— А почему ты его привел сюда, а не к себе домой? Ты же знаешь, что ехать в Энглвуд ночью опасно, а по тебе и так уже бить некуда, да и он был бы не в состоянии кому-нибудь ответить, — озадачиваюсь еще больше, накрывая ладони Остина на своем лице своими.

— Я-то все это знаю! И я пытался отвести его к себе домой, хотя бы только потому, что моя квартира находилась в паре кварталов от бара, где я его нашел, но этот олух буянить начал. Заявил: либо он пойдет к Мэгги домой, либо вернется обратно бар. Я бы, конечно, в любой другой ситуации без проблем присоединился к его спонтанному загулу, но, как видишь, для меня минувший денек был не из лучших, и для веселья я сегодня никак не пригоден, поэтому, хочешь-не хочешь, пришлось везти его сюда, — тяжело вздыхает Эндрюз, пока я, глядя на него, понимаю, что всего за сутки пребывания в участке на его лице не только не осталось ни одного живого места, но также Марк заметно растерял весь свой вечно энергичный настрой.

Жалко ли мне его? Не особо. Он сам это заслужил. Меня он мучал куда более изощренно и значительно дольше. И тоже нисколько не жалел.

— А почему вы в квартиру-то не вошли? — спохватываюсь я.

— Ах да!.. Так это вообще перл истории. Я мучился с его пьяным буйством всю дорогу из центра, а когда мы сюда пришли, он сообщил, что не может найти ключи.

— Я тебя не просил этого делать, — встревает Остин, переводя свой стеклянный взгляд с меня на Марка. — Я бы и сам добрался.

— Ну, конечно, добрался бы. До ближайшего куста. Я же тебя буквально на своем горбу сюда приволок, придурок.

— Ну, конечно… конечно… именно поэтому ты сюда пришел… чтобы доставить меня домой.

— Конечно, для этого! Что мне еще, по-твоему, делать в Энглвуде ночью?

В ответ Остин бормочет какую-то абсолютно непонятную белиберду, которую не могу разобрать ни я, ни Эндрюз, что ясно дает нам понять: ему нужно как можно скорее добраться до кровати и как следует проспаться.

— Ты его обыскивал? — спрашиваю я у Марка.

— Нет. Он сам рылся по всем карманам.

— Господи! Он же говорить еле может, а ты не додумался сам проверить его на наличие ключей?

— Я что, лапать его должен был? — тут же взбухает Эндрюз.

— Лапать и ты — синонимы, Марк.

— Девушек, Никс, девушек. Сиськи, попки и все дела, а не этого чудака неблагодарного.

— Он же твой друг! — мои глаза сами по себе закатываются.

— И, позволь напомнить, твой тоже, так что лапай его сама, если хочешь, а ко мне не прикапывайся. Я свою часть дела выполнил и еле выжил, пока дотащил его досюда, — его лицо искажается болезненной гримасой, когда он снова присасывается к бутылке.

— Так, может, тебе не следует сейчас вливать в себя это пойло, а лучше поехать в больницу? — озадаченно предлагаю я. Не то, чтобы мне было дело до здоровья этого гада, который уже наверняка придумывает новую месть для меня, однако долю вины за его зверские побои я все-таки ощущаю и потому мне хочется быть уверенной, что в физическом плане с ним все будет в порядке.

— Алкоголь — мой анестезиолог, и он же мой лечащий врач, — выдает он торжественно, побуждая меня еще раз закатить глаза. К чему больница, если этому пьянчуге ни одно лечение мозги вставить не сможет.

— Точно, как же я могла забыть? Тебе же лучше всех известны методы быстрого восстановления, — усмехаюсь я, пожимая плечами, и скидываю сумку на пол, чтобы было удобнее обыскивать второго пьянчугу.

— А у самой-то что с башкой? — спрашивает Эндрюз, дотрагиваясь до пластыря на моей брови, своим жестом заставляя Остина нахмуриться.

— Ничего. Подралась на работе, — отмахиваюсь от Марка, начиная проверять карманы Рида.

— Член, что ли, с кем-то не поделила?

— Марк!!! — рявкаю я, взглядом указывая на то, что мы не одни.

— Да ладно, он все равно ни черта сейчас не понимает.

— Я все понимаю! — протестует Остин, хотя расширенные зрачки говорят о том, что мысленно он находится далеко от этой вселенной. — Я понимаю…

— И что же ты понимаешь? — но я все равно решаю на всякий случай проверить.

— Понимаю… что мы в Энглвуде.

— Уже неплохо, — усмехаюсь я.

— Сидим на полу.

— Ага.

— И ты находишься здесь.

— Это мы тоже уже выяснили.

— А еще ты меня трогаешь.

— Не трогаю, а ищу ключи, — которые вроде бы нащупываю в одном из передних карманов джинсов.

— Трогаешь-трогаешь… — Остин решает поспорить, явно пребывая на своей волне. — Я тоже хочу потрогать. — И после этих слов я резко взвизгиваю от ощущения проворных пальцев у себя под майкой.

— Ты что творишь, Рид?! А ну быстро угомонился! — но он меня не слышит, а лишь ускоряет и усиливает движения пальцев по моей коже. — Нет! Нет! Остановись! Ты же знаешь, как сильно я боюсь щекотки!

— Ты слишком серьезная, Ники… это нужно исправлять, — лепечет он, и я тут же срываюсь на неудержимый хохот, пытаясь оторвать от себя его руки, чтобы остановить щекотку. Однако Остин, хоть и пьяный в аут, силы свои никуда не утратил: схватив за талию, он одним легким движением заваливает меня к себе на колени, вовсю продолжая порхать подушечками пальцев по животу, бокам и ребрам.

— О-о-остин, приекрати-и-и! — скулю я, заливаясь смехом и повторяя попытки вырваться из его атакующих рук, пока Марк безучастно сидит рядом с нами и как ни в чем ни бывало прикладывается к бутылке.

— Не прекращу-у-у!

— Ости-и-ин!

— Не-е-ет! Посмейся громче!

— Дура-а-ак! Я сейчас всех соседей разбужу своим визгом! Хватит!

— К черту соседей! Я люблю твой визг, малышка! — Рид расплывается в пьяной довольной улыбке. — И смех твой тоже люблю очень… Ты всегда должна смеяться, — бурчит он, игриво прижимаясь носом к моей щеке.

Пахнет от него так знатно, словно он не только внутрь в себя заливал литры алкоголя, но еще и искупался в ликероводочном бассейне, а сразу после обвалял себя в куче табачного пепла. И пусть обычно я на дух не переношу этот едкий запах, от которого я сама, вероятнее всего, скоро опьянею, от Остина меня он нисколько не отталкивает.

Мне вообще кажется, что ничто на свете никогда не сможет меня от него оттолкнуть, потому что вот она — грёбаная любовь, что заставляет меня, контуженную на всю голову идиотку, будучи вконец уставшей после сумасшедшего дня, полного драк, ссор и происшествий, лучиться счастьем только потому, что я в грязном подъезде сижу на коленях недосягаемого для меня человека, источающего из себя целый букет ароматов алкогольных напитков, и неконтролируемо смеюсь от его щекотливых прикосновений.

Да, вот такая у меня странная, безусловная и годами причиняющая мне страдания любовь, с которой я ничего не могу поделать, но как бы мне ни хотелось остаться с ним так навечно, нам нужно все-таки успокоиться и поскорее попасть в квартиру, чтобы уложить в постель это пьяное, ничего не соображающее создание.

— Остин! Все! Прекрати! Я же сейчас умру от смеха! — но человеку абсолютно безразличны мои скулящие просьбы, поэтому мне приходится обратиться ко второму: — Марк, мать твою, помоги же мне! Не видишь, что ли? Я вырваться не могу!

— Да вы, должно быть, издеваетесь надо мной! — недовольно сокрушается Марк, но все-таки соизволяет наконец прийти мне на помощь: не без труда встав на ноги и кое-как удержав равновесие, он обхватывает меня руками и резко вытягивает из щекочущих оков Остина, срывая с его уст поток громких, нечленораздельных возмущений.

— Да тихо ты! Не шуми так! — шикаю я, одёргивая задравшуюся майку вниз. — Марк, нужно быстро достать ключи, пока кто-нибудь не услышал его крики. — И под «кем-нибудь» я имею виду своего шпиона, который вполне способен даже с улицы расслышать пьяный ор Остина.

— Может, мне его просто вырубить?

— Очень смешно.

— Я не шутил.

— Он и так завтра помирать будет от похмелья, поэтому давай обойдемся без рукоприкладства. Ключи вроде бы в кармане джинсов, но тебе нужно его поднять на ноги, чтобы я смогла их достать.

Эндрюз устало откидывает голову назад, шумно вздыхает, но все же выполняет мою просьбу.

— Давай, придурок, подъем! — он берет друга под подмышки и рывком приподнимает вверх, на всякий случай плотно прижимая к стене. — Вот так, а теперь стой спокойно на месте. Сможешь?

— Конечно, смогу! Я что, немощный, по-твоему? — фыркает Остин и, к счастью, в самом деле сам удерживает себя на ногах. Но лишь до момента, когда я подхожу к нему и начинаю засовывать руку в его карман. — Моя маленькая девочка, — тихо протягивает он и в желании сгрести меня в объятия перекладывает весь немалый вес своего тела на мои плечи.

Шикарно! Именно то, что надо после изнурительного дня и драки со снежной стервой!

— О-о-остин! Я же сейчас упаду! — сдавленная его тяжестью бормочу я, но, слава богу, уже в следующий миг чувствую облегчение.

— Я кому сказал спокойно стоять?! — Марк вновь отрывает его от меня, прибивая обратно к стене, на сей раз продолжая его удерживать. — Побудь спокойным хотя бы минуту, бля*ь, и не трогай ее! — раздраженно добавляет он, движением головы приказывая мне скорее вытаскивать ключи.

— Ну, да-да… Простите… Я не хотел… Нельзя же… — Остин на миг приподнимает руки в миролюбивом жесте, а затем внезапно схватывает Марка за майку и, притянув к себе, прерывисто выпаливает: — Но ты только посмей ее обидеть… Только посмей… Хоть когда-нибудь… Прибью… Не задумываясь… Сразу же!

— Ты совсем сдурел?! — рычит в ответ Эндрюз.

— Если узнаю, что ты с кем-то еще… сразу же… получишь… по морде… не дам ее обидеть…

— Ты чего вообще несешь? — вмешиваюсь я, пытаясь их разъединить, но Остин не обращает на меня никакого внимания, а лишь продолжает выдавать обрывками какие-то непонятные угрозы, доводя тем самым Эндрюза до крайней точки, когда он не выдерживает и огрызается:

— Слушай, ты задолбал меня, Рид! После суток бойни в тюряге и нескольких часов борьбы с твоим пьяным буяном, мне меньше всего хочется еще слушать о том, как ты печешься о своей ненаглядной сестрице, поэтому, клянусь, если ты сейчас не заткнешься и не успокоишься, я тебе вмажу!

— Это я тебе вмажу, если ты ее обидишь!

— Да с хрена мне ее обижать, дебил?! Что ты заладил? Да и хватит уже за нее так переживать! Она спокойно может попросить помощи у другого крутого защитника, чтобы он поквитался со всеми ее обидчиками.

— Марк, замолчи! — охваченная страхом встреваю я, впиваясь пальцами в его предплечье. Еще несколько секунд парни смотрят друг другу в глаза настолько пристально, насколько позволяет их нетрезвая кондиция, а затем Остин переводит свой взгляд на мою руку, прицепившеюся к Марку, и, коротко усмехнувшись, наконец отпускает его.


Не теряя драгоценного времени, пока Остин утихомирился, я ныряю в его передний карман и быстро вылавливаю в нем металлическую связку.

— Заходи в квартиру, — открыв дверь, прошу я Рида и порываюсь придержать его, но он отказывается, небрежно отмахиваясь от меня.

— Не надо мне помогать. Я сам могу идти.

Что он и делает: пошатываясь и едва переставляя ноги, входит в квартиру, в которой мы провели все свое детство. Тут в точности, как и у меня дома: тесно, сыро, ветхо, но зато, как всегда, царит идеальная чистота, а стоячий запах ржавчины до сих пор разбавляется ароматом пряных специй, несмотря на то, что хозяйка дома уже больше недели ничего не готовила и больше никогда этого сделать не сможет.

Даже на меня начинают давить родные стены этого дома, царапая нахлынувшими воспоминаниями по свежей ране, нанесенной утратой прекрасной бабушки Мэгги, поэтому боюсь представить, каково будет Остину находиться здесь. Возможно, и к лучшему, что он сейчас пребывает в полном неадеквате, отчего может избежать цунами тоски и печали, что несомненно обрушились бы на него в трезвом сознании.

Медленно доковыляв до своей комнаты и не проронив больше ни слова, Остин прямо в одежде животом валится в постель. Понимаю, что раздеть его целиком у меня точно не получится, но решаю хотя бы снять с него кроссовки, чтобы переложить свисающие ноги на кровать.

Подкладываю под голову подушку, укрываю одеялом и, не удерживаясь от любовного порыва, притрагиваюсь к его теплой щеке, покрытой легкой щетиной, отбрасываю каштановые пряди волос со слегка вспотевшего лба и, пройдясь, рукой по его затылку, зависаю в любовании его спящим лицом вплоть до момента, пока в паре метров от меня не раздается возглас Марка:

— Да чтоб я сдох!

Отскакиваю от Остина и быстро перевожу взгляд на парня, который, прислонившись плечом к дверной раме, с неприкрытым изумлением смотрит на меня.

— Что я ви-и-ижу — протягивает он, прищурив отекшие, посиневшие веки.

— А что ты видишь?