь не место, сука! Освободи вакансию для тех, кто будет работать по полной, а не воротить нос от голых членов! — рычит моя противница во время нашего перекатывания по полу.

— Я буду здесь работать столько, сколько захочу! Что-то не нравится — сама вали… если сможешь! — огрызаюсь я, соединяя свой кулак с её покрытой блёстками скулой, отчего ещё один протяжный стон срывается с её губ, сладко резонируя на моих костяшках пальцев.

Наслаждение. Эйфория. Чистое безумие. Даже подумать не могла, насколько сильно мне было необходимо кого-то отмутузить. И чтобы так же отмутузили меня. Да! Это ненормально. И я определённо конченая садомазохистка. Дикарка. Больная на всю голову, раз мне такое нравится. Но видит чёрт, я так долго сдерживала себя от подобных стычек, что теперь ничто не сможет меня остановить. Особенно учитывая, что зачинщицей драки была не я. Уж простите, но терпеть подобные физические нападки молча вне моего контроля.

— Успокойтесь! — истерично визжит Лола. — Перестаньте! Талия! Аннабель! Даже тебя Эрик безоговорочно уволит из-за драки. Он подобные потасовки не приемлет!

Факт! И о нём я, несомненно, пожалею позже, когда мозг вновь включится в работу, а пока ничто не мешает мне оседлать бёдра разъярённой стервы, как ещё пару минут назад это сделала она, и крепко сжать руки на её горле.

— Если я уйду, то только после неё, — произношу я, ощущая металлический вкус своей крови на языке. Ещё не видела своего лица, но по обильно стекающим потокам багровой жидкости по щекам и подбородку предполагаю, что дела плохи.

— Аннабель, да хватит же! Отпусти её! — наконец Лола решает вцепиться в мои предплечья, пытаясь оттащить меня от задыхающейся подружки, но, видимо, когда всю жизнь привык защищаться, применяя в действие кулаки, и через них же выпускать клокочущее в теле варево злости, рано или поздно этот способ спасения становится и твоим источником силы: я ловко отталкиваю от себя внешний раздражитель и лишь укрепляю захват пальцев на шее Снежной.

— Она первая начала и теперь поплатится за это, — душу её, заранее ликуя над своей победой в драке, как вдруг внезапный громкий шум в ушах начинает разрывать мне барабанные перепонки. И нет, он вызван вовсе не яростью, не болью от удара и даже не мощным выбросом адреналина, а очередным гулким эхом Его слов в моём сознании:

— Покажи мне, наконец, на что ты способна, дикарка, — вкрадчиво произносит иллюзорный Адам, что теперь видится мне вместо лежащей подо мной девчонки.

— Заткнись! Исчезни! Тебя здесь нет! Нет! — отрицательно мотаю головой, надеясь стряхнуть наваждение и увидеть правду, но ничего не получается: он смотрит мне прямо в глаза и щекочет все нервы своим бархатным тоном:

— Я здесь, Лина. Здесь. Был. Есть. И буду всегда, — и его крупная ладонь подтверждает его присутствие своим стальным захватом на моей шее. Адам заваливает меня на бок, перекидывает ногу на мои бёдра, и теперь мы оба душим друг друга, не разрывая зрительного контакта, что ежесекундно всё сильнее заманивает мою душу в свой мистический капкан.

— Нет! Это всё неправда! Нет тебя! Нет!!! Ничего этого нет! Уйди из моей головы! — яростно рычу я и уже не понимаю — делаю ли я это в реальности или в своих мыслях.

Лола истошно кричит где-то над нашими головами, но я даже не в состоянии чётко расслышать её вопли: жар опоясывает всю область бёдер от соприкосновения наших с Адамом тел, а по венам растекается предательская истома, что изнутри разъедает меня быстродействующим ядом, и я никак не могу этому противостоять.

— Скажи мне, Лина, чего ты на самом деле хочешь? — бархат его голоса постепенно сдавливается до хрипа, а мне до жути хочется, чтобы он и вовсе исчез, — отчаянно игнорируя наступление собственной асфиксии, я ещё сильнее надавливаю руками на его горло, упиваясь картиной, как мрак в его зрачках неумолимо теряет признаки жизни.

— Я хочу никогда больше не чувствовать тебя, Адам. Я хочу быть к тебе полностью равнодушной. И я добьюсь этого. Клянусь, добьюсь. Я не позволю тебе ещё раз меня разрушить! — даю клятву я и, судя по тому, что из-за удушья я не могу произнести и слова, начинаю всё больше склоняться к тому, что весь наш диалог всё-таки проходит исключительно в моём сознании.

В груди становится немыслимо тесно, в голову полностью отказывается поступать кислород, отчего картинка перед глазами стремительно мутнеет и вот-вот норовит отключиться совсем.

Уверена, ещё несколько секунд — и я бы точно потеряла сознание, а может и вовсе отправилась на тот свет, но гневный мужской возглас вместе с резким обхватом сильных рук вокруг моей талии в последний момент спасает меня, одним мощным рывком отрывая от Адама, иллюзия которого тут же рассеивается, словно дым на ветру, проявляя передо мной Талию, лежащую на полу и жадно глотающую ртом воздух.

— Что вы здесь устроили, идиотки?!

И моим спасителем оказывается Тони. Как поняла, что это он, а не его брат? Просто — по оглушающему ору. Эрик никогда не орёт. Даже голоса не повышает. В отличие от нашего голосистого хореографа, что ловко оттягивает моё сопротивляющееся тело как можно дальше от Талии.

— Она напала на меня… напала… чуть не задушила, — кашляя и жадно вбирая в себя воздух, выдаёт напавшая на меня лживая стерва, отчего я рычу и вновь порываюсь наброситься на неё, даже несмотря на удерживающего меня Тони.

— А ну быстро успокоилась! Совсем охренела?! Это тебе не ринг для бокса! — В моих лёгких и так ощущается острый дефицит кислорода, а он сжимает меня ещё сильнее, заставляя разом отбросить любые попытки вырваться. — Да что за хаос вы тут устроили?! Что за патлы разбросанные?! И кровь! Вы чуть не поубивали друг друга, курицы тупоголовые! — ядерно-громкие причитания Мэрроу возле моего уха знатно отрезвляют, почти полностью вытягивая меня из яростного забвенья.

— Что за крики?! Вас даже в зале слышно! — а когда в гримёрную врывается и второй близнец, от неконтролируемой вспышки агрессии и воздействия Адама вообще не остаётся и напоминания, лишь усталость, ноющая боль над бровью и раздвоение картинки перед глазами.

Я сильно напрягаю зрение, чтобы сфокусироваться на Эрике, что некоторое время сохраняет давящее молчание. Оглядывается. Едва заметно поджимает губы. Буравит сердитым взглядом меня. Потом Талию. Потом опять меня, на сей раз заострив внимание на моём окровавленном лице, пока хриплый лепет зачинщицы всей этой потасовки лишь подливает масло в огонь его нескрываемого гнева:

— Она набросилась на меня ни с того ни с сего. Без причины. Озверела и напала. Мы просто разговаривали с Лолой. Если бы не Тони, всё кончилось бы трагедией, — врёт напропалую полулысая швабра с кровоточащей губой и синеющим фингалом под глазом. Я же даже не собираюсь начинать оправдываться и переубеждать присутствующих в своей невиновности, так как уже предсказываю, что её визжащая подружка непременно подтвердит её слова. Что она предсказуемо и делает уже в следующую секунду, помогая Талии подняться с пола.

— Я ни в чём не собираюсь разбираться, — отрезает Эрик, взмахом руки приказывая всем заткнуться. — Уволены. Обе, — больше даже не глядя в мою сторону, колко чеканит он безапелляционным голосом, вмиг разбивая мою последнюю надежду сохранить нашу квартиру.

Вот и всё! Это официально финиш.

Ни дома. Ни работы. Ни надежды.

Теперь уж я точно могу опускать руки. Шансов заработать недостающие деньги больше никаких нет. Я в полной безысходности, и дорога мне через три дня со всей своей семьёй алкоголиков только на улицу Энглвуда.

Эта пугающая до потери пульса перспектива бьёт по мне сильнее всех вместе взятых ударов Талии: мои конечности немеют, превращая мышцы в дряблые тряпочки, а мозг просто-напросто сдаётся и потухает. Я только и успеваю почувствовать, как обмякаю в руках Тони, и перед тем как отключиться — увидеть победоносное лицо Снежной, что нисколько не выглядит расстроенной из-за потери работы.

И причина на то мне ясна и понятна даже в миг полной потери сознания.

Глава 9


Николина


— Ответь мне, Адам! Сначала просто ответь! Все дело только в этом? Ты ко мне так прицепился только потому, что я каким-то образом позволяю тебе испытать свою силу на себе? Или есть что-то больше? — будто не своим голосом спрашиваю я, не отрывая от его сердитого лица пристального взгляда. Мне нужно увидеть в нем правду. Нужно понять, что сегодняшний вечер — это не самый главный обман в моей жизни. Адам не мог так со мной поступить. Не мог. Моя особенность для него не может быть всего лишь отражением его магии. Это невозможно. И он должен опровергнуть мои ужасающие домыслы. Он должен это сделать. Должен.

Но тогда почему же он сейчас продолжает молчать, позволяя солнечному свету внутри меня непреклонно терять свою яркость?

— Ну же, давай! Ответь! Чего молчишь опять? Вопрос простой. Есть что-то больше или нет, Адам? — не выдерживая уничтожающей все живое во мне тишины, я срываюсь на крик, и лишь тогда он делает широкий шаг навстречу мне, резко сгребая в объятия.

— Как ты додумалась даже спрашивать о таком, глупая? Конечно, ты для меня гораздо больше какой-то похоти. — Его искренний мягкий голос вновь зажигает внутри меня не только солнце, но и все созвездия нашей Вселенной.

— Ты говоришь правду? — неуверенно лепечу я, чувствуя, как сильно заходится сердце от страха.

— Думаешь, я бы стал только из-за этого терпеть все твои выходки и пререкания? — шепчет он мне в макушку, вынуждая чуть ли не терять сознание от захлестнувшего меня облегчения и счастья.

— Точно?

— Разве я тебе когда-нибудь врал?

— Нет.

— Тогда почему ты сейчас мне не веришь? — притрагиваясь пальцами к моему подбородку, Адам приподнимает мое лицо к себе. — Я не знаю, что это и как это объяснить. Со мной такое впервые… Я лишь чувствую, что без тебя больше не смогу, Лина. Слышишь? Не смогу. Я никуда тебя не отпущу и никому не позволю обидеть. И никогда больше не смей сомневаться в том, что ты — самое важное, что теперь есть у меня, — он уверенно и твердо произносит самые невероятные слова, которые женщина может услышать от мужчины, и обхватывает мое лицо ладонями. Смотрит несколько секунд в глаза, будто вырисовывает своим проникновенным взором это признание и на моем сердце тоже, а сразу после закрепляет его поцелуем, начисто сносящим все мое здравомыслие.

И целует, целует, целует… помогая мне забыть о всех терзающих душу вопросах, страхах, сомнениях. О проблемах, работе, долгах… О прошлом, будущем и даже настоящем, что превращается в сплошное размытое пятнышко, пока он властно вторгается в мой рот языком.

Нет во мне ничего, кроме страсти, ликования, трепета и такой же сверхъестественной, как и вся наша связь с Адамом, любви. Я настолько погружаюсь в мир своих чувств и ощущений, ниспадающих на меня горячими каскадами, что не сразу замечаю, как Адам возвращает меня обратно в постель.

— Ты с ума меня свела, дикарка. И я никак не могу это больше изменить, — его полушепот обжигает мне шею, а сильное тело припечатывает к постели. Я обхватываю его бедра ногами, руками ощупываю каждый сантиметр спины, прижимая его к себе еще сильнее, заставляя мои соски от трения об его грудь мгновенно превратиться в чувствительные, требующие ласки комочки, которые Адам умело вбирает в свой рот, облизывает, терзает языком и покусывает, выбивая из меня высокие блаженные стоны.