— Неужели я слышу в твоем голосе зависть, малышка? — он едва справляется с тем, чтобы тыкнуть пальцем мне в кончик носа, а когда я резко вздрагиваю от очередных ворчаний Остина, и вовсе попадает мне в глаз.

— Честно? Как бы это странно ни звучало, но да, я завидую тебе, — признаюсь я. Отталкиваю Марка от себя и ухожу в другой конец комнаты, устало прислоняясь к шкафу спиной. — Я ничего плохого в своей жизни никому не делаю, а беды сыплются на меня, как из рога изобилия. Ты же конченый засранец, а Вселенная все равно почему-то тебя любит и постоянно благоволит.

— Ошибаешься, — он вразвалочку добирается до меня и также заваливается на шкаф, вызывая своим весом негромкий хруст деревянной дверцы. — Меня любит вовсе не Вселенная.

— А кто? Фортуна? Или ты сделку с демоном на перекрестке заключил?

— Не-а. Все куда проще — я сам себя люблю и всегда в первую очередь думаю о себе любимом. И, возможно, именно в этом и заключается корень всех твоих неудач, Никс.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не любишь себя, — бросает Марк, будто баскетбольным мячом попадая в центр моего солнечного сплетения. — И именно поэтому ты год за годом не можешь выбраться из всего болота, которое тебя окружает. Я ведь в курсе, что у тебя тоже, как и у меня, есть карьерная мечта. И я сам видел, насколько ты талантлива. Но разница в том, что если на пути к моей мечте у меня стояла влиятельная преграда в виде отца, который, так сказать, то и дело подрезал мне крылья, то в твоем случае — ты сама их безжалостно себе режешь. Тебя никто не держал здесь много лет, не останавливал, не вставлял палки в колеса в каждом твоем начинании. Ты добровольно торчишь здесь ради мамы, которая вряд ли стоит таких жертв…

— Марк, не…

— Не напрягайся, я не тот, кто будет выворачивать тебе мозги. Это дело оставлю Остину. Я просто веду к тому, что ты вряд ли хоть когда-нибудь сможешь впустить в свою жизнь хоть крупицу удачи, если неустанно будешь бултыхаться в этой Энглвудской канаве, в которой застряла только потому, что любишь кого угодно, но только не себя.

— И как же научиться себя любить, профессор жизни? — ехидничаю я.

— С этим вопросом обращайся к учебнику по всей этой белиберде по самопознанию или к какому-нибудь мозгоправу, но уж точно не ко мне. Я не профессор жизни, знающий все на свете, а всего лишь конченый эгоист.

— Тут я с тобой не соглашусь, Марк, — откидываю голову назад на деревянную поверхность шкафа, глядя на удручающий профиль Эндрюза. — Ты эгоист, но не конченый… Ведь будь ты таковым, то со своими ранами не мудохался бы с Остином полночи, а мирно пошел бы отдыхать.

— Я просто поступил, как полагается поступать друзьям в подобных ситуациях.

— Прекрасным друзьям, — подправляю я, встречаясь с его усталым взглядом. — А ты в самом деле такой, Марк.

— А теперь я слышу в твоем голосе удивление? — усмехается он.

— Я думала, ты во всех аспектах мудак, но как друг Остина, должна признать, ты действительно показываешь себя с хорошей стороны. Не то что я, — концовку фразы произношу почти беззвучно, с грустью возвращая взор на распластавшееся по всей кровати тело Рида.

В комнате повисает непродолжительное молчание, я лишь слышу ритмично тикающую стрелку на часах, с каждым глухим щелчком которой все сильнее ощущаю испытывающий взор Эндрюза, ошпаривающий мне щеку.


— И как давно? — его вопрос проходит сквозь поры на коже, добираясь до самого сокровенного ящика в моей душе. До сих пор никто, кроме Эми, не знал о моих истинных чувствах к Остину, и, по правде говоря, я хотела бы, чтобы так оно и оставалось, однако продолжать сейчас и дальше отрицать перед Марком очевидное было бы, по меньшей мере, глупо.

— С первого взгляда, — честно признаюсь я, опуская взор в пол, а в ответ лишь получаю протяжный, шумный выдох. — И что? Не будет никаких издевок, подколов и смеха? — интересуюсь я, придав голосу максимум беззаботности, пока по груди будто ножом царапает.

— Да какой тут смех, Никс? Я могу лишь восхититься твоим актерским талантом. Столько лет так отменно играть роль сестрицы. Я поражен! Снимаю шляпу. Но я только одного не понимаю…

— Чего? — справляясь со сковывающим все тело смущением, поднимаю на него робкий взгляд.

— Зачем это нужно было делать?

— А зачем нужно было бы ему что-то говорить?

— Ну… как минимум для того, чтобы он знал.

— И что бы это изменило, кроме того, что добавило бы нашей дружбе массу неловкости?

— И вот опять! — безрадостно усмехается Марк.

— Что опять?

— Опять твоя самооценка, что валяется где-то на дне Марианской впадины, изначально заставляет тебя видеть лишь плохой исход.

— Дело не в моей самооценке, Марк. Я просто знаю, что там никогда не может быть никакого другого исхода.

— Да? И откуда же?

— Знаю и все. Я же не слепая дура и четко вижу разницу его отношения ко мне и к другим девушкам.

— Не слепая, но точно дура! — повышает он голос, получая за это от меня локтем по ребрам. — А-у-уч!

— Контролируй громкость, — требую я шепотом.

— Да как тут контролировать, когда я еще раз убеждаюсь, что любите вы, бабы, сами у себя в мозгах что-то сварить, заправить все какими-то поспешными суждениями, а потом страдать понапрасну из-за всего этого месива, вместо того чтобы просто нормально поговорить с человеком и расставить все точки над «і».

— Так-так-так… А теперь на сцену выходит знаток любовных дел? Что-то ты сегодня щедр на советы, Эндрюз, — насмешливо парирую я, желая поскорее свернуть эту беседу.

— Опять уходишь от темы.

— Да нет темы, Марк. Не важно, что я там чувствую к нему и что чувствует Остин. Это все не имеет больше никакого смысла. Он скоро уезжает, я остаюсь здесь, да и это не самая главная проблема. Не забывай, что за мой постоянно следит Адам, и он не позволит мне быть ни с Остином, ни с кем-либо другим, пока я не отработаю несколькомесячный контракт его шлюхи. Понимаешь? Поэтому хватит говорить о том, что в принципе невозможно!

— Так отработай контракт.

— Что ты сказал?! — переспрашиваю я, правда, надеясь, что мне это всего лишь послышалось.

— Когти свои не заостряй так резко, Никс, и подумай как следует. Какие еще варианты ты видишь? Разве не поняла, что Адам из людей «вижу цель — не вижу препятствий»?

— И что? Я сразу должна сдаваться и смиренно раздвигать перед ним ноги? — от негодования мой шепот превращается в шипение.

— А что в этом плохого?

— Что плохого?! Ты сейчас серьезно?!

— Более чем. Отбрось же ты свои идиотские принципы и вруби мозг. Я многого не знаю, но слышал, что после Харта женщины купаются в богатстве чуть ли не до конца жизни, да и во время контракта живут, как королевы. К тому же он не какой-то там противный старикан с дряхлым членом, а прямо-таки неземная мечта всех женщин. Так что не вижу препятствий — отработай с удовольствием контракт, заработай денег на решения всех своих проблем, а после живи припеваючи с Остином или кем угодно и горя не знай, — на полном серьезе выпаливает Марк, пока меня одолевает страстное желание в самом деле стать ведьмой, способной одним лишь только взглядом сжечь поганца дотла. Но вместо этого я просто зло отрезаю:

— Замяли тему.

— Но ты лу…

— Я сказала: замяли тему! — а во второй раз чуть ли не рычу, словно животное, на что Марк в несогласии закатывает глаза, но все же решает отступить.

— Ну, как знаешь, Никс, дело твое, — он вяло пожимает плечами. — Правда, глупо это с твоей стороны. Очень глупо. Он все равно тебя дожмет. На одном лишь моем примере ты могла убедиться, что Адам добиваться своего умеет быстро.

В ответ я горько усмехаюсь. Тут даже поспорить нельзя, а лишь в очередной раз задаться цепью назойливых вопросов: раз Адам такой спец все быстро решать, почему он сразу не убрал Марка, если постоянно видел нас вместе? Почему он не заставил Баррета незамедлительно выкинуть меня из дома, а позволил найти способ оплатить долг до конца месяца? Почему только сейчас он дал разрешение подкупленной девке напасть на меня, хотя мог это сделать гораздо раньше? И почему Адам ждет моего прихода именно завтра, а не, допустим, недели так три назад?

Все это странно и не дает мне покоя, но от минутных раздумий меня отвлекает хрипловатый голос Марка:

— На твоем месте я бы давно уже согласился. Своим упрямством ты просто сама себе жизнь опять усложняешь, только и всего.

— Лучше уж жизнь усложнить, чем прислуживать этому ублюдку, — колко чеканю я.

— Не прислуживать, а трахаться с ним, — подправляет Марк, тут же ловя еще один испепеляющий взгляд от меня.

— Тебе не пора на боковую, а? Как ты вообще еще стоять умудряешься? Давай уже закончим бессмысленно трындеть и пойдем спать. Ты можешь лечь в гостиной на диване, — решаю окончательно свернуть нашу беседу, осознавая, что тоже уже валюсь с ног.

— О нет! Я здесь не останусь. Поеду к себе, — он отталкивается от шкафа и наконец направляется к выходу.

— Я думала, ты уже без квартиры, — я незамедлительно следую за ним.

— Не-а-а, мой папаня не совсем же там изверг какой-то. Последнюю неделю в городе не позволит мне ночевать на улице, так что покайфую последние деньки в комфортных условиях. Когда мне потом еще посчастливится поспать в мягкой постельке? — навеселе лопочет Эндрюз, нисколько не расстраиваясь фактом, что беспечная жизнь ему теперь не скоро светит. Конечно, когда впереди ждет любимое дело, не страшит ни бедность, ни неуютное жилье, ни отсутствие четкой картины будущего. А такой обезбашенный гуляка, как Марк, уж точно будет воспринимать свои грядущие скитания исключительно как увлекательное приключение.

— Ты останешься с ним? — разворачиваясь ко мне в коридоре, интересуется Марк.

— Конечно, его такого оставлять одного нельзя.

— Хорошо… Но смотри только не увлекайся с приставаниями к парнишке. Не уверен, что он сегодня будет способен тебя хоть чем-то удивить, — хитро посмеивается Эндрюз.

— Некрофилия — не моя тематика, так что можешь быть спокоен за друга, — усмехаюсь я, подталкивая его к входной двери, но, заметив на вешалке одну из толстовок Остина, тут же останавливаю. — Подожди. Надень на себя это.

— Зачем? На улице жара, хочешь, чтобы я вконец задохнулся?

— Хочу, чтобы ты живой до дома добрался.

— Вот это забота, подруженька, благодарю, но не стоит. Я на такси поеду. По улицам шастать не буду.

— Не в этом дело. У дома в черном джипе сидит шавка Адама. Тот самый, что врезался в нас, так что надевай это и будь осторожен при выходе из подъезда. Еще не хватало, чтобы он тебя засек.

— Жесть. Вот это надзор. Умом тронуться! И как ты его выдерживаешь? — искренне поражается Марк, получая в ответ выражение лица «как раз-таки умом и трогаюсь», и с чередой стонов и вздохов натягивает на себя толстовку, пряча голову под капюшон.

— Ну что, я красавчик? — спрашивает синее, взбухшее пятно в сером капюшоне, по-своему обычаю самодовольно улыбаясь.

— Все медсестры в больнице были бы твои! — открываю двери, чтобы он уже наконец свалил.

— А вот тут ты молодец, Никс, — только что дала мне весомый повод отправиться на проверку.

В ответ я хочу вновь закатить сонные глаза, но вдруг вспоминаю…

— Марк!

Он оборачивается возле лестницы и вопросительно смотрит на меня.

— Не знаю, конечно, будет ли для тебя это иметь хоть какое-то значение, но, думаю, тебе стоит знать, что Эми в курсе о нашем поцелуе… Адам прислал ей видеозапись.

Вижу, как на миг он досадливо хмурится, а в его глазах поселяется грусть, которую он быстро от себя отгоняет и хрипло произносит:

— Да, ты права… Это уже не имеет никакого значения… И можешь рассказать ей всю правду о том, какой я мудак. Возможно, это облегчит ей задачу быстрее забыть меня. — Марк коротко и совсем без радости улыбается и, покачиваясь как маятник, уходит прочь, пока во мне тем временем впервые проскальзывает мысль о том, что, каким бы похотливым кобелем Марк ни был, Эмилия в самом деле была для него особенной.

И этой его способности — испытывать нечто искреннее и мощное к одному человеку, продолжая при этом без зазрения совести увлекаться другими, я тоже в какой-то мере завидую. Хотела бы и я так уметь — просто трахаться. Без чувств. Без эмоций. Без душевного коннекта. Чистая физика. Плотское удовольствие. И никакого продолжения.

Возможно, тогда я уже давно перечеркнула бы все свои непоколебимые принципы и, поддавшись соблазну быстро и приятно заработать, переспала с первым же приглянувшемся мне клиентом. А после еще с одним, еще и еще… и так продолжалось бы до тех пор, пока не встретила бы Адама, которому также отдалась бы без раздумий в самую первую ночь, а сразу после с радостью согласилась бы на его удивительный контракт, который автоматически подарил бы мне счастливый билет в новую жизнь, состоящую из богатства, комфорта, роскоши и абсолютного нуля нерешаемых проблем.