Это, должно быть, какой-то глюк на фоне алкогольного отравления и ничто иное, потому как Николину я однозначно «чувствовать» не могу, а за все годы дружбы с Марком я никогда не впитывал от него столь возвышенных чувств и больше чем уверен, что мой лучший друг — заядлый любитель менять девушек как перчатки — не способен испытывать к Ники стопроцентно идентичных эмоций, какие испытываю к ней я, особенно учитывая, что в недавнем разговоре с Эндрюзом я ничего подобного в нём не ощущал. Похоть — да. Идиотское волнение — тоже. Но никакой запредельной любви. Так что… это точно глюк. Точно-точно.


— Остин! Горит! — из сумбурных обрывков воспоминаний, что ввели меня в парализующий транс, меня вырывает тревожный возглас Ники и её сильный толчок, помогающий ей отодвинуть от себя моё застывшее тело и быстро ринуться к плите, чтобы выключить огонь, уже успевший превратить наш завтрак в кучку углей.

— Черт!.. — щедрый поток ругани вылетает из её рта, когда она поднимает крышку и тут же получает в нос едким клубом дыма. — Это была единственная еда, что я нашла в морозильнике! — продолжает сокрушаться она, да только мне вот лично абсолютно похер на подгоревший полуфабрикат. Сейчас есть тема и поважнее, которую она по-прежнему пытается избежать. И очень зря. Да и зачем? Почему самой во всём не признаться, когда уже и так знает, что мне обо всём известно?

Нейроны мозга взрываются от непонимания этой бессмыслицы, что в разы усугубляет мой лютый похмел, поэтому, если Николина сама не планирует ничего рассказывать, за неё это сделаю я.

— Вчера я ничего из ваших разговоров не слышал, но если вы и дальше собирались скрываться от меня, то могли хотя бы свалить в другую комнату и там устраивать свои любовные потирания, — мой голос рокочет негодованием, а Ники, бля*ь, лишь вновь начинает изумлённо хлопать глазами, вынуждая меня следующую фразу чуть ли не прорычать: — Я видел ваше страстное совокупление около универа. Так что отбрасывай уже этот спектакль! Я знаю, что вы с Марком вместе и зачем-то держите свои отношения в секрете от меня! — выдаю я и, клянусь, слышу её облегченный выдох. Синие глаза покидает паника, а уголки губ едва заметно приподнимаются в улыбке.

Это еще что за реакция такая!? Никакой вины, страха или сожаления? Только радость и облегчение? Что вообще с ней сегодня творится?! В уме не укладывается!

— Так, значит, ты просто видел наш поцелуй, — констатирует она потеплевшим на несколько тонов голосом.

— Просто видел? Да человек сто «просто видели», как вы вылизываете друг друга возле университетской кафедры.

— Да, согласна, место я выбрала максимально неподходящее, — потирая лоб, вздыхает Ники и плюхается задом на скрипящий табурет. — Видели все, кто только мог, — запрокидывает голову назад к оконному стеклу и вздыхает еще раз.

— И это всё? — вконец охреневая, я встаю перед ней в позу грозного родителя. — Это всё, что ты можешь сказать мне на свою ложь?

— Я не лгала тебе, Остин. Это ты просто в очередной раз неверные выводы сделал.

— Типа я в итоге еще и сам лох? — а нет… я ошибся… вконец охреневаю я сейчас.

— Нет, конечно, ты не лох. Просто увидел то, что не имеет той значимости, какую ты этому придал.

— А какую, по-твоему, другую значимость я мог этому придать, если сам своими глазами видел, как именно ты полезла к нему целоваться? Не Марк, а именно ты.

— И что? Этот факт, что ли, моментально делает из нас жениха и невесту? — иронизирует Ники, вопросительно приподнимая бровь.

— Ты меня просто поражаешь! — судорожно взлохмачиваю пятернёй волосы.

— Почему?

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты просто так поцеловала его?

— Да.

— Зачем ты продолжаешь отрицать очевидное?

— Так а что я отрицаю-то? Я сама поцеловала его — да. Вместе ли мы с Марком — нет. Что ты ещё от меня хочешь?

— Хочу, чтобы ты объяснила, что за хрень с тобой происходит? Зачем ты его поцеловала? Что было между вами? И почему ты врёшь мне сейчас? — вопросы летят, точно стрелы, пока я сверлю её лицо испытывающим прицелом.

— Со мной ничего не происходит, Остин. Тебе, видимо, с бодуна мерещится то, чего нет. А по поводу Марка — все просто и банально: мне захотелось поцеловать его, и я поцеловала, ничего больше, — беззаботно пожимает плечами она, пока в моей памяти что-то щелкает, намекая, будто я слышу от неё эти слова не в первый раз.

— Мы вчера говорили об этом? — задаю резонный вопрос, на которой ей требуется несколько секунд, чтобы ответить:

— Да.

— Тогда, может, ты вчера так же разъяснила, почему захотела поцеловать вроде как парня своей лучшей подруги? — честно, не хочу знать ответ, но должен хотя бы потому, что ощутимая тяжесть лапши на моих ушах почему-то никуда не исчезает.

— Да, — и её короткий ответ ни капли не помогает от нее избавиться.

— Мне что, в самом деле, нужно будет всю правду из тебя клещами вытягивать? — прибиваю руки к подоконнику по обе стороны от её головы, придавливая её гневным взглядом.

— Нечего вытягивать, я уже всё сказала.

— Не сказала, а соврала.

— Нет. Мы не вместе. Это был просто поцелуй.

— Без причины?

— Без.

— Без чувств?

— Из-за секундного желания.

— Ты бы так никогда не сделала.

— С чего ты решил?

— Я тебя знаю, — сам не понимаю, как между нашими лицами не остаётся и пяди, что заставляет меня злиться и пьянеть от её неповторимого запаха кожи, перебивающего даже плотный смрад гари.

— Возможно, не так уж хорошо ты меня знаешь, раз считаешь, что я не могу просто поцеловать понравившегося мне парня, — она прикусывает нижнюю губу, которую мне также хочется ей прикусить.

— Марк тебе никогда не нравился. Ты его годами на дух не переносила.

— Ты в этом так уверен?

— Да, я был бы в курсе, будь это иначе. А даже если и что-то изменилось, ты бы никогда не поступила так со своей подругой, поэтому прекрати уже выдумывать небылицы и говори правду: что у вас с Марком за дела, если не отношения?

— Во пристал! — закатывает глаза.

— Я не отвяжусь!

— Не отвяжешься?

— Пока не услышу всю правду!

— Правду?

— Да!

— Хочешь правду, значит? — с вызовом смотрит на меня.

— Да, бля*ь, хочу!

— Хорошо. Вот тебе правда! — она резко вскакивает со стула и мощно припечатывает свою ладонь к моей груди. Несмотря на жару, она прохладная, но для меня её прикосновение ощущается как удар тока двести двадцать вольт, что будто останавливает моё сердцебиение, когда Ники возбуждённо восклицает: — Нет у нас никаких дел с Марком, которые бы мы от тебя скрывали. И он тебя ни в чём не обманывал. Секрет есть только у меня — я на протяжение долгих лет тайно и безответно в него влюблена!


— Что? — это как будто не я спрашиваю, а хилый старик на предсмертном одре.

— Ты меня плохо расслышал?

— Расслышал хорошо, но…

— Это правда, Остин! Я влюбилась, как глупая дурочка, в первые же секунды, как увидела его, и долгие годы молчала об этом, лишь потому что знала — он никогда не посмотрит на меня так, как я того желаю.

— Что ты такое го…

— Хотел правды, Остин? Так теперь заткнись и получай её! — с неприкрытой злостью перебивает она, вдавливая ладонь мне в грудь ещё сильнее. — Я всегда его любила, но с самого начала знала, что Марк никогда не ответит мне взаимностью, поэтому вместо честного признания в своих чувствах, мне было легче быть с ним той, кого он видел во мне с первого дня нашего знакомства — буйной пацанкой, которая только и умеет, что драться да попадать в неприятности. И раз даже ты — человек, который, полагает, что знает меня от «А до Я» — ничего не заподозрил, смею с уверенностью заявить, что с этой ролью я справилась на ура. Не стану отрицать: вначале было невыносимо, но, как говорится, человек ко всему привыкает, и я тоже сумела — я вжилась в эту роль маленькой, буйной девочки, что привыкла постоянно видеть его в компании разных девушек и, не показывая виду, умирать от ревности, привыкла во время наших встреч не выдавать желания прикоснуться к нему, как мне того хочется, привыкла ругаться с ним по пустякам, а внутри справляться с необходимостью прижаться к нему кожа к коже и зацеловать до потери сознания… И даже к мысли, что он никогда не воспримет меня как любимую женщину, я тоже привыкла, а когда узнала, что они с Эми начали встречаться, лишь еще сильнее убедилась в этом. Осознавать, что в его жизни появилась по-настоящему важная для него девушка было особенно больно, но и с этой болью я тоже справилась. По крайней мере, я так думала до момента, когда налетела на него с поцелуем прямо у всех на виду, даже наплевав на то, что предаю лучшую подругу. Но я не знаю, что на меня нашло. И как это объяснить. Помутнение какое-то. Неконтролируемый порыв. Желание хоть раз в жизни поцеловать его, что я и сделала, позабыв обо всем на свете. Ну а Марк не был бы Марком, если бы не ответил девушке, которая сама на него вешается. Тем более сейчас, когда я избавилась от своего невзрачного тряпья и стала выглядеть чуть более соответствующе его критериям. Тот поцелуй, что ты случайно увидел, был ничем иным, как моей маленькой мечтой и в то же время ошибкой, о которой я пожалела сразу же, как совершила. Между нами с Марком ничего нет и быть не может. Никогда. Он меня не любит. И он сам это подтвердил вчера, когда я во всём ему наконец призналась. Мы всё обсудили, обнялись и по-хорошему разошлись. Вот и вся правда, Остин, другой у меня нет, и если ты мне всё ещё не веришь… Что ж… Не верь. Это твоё право. Мне сказать больше нечего, — заканчивает она дрожащим, проникающим до самого нутра голосом. Но вовсе не он разом уничтожает во мне любые подозрения, заставляя безоговорочно поверить ей. И даже не появление логичного объяснения тому, почему Ники так бурно реагировала на связь Эми с Марком, а бушующий шторм эмоций в родных синих глазах, который Николина еще никогда мне не проявляла.

Такое не подделать. Не выдумать. Не сыграть. Она в самом деле говорит мне правду. Она любит, да так мощно, как далеко не каждый смог бы любить, никогда не получая взаимности. И я, правда, думал, что за долгие годы нашей с Ники дружбы я слышал все тональности её печали, когда она говорила о своих непростых отношениях с мамой. Но от той незнакомой мне боли, тоски и беспросветного отчаянья, прозвучавших сейчас в каждом её искреннем слове, мой главный жизненный орган превращается в камень, неспособный качать по жилам кровь.

Вот тот сдавливающий грудь, сотрясающий душу и удушающий горло спазм, что я испытывал, когда наблюдал за их поцелуем, моя маленькая девочка ощущала каждый раз, когда видела Марка с другими?

Как ей это удавалось? Как можно было годами выдерживать подобное и не тронуться умом от ревности и душевных страданий? Как?!

А как я мог не замечать это в ней раньше? Как не мог понять, что Николина день за днём скрывает в себе такие мощные чувства? Что я за слепец такой? Без своей сверхъестественной эмпатии, что ли, совсем в человеческих эмоциях разобраться не способен? По всей видимости, так оно и есть — я вопиющая бездарность в этом плане, раз не мог разглядеть в ней этот полный безответной любви взгляд, который сейчас по одной простой причине заживо препарирует меня — он предназначен не мне, а другому. И вдобавок ко всему, моему лучшему другу.

Круто! Потрясающе! Великолепно!

Я определённо смачно налажал в прошлой жизни, раз в этой приходится расплачиваться за свои грехи потерей всех женщин, что дороги мне.

Лара ушла.

Бабушка умерла.

А Николина любит другого.

Тройное комбо, реальность которого принимать нестерпимо больно. Адски. Жутко. Зверски. Как мучаться от самого дичайшего похмелья, помноженного на сотни травм, что я получал в течении всей жизни, отчего второй раз за сегодняшний день, откровенно говоря, мне хочется сдохнуть.

Но подыхать я позволю себе чуть позже, а сейчас я должен сделать всё возможное, лишь бы стереть с её лица эту душераздирающую боль.

— Почему ты не рассказала мне об этом раньше? — накрываю её ладонь, плотно прижатую к моей груди, своей рукой, в уме заведомо предугадывая её ответ: «Как всегда, не хотела грузить своими переживаниями и решила справляться со всем в одиночку».

В этом вся Николина Джеймс, чёрт её дери!

— Да и ты же его лучший друг. Как я могла тебе что-то говорить о своих неразделенных чувствах? — она смущенно опускает ресницы, но я тут же прикасаюсь к её щеке, возвращая синий взгляд себе обратно.

— Я и твой лучший друг тоже, и лишь поэтому ты должна была мне рассказать.

— Да… наверное… но…

— Нет, никаких «но» и «наверное», Ники. Просто послушай меня сейчас и запомни раз и навсегда, — нежно вожу пальцем по тыльной стороне её ладони, второй рукой — также по щеке. — Ты можешь говорить мне всё, что угодно. Всё! Я хочу знать о каждом важном чувстве и любой незначительной мелочи, что творится в твоей дурной голове, понимаешь? Для меня всё это важно. Очень. И даже в мыслях не смей допускать вероятности, что я буду осуждать тебя или осмеивать. Никогда такого не будет. Я всегда тебя пойму и поддержу. Если бы я знал о твоих чувствах к Марку, я бы…