— Нет. Это не было бы нормальным, но и такой трагедией, какой видишь для себя это ты, — тоже.

— Да что ты говоришь? Не было бы трагедией?

— Конечно. Как минимум потому, что этим пьяным мужиком был ты.

— А это что-то меняет для тебя? — выбрасываю вопрос и чувствую, как дыхание прерывается в ожидании услышать ответ, пока Ники заминается на несколько секунд, будто не может подобрать нужных слов, а затем прикрывает глаза и протяжно выдыхает, сдавливая пальцами переносицу.

— Я не совсем понимаю, к чему мы ведём этот разговор? Ничего же не было. Моя невинность в целости и сохранности. Никакой трагедии не произошло, так что тебе не за что себя корить, — глухо заключает Николь, а мне даже «чувствовать» не надо, чтобы физически осязать исходящую от неё злость.

— Значит, я сделал что-то другое?

— Нет. Ты ничего не сделал.

— Что с головой тогда? Это я тебя ударил?

— Дурак совсем, что ли?! Конечно нет!

— А кто?

— Разве мне нужен кто-то, чтобы шишки себе набивать?

Ответ понятен, вопрос исчерпан. От сердца знатно отлегло, что моей вины тут нет. Продолжаем.

— Как я здесь оказался?

— За это тебе следует поблагодарить Марка. Именно он притащил тебя вчера из бара и привёз сюда, даже несмотря на то, что сам еле на ногах стоял.

— Он пил со мной?

— Нет. Ты пил один, насколько мне известно, а Марк уже после того, как приволок тебя сюда, просто залечивал вискарём свои раны, полученные во время заключения в полицейском участке.

— Марк был в заключении?!

— Да. И до конца недели покидает город из-за проблем с отцом.

— Чего?! — Сказать, что я в шоке, — ничего не сказать. Что ещё я пропустил за время отключки?

— Да, он уезжает, но, думаю, пусть все подробности он тебе сам расскажет. Обязательно позвони ему, как оклемаешься. Он был в жутком состоянии из-за побоев вчера, поэтому меньшее, что ты можешь сделать в знак благодарности, — это сказать ему «спасибо». Он в самом деле поступил как настоящий друг.

Поглядите-ка, как защебетала о своём ненаглядном, бля*ь, аж блевать хочется. Причём как в прямом, так и в переносном смысле. Раньше она никогда ничего хорошего о нём сказать не могла, а тут прям… Бесит. И долго эти так называемые друзья ещё врать мне собираются?

Их искусное притворство, делающее из меня круглого дурака, злит меня до чёртиков, но, несмотря на это, Марку позвонить всё-таки придётся. А ещё лучше — проведать его.

— А сама-то ты как здесь оказалась? — это тоже, кстати, крайне интересующий меня вопрос.

— Я возвращалась с работы домой и случайно встретила вас с Марком, распевающими песни во всю лестничную клетку, — без запинки произносит она, хотя я вот что-то совсем не уверен, что так оно и было. Возможно, она опять это выдумывает, чтобы скрыть правду о том, что она изначально приехала за мной бар с Марком. Но мне ничего другого не остаётся, как просто гадать, так же как и о том, почему Эндрюз оставил свою девушку одну со мной на ночь? Он, конечно, знает, что мы с ней только друзья, но всё же…

И эти размышления тут же навевают мне следующий вопрос:

— А почему я голый?

— Ночью ты спал в трусах, но под утро тебе стало плохо, и ты побежал на переговоры с белым другом. После надолго отключился в душе, чуть соседей всех не затопил. Повезло, что я проснулась и побежала тебя будить. Было нелегко, но я справилась. Ты очнулся, сам разделся, а затем в чём мать родила, полностью мокрый, пошлёпал обратно в комнату.

Я вновь присаживаюсь на кровать, накрываю лицо руками и опускаю голову вниз, желая скрыть от неё окатывающий меня стыд и недоумение. Это реально отвратительное чувство — слушать от кого-то о своих действиях, о которых я сам совершенно не могу вспомнить.

— Но тебе не стоит так сильно переживать, Остин, я ничего не видела. Да и мы же с тобой как родные. Брат с сестрой. Чего стесняться? — беспечно пожимает плечами она и смотрит на меня иронично-колким взглядом, пока единственное, что вижу я в высокопиксельном формате, — это её умопомрачительные ноги, которые так и манят ухватиться за них, чтобы притянуть эту негодующую пигалицу к себе на колени и как следует отхлестать её по заду.

Я хмурюсь и поджимаю губы, кулаками сгребая простынь, чтобы справиться с наваждением это сделать, и моё чересчур напряжённое лицо в этот момент, само собой, не ускользает от внимания Ники.

— Но так уж и быть, раз мой вид настолько сильно давит на твою психику, я оденусь. — И вот опять — злость, злость, злость… каждый полутон её голоса пропитан ею. — Отвернёшься, чтобы сознание, не дай бог, не потерять? Или мне в другую комнату уйти переодеваться?

Это были абсолютно бестолковые вопросы, потому что моего ответа Николина дождаться не соизволяет: уже в следующий миг она подходит к стулу, на котором лежит её одежда, и сбрасывает с себя полотенце, заставляя меня мгновенно отвести взгляд в противоположный угол комнаты и уже самому вконец раздражиться.

— Слушай, я не пойму, раз я тебя никак этой ночью не обидел, какого чёрта ты сейчас так злишься на меня? — выпаливаю я, едва справляясь с искушением посмотреть на её обнажённые задние формы.

— С чего ты решил, что я злюсь?

Слышу, как резко она встряхивает что-то из своей одежды.

— Мне ещё стоит объяснять? Давай лучше сразу перейдём к сути.

— Мне нечего тебе сказать.

— Скажи правду.

— Какую?

— Что с тобой происходит, Никс?

— Так теперь я снова Никс?

— Когда ты ведёшь себя, как стерва, да.

— А теперь я ещё и стерва, — её голос режет, как лезвие ножа, а движения становятся ещё более порывистыми, отчего я не выдерживаю и поворачиваюсь к ней.

— Да что не так, мать твою?! — рычу, одновременно радуясь и огорчаясь, что она уже успела натянуть штаны и лифчик.

— Всё так.

— За что ты на меня злишься?!

— Я не злюсь.

— Ты меня выводишь своей ложью!

— Я не лгу.

— Николина! — за долю секунды подлетаю к ней и, схватив за локоть, поворачиваю к себе.

— Да что ты хочешь?!

— Понять!

— Нечего понимать! И не трогай меня! — Она резко вырывает руку, и мы сталкиваемся в безмолвном поединке взглядом, от которого во все стороны летят невидимые разряды. Её пышная грудь, идеально уместившаяся в кружевном бра, высоко поднимается и опускается, вторя моему ритму дыхания, а влажный блеск в сапфировых зрачках по своему обычаю превращается в ярость, от которой мне столь отчаянно хочется её избавить. Да только как это сделать, если она от меня всё скрывает?

Что с тобой, Ники? Скажи. Просто скажи. Помоги мне понять, что таится за твоими непробиваемыми стенами, и я сделаю всё, чтобы у тебя не было больше причин так на меня злиться.

— Я не злюсь на тебя, Остин, — но она вновь предпочитает сдержать всю правду в своём непроницаемом склепе, вынуждая меня продолжать ломать голову, в которой и так вовсю разряжается похмельный армагеддон.

— Если не на меня, то на кого?

— Ни на кого. Я просто… — Ну что? Что просто? Скажи, чёрт тебя побрал, и я всё решу. — Я просто устала, да и ночка сегодня была не из простых, даже несмотря на то, что в целом ты был безобидным лапочкой. Не выспалась немного, поэтому-то я с самого утра и без настроения, — на выдохе произносит она, опираясь кулаками на поверхность стола, пока у меня аж челюсть сводит от неудовлетворённости её ответом.

Врёт же опять. Точно врёт. Теперь, когда я знаю, что она на это способна, в фальшивости её слов нет никаких сомнений. С ней точно что-то происходит. Только что? Новые проблемы дома? На чёртовой работе? Или же её кто-то обидел, а она просто не хочет мне говорить об этом? Если это Марк уже умудрился как-то накосячить, я быстро ему на место мозги вправлю. Мне только нужно услышать всю суть проблемы от Ники.

Нужно. Очень нужно. Я хочу ей помочь, но сейчас больше давить на неё и упрашивать открыться мне не стану, ведь прекрасно знаю, что этим я добьюсь лишь обратного эффекта — она ещё сильнее закроется или, как мне теперь известно, в очередной раз соврёт. Поэтому мне нужно приложить над собой усилия и усмирить свой инстинкт защитника, что вечно так сильно раздражает её, и просто подождать, когда она успокоится и сама решит мне всё рассказать.

Выдыхаю из себя собравшуюся злость и разочарование и отхожу от Николины, не желая больше напрягать её своим напором. Озираюсь по сторонам в поисках своей одежды не только, чтобы тоже одеться, но и в надежде найти джинсы с пачкой сигарет в кармане. И естественно, когда мне это так необходимо, как назло, ничего не нахожу. Нехватка никотина в крови начинает изрядно давить на общее состояние, а вот отсутствие одежды ни капли не заботит.

Ведь эта мелкая зараза правильно сказала: мы же с ней как брат с сестрой, так чего стесняться?

Откидываю одеяло в сторону и направляюсь к шкафу. Вещей здесь у меня немного — вся основная часть находится в общежитии, но какие-то старые спортивные штаны мне всё-таки найти удаётся.

Николина молчит, я тоже. В таком же напряжённом безмолвии я покидаю комнату и отправляюсь в душ, в коридоре натыкаясь на целый пакет с осколками стекла и разломанными фоторамками.

Так понимаю, этот разгром устроен тоже благодаря моим стараниям.

Да уж… Замечательно! Остаётся лишь догадываться, какой ещё ерунды я вчера натворил, и может, уже прямо сейчас делать мысленный посыл в космос, чтобы никогда не вспоминать об этом.


*Джек и Капитан Морган — имеются ввиду алкогольные напитки Jack Daniel's и Captain Morgan

Глава 13


Остин


Как с утра я умудрился надолго отключиться под душем и не протрезветь или не окоченеть до смерти — для меня остается загадкой, потому как сейчас я и пяти минут не выстоял под ледяными струями воды, которые не только не остудили гудящую боль в черепе, но и взбесили меня до неимоверности из-за того, что никакими словами не передать, насколько мне осточертели бедность и отсутствие комфортных условий жизни.

Сколько раз мне приходилось мыться под холодной водой, а затем кутаться в несколько слоёв одежды, чтобы не задубеть в квартире во время лютых морозов? Сколько раз я сносил собой расставленные на полках бабушкины баночки, тюбики и прочую женскую хрень из-за того, что мне тупо не хватало места для безопасных манёвров? А сколько раз у нас засорялись канализационные трубы, и нам в прямом смысле приходилось по колено плавать в дерьме?

Не счесть, мать его, не счесть!

И это я назвал всего лишь три из длинного перечня неудобств в нашей так называемой ванной комнате (хотя комнатой её называть будет слишком громко, скорее, это телефонная будка). А сколько еще других косяков я могу перечислить во всей остальной квартире? Ой… Устанете слушать, да и вам, в принципе, лучше даже не знать, ведь тогда вконец офигеете.

Не все рождаются с золотой ложкой во рту — это понятно. И я нисколько не обвиняю свою, так сказать, неблагоприятную судьбу в том, что мне всё детство приходилось несладко, ведь прекрасно знаю, что миллионам людям на планете не повезло куда больше, чем мне.

Знаю, понимаю, сочувствую, но никогда ни одну из сфер своей жизни не ставлю в сравнение с чем-то худшим, чем я имею на данный момент, и никому так делать не советую.

Уверен, многим их вас хоть раз в жизни говорили фразу по типу: «Что ты ноешь? Вон у соседей и этого нет, и ничего — живут не жалуются» или же «Ты думаешь, с кем-то другим тебе будет лучше? Не смеши. Большего ты не достойна».

Но вы достойны. И где-то непременно будет больше и лучше, чем то, что имеете вы. Вопрос лишь в том: готовы ли вы отбросить в сторону все сомнения и страхи совершить ошибку, чтобы попытаться изменить свою жизнь?

Ваш ответ мне неизвестен, но свой я дал самому себе ещё в день совершеннолетия, и он по сей день твёрд, как кремень, и непоколебим, как крепость. Поэтому мои жизненные ориентиры уже на протяжение нескольких лет — это только вверх и вперёд, без оглядки на прошлое, даже если страшно, тяжело и невыносимо.

«Ничто не даётся без труда, и не жди от жизни поблажек», — так частенько говорила мне Мэгги, и эти неоспоримые факты я уже успел познать на собственном опыте. Однако какие бы поистине сложные препятствия не вставали на моём пути, я никогда не сдавался до тех пор, пока не справлялся с ними, и потому с уверенностью могу заявить, что я нисколько не боюсь трудностей, что ждут меня впереди.

Для меня нет преград, которые бы мне было не под силу преодолеть. Нет проблем, которым нельзя было бы найти решения. Нет ситуаций, из которых нельзя было бы найти выход. Ведь как сказал Чарльз Форбс, которого Мэгги также часто любила цитировать: «Выхода нет только из гроба». И жизнь совсем недавно безжалостно убедила меня в том, что он был абсолютно прав.