— Сестрица втрескалась в своего братишку! — он не спрашивает, а утверждает.

— Что ты мелешь? — посмеиваясь, отдаю все силы, чтобы спрятать волнение, но Марк, понятное дело, остается при своем мнении.

— Поэтому-то ты и не хочешь, чтобы он узнал о твоей развратной работке. Так ведь?

— Замолчи! Ты можешь здесь об этом не говорить?

— Уходишь от ответа, значит я прав, — победоносно ухмыляется гад.

— Ни от чего я не ухожу, а тебе, видимо, тоже необходимо проспаться, чтобы прекратить нести чепуху.

— Несу, что вижу.

— Сходи к глазному, значит.

— Ну я-то, может, и схожу, а вот тебя ни один врач от привычки врать не излечит.

— Я не вру.

— Ну да, ну да! Заливай дальше, — покачивает головой Эндрюз, скрестив руки на груди.

— Хватит, Марк! — рявкаю я, не выдерживая его скептического взгляда. — Закроем эту бредовую тему, и вообще нам лучше выйти из комнаты, чтобы не разбудить Остина! — стремительно подхожу к парню, желая вытолкать его в коридор, но не получается: Марк стоит в дверном проеме, точно неподвижный камень.

— Признаешься, и тогда выйдем! — внезапно выдает он.

— Мне не в чем признаваться.

— Так уж не в чем?

— Да.

— Значит, мне сейчас все показалось?

— Именно.

— Уверена?

— Абсолютно.

— Ну, раз так, значит, постоим здесь и прямо рядом с Остином пообсуждаем тему наркотиков, которые благодаря твоему любовничку появились в моем багажнике! — во весь голос произносит Марк, заставляя меня рефлекторно накрыть его рот рукой, отчего он начинает сдавленно стонать от боли.

— Черт! — тут же убираю ладонь с его лица, понимая, что давлю на кровоточащие раны. — Ты можешь заткнуться? Мало ли кто хотел с тобой поквитаться? Уверена, с твоим отвратительным поведением ты многим дорогу перешел, так что с чего ты вообще решил, что какой-то мой любовник причастен к твоему заключению? — спрашиваю я полушепотом, то и дело посматривая на Остина.

— Может, потому что это «теплое» приветствие в тюремной клетке — дело рук Адама Харта? — указывает на свои удручающие побои на лице.

— Что?! Он лично с тобой это сделал?! Ты его видел?! Он тебе что-то сказал?! Что-то спрашивал обо мне?! — пылкий поток вопросов вылетает из моего рта раньше, чем я успеваю хоть что-то осмыслить. Что за бурная реакция такая? Какое мне дело до него? Сама не понимаю, да и злорадная улыбка Марка особо не дает времени разобраться.

— Ого! Да как я посмотрю, он тоже тебя неслабо волнует, Никс. Неужели и в твоем сердечке места хватает больше чем для одного мужчины? Получается, не такие уж мы разные с тобой, не думаешь? — насмехаясь, Марк приподнимает бровь и буравит меня ироничным взглядом, пока его ехидные слова, будто кобры ядовитые, жалят смертельным ядом мне всю изнанку кожи.

— Мы с тобой абсолютно разные, Марк. И Адам мне полностью безразличен… мне просто хочется узнать — он ли с тобой это сделал? — едва справляясь с внутренним душевным землетрясением, сдавленно произношу я, в мыслях саму себя убеждая, что вся причина интереса именно в этом.

— Спорить с тобой — легче застрелиться. Ты, по ходу, даже самой себе ни в чем никогда честно признаться не можешь. Но будь добра сделать мне одолжение: прекрати строить из себя дурочку, притворяясь, будто это не ты натравила на меня Харта. Я и так все знаю. Он действовал в открытую, так как скрывать от меня свое имя не видел никакого смысла.

— Так, значит, ты его…

— Нет, лично я его не видел, но от его имени крайне неприятные люди передали мне пламенный «привет» с доходчивым посылом, чтобы в следующий раз воспринимал его угрозы насчет тебя в серьез. И, получая щедрые тумаки от группы бандюганов, которых якобы случайно подсадили мне в одну клетку, я сразу понял мотив твоего внезапного страстного поцелуя и желания меня удовлетворить. Маленькая сучка решила избавиться от меня с помощью влиятельного ухажера? Неплохо, Никс, неплохо. Да только, как видишь, я здесь, а вот твоего суперзащитника поблизости не вижу. Знаешь, что это означает?

— Марк, успокойся… ты сам вынудил меня это сделать.

— Сам? Ну, конечно, как всегда, я сам во всем виноват. Да только мои издевки — ничто по сравнению с тем, что сотворила ты, идиотка. Ты хоть понимаешь, что из-за влиятельных связей Харта даже адвокату моего отца едва удалось выбить разрешение суда о выходе под залог? Я чудом выбрался из этого зверинца сегодня! Мог бы застрять там надолго и выйти на волю только если в морг!

— Тише! Не кричи, — прошу я, с опаской оглядываясь назад, но придурку абсолютно пофиг на сон Остина и он продолжает громогласно вываливать всю информацию:

— Понимаешь, что моему бате пришлось отстегнуть кучу бабла за свободу сына, который вконец очернил его безупречную репутацию и теперь никогда не будет допущен к правлению семейным бизнесом, потому что ни один партнер не захочет вести дела с наркоторговцем!

— Что? — изумленно выдыхаю я.

— Что? Удивлена масштабом проблем, которые спровоцировала? Так это только начало, малышка. Отец не только поставил крест на моем участии в своей компании, но также отнимает у меня квартиру, машину, уже заблокировал доступ ко всем кредитным картам и приказал в течение недели исчезнуть из Рокфорда и больше никогда не возвращаться!

— Боже! — ошарашенно пищу я, искренне ужасаясь услышанному. — Но как твой отец вообще мог такое сказать?

— Элементарно, Никс, элементарно. А все потому, что требование о моем отъезде принадлежит именно Харту, а моему папаше просто приходится его выполнять, в противном случае Адам не позволит ему так просто совершить его любимую «уборку» всех следов, свидетельствующих о моем заключении, чтобы о нем уже через пару дней не было и воспоминая. А вот этого отец точно не может допустить. Репутация для него превыше всего остального, и он сделает что угодно, лишь бы на его имя не падали никакие криминальные тени. Все! Даже без колебаний выгонит единственного сына из родного города.

— Но… Это ужасно… Я не хотела этого, Марк! Поверь, такого точно не хотела. Мне нужно было всего лишь, чтобы ты прекратил меня мучить и изменять Эмилии. Я даже подумать не могла, что Харт тебе всю жизнь разрушит, — звенящим от сожаления голосом произношу я, глядя на него с настороженностью, будто ожидаю получить первый удар уже прямо сейчас.

— Да уж! Подумать она не могла! А стоило… Ты ведь долбанная фабрика по производству проблем! Нет, не проблем! Трагедий! Как для себя, так и для всех окружающих. Ты хоть представляешь, что я с тобой сейчас готов сделать?! — гневно выдает он, подпитывая мои опасения о его скорой расправе надо мной.

— Но я не хотела этого, — делая непроизвольный шаг назад, жалобно повторяю я, на что надеясь — сама не знаю.

— Это не меняет факта, что ты сделала из меня новоиспеченного бомжа, — криво ухмыляясь, он грозно надвигается на меня до тех пор, пока я не упираюсь бедрами в прикроватную тумбочку, чуть ли не роняя на пол светильник.

— Марк… Пожалуйста, не здесь, — умоляюще лепечу, бросая взгляд на беспокойно ворочающегося в кровати Остина, но было бы глупо надеяться, что пьяный друг остановит Марка от того, чтобы меня… Эм… Задушить? Свернуть мне шею? Ударить? Или еще раз попытаться изнасиловать? Не знаю, что со мной сейчас сделает этот устрашающий гневный Халк, только не зеленый, а синий — из-за огромного количества синяков, но однозначно ничего хорошего, поэтому, когда он вплотную подходит ко мне, я просто закрываю глаза и вжимаю голову в плечи, морально готовясь к любым его действиям.

К любым, даже самым агрессивным, неадекватным и болезненным действиям, но то, что Эндрюз делает дальше, поражает меня не просто физически, а, черт подери, — до самых недр души.


Он обнимает.

Да! Мои нервы натягиваются, как тонкие струны, тело сжимается в ожидании беды, а этот побитый пьяный громила просто обнимает меня, тем самым будто прокручивая мои мозги через мясорубку от тотального ступора.

Что, мать его, происходит?!

— Выдохни, Никс, я просто говорю тебе «спасибо», — неожиданно радушным голосом отвечает он на мой непроизнесенный вопрос, лишь увеличивая шкалу моего шока.

— Спасибо? — неуверенно бурчу я, впечатавшись щекой в его грудь.

— Ага.

— Ты что, помимо алкоголя наглотался чего-то посильнее? — мой вопрос заставляет его засмеяться и тут же снова застонать от боли.

— Я бы не прочь наглотаться чего-нибудь мощненького и желательно болеутоляющего, но нет — я чист, как стеклышко, — заявляет Марк и наконец выпускает меня из объятий, сразу же пошатнувшись в сторону.

— Про «стеклышко» ты сейчас явно переборщил, — констатирую осипшим голосом и уверена, пока я с нетерпением ожидаю услышать объяснения, мои глаза становятся похожи на блюдца.

— Вот эта твоя оторопелая моська — что-то с чем-то! Она меня забавляет даже больше, чем когда ты разгневанная гарпия, — лепечет он какую-то ерунду, что никак не относится к теме.

— И?

— И-и-и… — нарочно тянет время Марк, продолжая играть на моих нервах. — Поэтому я не мог упустить возможность и не построить из себя разъяренного дядьку, который намеревается покончить с тобой, но теперь, когда я увидел твою ошалелую физиономию, ты можешь расслабиться, Никс. Я ничего тебе больше не сделаю.

— Нет? — широко распахиваю веки.

— Не-а-а! Мести никакой не будет. Как и новых поручений в обмен на молчание тоже!

— Не будет? — а теперь мои глаза вообще норовят выскочить из глазниц.

— Ничего не будет, подруженька. Только если ты не захочешь, чтобы я отблагодарил тебя не только объятиями, — кошара в своей любимой манере многозначительно поигрывает бровями, но я пропускаю мимо ушей его очередной призыв на «перепихон» и спрашиваю:

— Да за что ты благодаришь меня?! Я понять все никак не могу. Ты же в полной заднице! Или все, что ты сказал мне о проблемах с отцом, тоже выдумка?

— Ох, нет-нет! Каждое мое слово — сущая правда, и именно за нее я и благодарю.

Марку везет понаслаждаться еще одной моей вконец «оторопелой моськой», что вновь заставляет его ненадолго рассмеяться, а затем продолжить:

— Ты просто не знала, Никс, что я годами творил всякую хрень не просто так, а одержимый стремлением своими выходками выбесить отца, чтобы он наконец отказался от своей навязчивой идеи — передать мне все нудные дела семейной компании и посадить меня в свой чертов офис, на который мне чихать хотелось. Однако, сколько бы не позорил его на людях своим дурным поведением, у меня ни черта не получалось. Он всегда покрывал все мои выкрутасы и оставался непреклонным в своем убеждении: «Семейное дело должно перейти исключительно в руки члену семьи Эндрюз и бла-бла-бла…», — он понижает голос и делает серьезнейшее лицо, явно пародируя манеру речи отца. — Но Харту всего за день удалось сделать то, что мне годами не удавалось — он навсегда уничтожил планы отца видеть меня у штурвала семейного дела и буквально вынуждает его собственноручно выгнать меня из города. Фишка лишь в том, что Адаму вряд ли придет в голову, что своими действиями он не лишает меня всего, а наоборот — дарит свободу от папаши, который не только навязывал мне свои желания с самого детства, но и на корню обрубал все возможности для меня заниматься тем, чем я всегда страстно желал заниматься.

— Музыкой? — вырывается у меня первое, что приходит на ум, потому как пение Марка в самом деле произвело на меня неизгладимое впечатление.

— Так точно. Он постоянно перекрывал мне все пути для начала музыкальной карьеры. На какие бы прослушивания я ни ходил, в какие бы звукозаписывающие студии я ни пытался попасть, меня везде встречали отказы. Да что уж там… меня даже в обычные бары для музыкальных вечеров не брали, а каждое мое видео с песнями на УouTube бесследно удалялось в первые же минуты загрузки. Смекаешь степень пи*деца, в котором я жил все это время? Против власти отца у меня не было никаких шансов, но теперь все двери для меня открыты, я могу уехать куда глаза глядят, как можно дальше от всего своего зацикленного на бизнесе семейства, и смогу всецело посвятить себя творчеству, — он опускает обе руки на мои плечи и смотрит прямо в глаза. — И прикинь, Никс, все благодаря тебе и твоему любовничку. Я сам в шоке! Но этот так: если бы не твое желание от меня избавиться, боюсь, я бы никогда не смог отвязаться от отца и его планов на мою жизнь, — проговаривает Эндрюз устало, запинаясь и съедая многие окончания слов, но с таким воодушевлением и ликованием, что я в который раз за наше с ним знакомство прихожу к одному-единственному умозаключению.

— Какой же ты гребаный везунчик, Марк! — с усмешкой выдаю я, от удивления покачивая головой. — Без дома, без денег, без семьи, лицо — сплошной синяк, и все равно даже из такой ситуации ты выходишь победителем.