— Пусть она подождёт меня в кабинете. Я уже подъезжаю, — даю указание Саре и сбрасываю звонок, чувствуя, как неконтролируемо подрагивают пальцы. Нет, не от волнения — мне вообще неведомо, что это такое, а из-за мистической, животной стороны внутри меня, что ни на секунду не прекращает скалиться, рычать и сотрясать все молекулы в теле от предвкушения скорой встречи со своей дикаркой.

Три долбанные недели.

Столько я не видел её в жизни.

Столько я к ней не приближался, как и обещал.

Столько я позволял ей думать, что у неё есть хоть какой-то шанс противостоять мне.

Смешная. Наивная. Буйная кошка, которая всё это время сама вынуждала меня усложнять ей жизнь. А ещё невероятно упрямая, взбалмошная и донельзя глупая, раз в самом деле думала, что рано или поздно не прибежит ко мне. И, к слову, когда для неё наступит это «рано или поздно», тоже решал я.

Хотите узнать почему оно наступило лишь сейчас? Так я объясню, и вы сразу всё поймёте.

В ночь бурного отказа Николины на моё щедрое предложение, о котором мечтают все женщины, я был зол настолько, что планировал заставить её примчаться обратно с жалобными просьбами уже на следующий день, однако мой план кардинально изменился, стоило только дверям лифта между нами закрыться.

Я не знаю, что это было? Почему? Как назвать? И как объяснить? Да и возможно ли вообще найти этому разумное объяснение? Но ещё когда мы сверлили друг друга прощальными взглядами, на мне целиком отражался весь ужас, что испытывала Лина, отчего мне приходилось едва удерживать себя от идиотского порыва обнять её, сжать в своих руках, затащить обратно в постель и произнести любую лживую любовную ересь, которая мигом вернула бы ей ясную улыбку. Но, к счастью, неистовый гнев помог придавить каждое бредовое желание и позволить ей уйти, чтобы уже на следующий день разъяснить наглой девчонке, что, нравится ей это или нет, она сделает так, как я того пожелаю.

План был именно таков, но мне светило в очередной раз убедиться, что план и всё, что касается Николины Джеймс, — вещи несопоставимые. Сразу после её ухода моё решение — вернуть её быстро — неожиданно аннулировалось благодаря тому, что во мне внезапно бомбануло нечто немыслимое, горючее, неуправляемое, словно весь тот жалящий кожу огонь, что постоянно будоражил тело из-за близости Лины, трансформировался в разрушительный пожар, захватывающий каждый миллилитр крови.

Несмотря на жуткую агонию в теле, я понимал, что в физическом плане я абсолютно здоров, а очагом иллюзии этого внутреннего испепеления был исключительно срикошетивший от Лины эффект «очарования», ощутив который на себе в полной мере, я наконец-то понял, почему все мои счастливицы после окончания контракта проходили лечения у психологов, а некоторые даже у психиатров.

Да, я всегда слежу за своими бывшими работницами на протяжении нескольких месяцев после расторжения сотрудничества, но лишь для того, чтобы полностью отгородить их от себя. На моём опыте были особы, которые не могли смириться, что нам пора расходиться, и начинали преследовать меня, вытворяя всякие глупости, доставляющие мне некоторые неудобства. И потому после пары недопустимых инцидентов я взял за привычку приставлять к ним человека, который следил за их поведением до тех пор, пока их влюблённые женские сердца не переживут наш разрыв и обратят внимание на другого мужчину.

Так вот исключительно из-за цели контролировать импульсивные поступки этих страдающих от любви дур я и узнал, что у каждой из них после работы на меня в анамнезе появлялись такие диагнозы, как депрессия, апатия и шизофрения. Хотя от себя хочу добавить, что, испытав на себе все симптомы отходняка от влияния моей силы, я бы не стал называть их настолько удручающими наименованиями.

И чтобы начать более подробно рассказывать о моём отношении к ним, нужно вернуться назад, в ту ночь, когда в качестве лекарства от ненормальных огненных мучений я решил выбрать старый добрый алкоголь и влил в себя такое его количество, которое, мне кажется, должно было отправить меня прямиком на тот свет. Но нет. Ни фига. Мне и помереть не удалось, и ощутить обезболивающего эффекта — тоже. Литры янтарной жидкости, наоборот, подействовали, точно бензин, многократно усилив поедающее меня огненное буйство.

Было так херово, что отключиться я смог лишь под самое утро, а когда весь «Heart Corp» потерял меня почти на двадцать четыре часа, после которых я наконец очнулся, кроме жесточайшего в моей жизни похмелья, я ничего больше не чувствовал. Ни адского пламени в теле. Ни гнева. Ни возбуждения. Ни желания наказать эту взбалмошную девчонку, ни даже моего мистического зверя со всей его безумной одержимостью дикаркой. Тотальная пустота. Всё исчезло. Или, лучше сказать, — сгорело.

Прикидываете отметку моего удивления в момент, когда я будто без души проснулся? Хотя нет, удивления тоже не было… скорее ступор, что с каждой секундой сменялся облегчением.

Видимо, для моих бывших счастливиц становление бездушными и безэмоциональными и служило той самой причиной, что вынуждала их обращаться за помощью к специалисту, но мне — человеку, который годами привык делать вид, что у него их нет, никакая помощь была не нужна. Наоборот. Это в разы облегчило мою повседневность.

«Эмоции мешают думать логически».

«Эмоции мешают работе».

«Эмоции мешают жить».

Эти три убеждения с самого детства отец вбивал мне в голову, и в чрезмерном стремлении подражать ему я научился мастерски сдерживать внутри себя каждое чувство или реакцию на ту или иную ситуацию, но лишь потеряв все эмоции до одной, я осмыслил разницу, что значит день за днём искусно скрывать их, а что — не иметь их в принципе.

Это небо и земля. По-другому и не сравнить.

После полуночного побега Лины я превратился в безэмоциональную машину: мной овладело абсолютное безразличие к случившемуся с ней, в голове ни одной лишней мысли, тело освободилось от возбуждающего огня и постоянного звериного рёва, а в душе… помимо всех прочих эмоций, исчезло самое главное, от чего я столь отчаянно жаждал избавиться, — весь кладезь дурацких романтических чувств, что посеяла во мне эта белокурая ведьма.

Именно это равнодушие к ней и стало причиной, почему я решил повременить с нашей встречей, ведь я был больше чем уверен — раз её «отражение» спалило во мне всё подчистую, значит, оно же и способно мне быстро всё вернуть.

А мне этого не надо было. Я бы всё отдал, чтобы превратить это опустошение в перманентную кондицию, потому что за эти недели я как никогда прежде чувствовал себя сконцентрированным и здравомыслящим, что позволило мне всецело отдаться работе и с особой эффективностью решить весомое количество важных проблем в компании.

Серьёзно, я по-настоящему хотел бы никогда ничего не чувствовать, но, исходя из истории лечения моих счастливиц, я знал, что полный возврат эмоций когда-нибудь наступит, поэтому, продолжая брать от бездушного режима всё по максимуму, я также решил не давать Лине забывать о себе, чтобы к моменту, когда я захочу её увидеть, она тут же прибежала бы ко мне, как миленькая: я подкупил её коллег, чтобы они мало-помалу доводили её до предела, заплатил хозяину квартиры, чтобы тот ошарашил её неприятной новостью о скором выселении, и специально не трогал недоумка Эндрюза, так как он неслабо портил повседневную жизнь дикарки.

Больше делать ничего и не нужно было, чтобы наблюдать, как она упорно справляется со всеми свалившимися на неё проблемами, изнуряет себя, раздражается, кричит, психует, проклинает и ненавидит меня, а точнее, лишь упорно пытается убедить себя в этом, как всегда избегая правды, которая известна мне без всяких слов.

Эта психанутая на всю голову девка умудрилась всего за день влюбиться в меня так, что, обидевшись на мои слова о том, что она для меня ничего не значит, спалила нахрен нас обоих, так что… Я вас умоляю. О какой ненависти она мне постоянно так громогласно кричала? На это было лишь весьма забавно смотреть. На моих губах даже парочку раз улыбка появлялась, а это, знаете ли, до хренища, когда пребываешь в бесчувственном режиме.

Но только не подумайте, что я наслаждался, глядя на жалкие попытки Лины справиться со всем. Никак нет. Но и жаль мне её тоже не было. Абсолютно. Ни во время моего опустошения, ни сейчас, когда весь ад эмоций — такое чувство, вернувшейся в троекратном объёме — едва позволяет мне сделать полноценный вдох.

И не стоит провозглашать меня сейчас злодеем, ладно? Ведь, честно, я не хотел ей вредить. Она сама этого захотела. Она сама спровоцировала меня пойти таким путём. У неё была возможность согласиться по-хорошему. Она этого не сделала. А всё, что дальше делал я, — это, как всегда, действовал на благо своих интересов. Лине же просто немного не повезло из-за того, что мои планы на её счёт слегка сдвинулись по времени, и ей пришлось помучиться гораздо дольше, чем в том была необходимость. Но и тут, опять-таки, моей вины только половина, ведь ничто не мешало ей прислать сообщение: «Я согласна» намного раньше, чтобы прекратить свои никому ненужные мучения. И это лишь её косяк, раз она с самого начала не смогла понять, что шансов избежать контракта у неё априори нет просто потому, что варианта оставить её в покое для меня не существует.

Я никогда не отказываюсь от своих желаний. Никогда не отступаю и не сдаюсь. А в неординарном случае с Линой так и подавно не собираюсь этого делать, особенно учитывая её отвратительное поведение при нашей последней встрече. Я ни за что не отпущу эту строптивую ведьму, пока не покажу, что со мной ни одна женщина так поступать не имеет права. Я поставлю наглую дикарку на место и наслажусь её телом сполна, а вот после она уже сможет катиться, куда пожелает, а лучше — куда подальше, чтобы я забыл о ней навсегда, как о самом страшном и безумном кошмаре.


Кстати, о кошмарах и галлюцинациях… Это вообще отдельная тема, что изрядно усложняла мне задачу как можно дольше оставаться пустым и сфокусированным на работе.

Это тоже началось буквально с первого же дня моего безэмоционального состояния и длится до сих пор: я могу внезапно увидеть Лину в любое время суток, в любом месте, в любом человеке, который находится со мной рядом. Впервые это была моя ассистентка, как всегда встречающая меня с утра в офисе со сводкой дел на день и чашкой двойного эспрессо, затем — мимо проходящая по улице девушка, за которой, я, сам того не осознав, проследовал несколько кварталов, пока наконец фантом Лины не растаял, а после в дикарку превратился потенциальный партнер «Heart Corp», с которым я еле сумел закончить переговоры, потому что даже от мнимой близости с этой ведьмой моё тело мгновенно отсоединялось от мозга и истошно требовало сорвать с девчонки всю одежду и оттрахать её до посинения. Приходилось мысленно бить себя по лицу, чтобы напомнить, что передо мной сидит не она, а, мать его, тучный пятидесятилетний мужик с пробивающейся плешиной на макушке.

Нормально, да? Свихнуться можно было.

С той встречи я вернулся домой до невыносимости заведённый, а когда вместо нынешней счастливицы Джесс я вновь увидел Лину, мне окончательно сдвинуло крышу. Я сорвался на девчонке так, вытворяя с нею всё, что мечтал сделать с дикаркой, что Джесс, мягко говоря, охренела от моего сумасшедшего напора. Я же, сколько бы её не трахал, видя перед собой совсем другое лицо, необходимого удовольствия так и не получал, ведь чувствовал всем своим началом — передо мной лежит лишь созданная сознанием подделка, не имеющая той уникальной начинки, которой обладает оригинал.

В общем, от подобных мистических, возбуждающих глюков можно было даже с отключёнными эмоциями и вправду тронуться умом, однако с ними мне хоть как-то удавалось справляться, в то время как со снами дела обстояли куда печальней.


Каждую ночь, без исключения, я видел один и тот же эротический сон, в котором мы с Линой наконец добираемся до самого главного. Всё происходило жарко, мощно, до безумия приятно, чересчур реалистично в плане ощущений и совершенно неправдоподобно по сценарию сюжета, потому как во время нашего чувственного процесса Лина умудрялась столкнуть меня со своего влажного, разгорячённого моими ласками тела и уйти к откуда не пойми появившемуся в спальне мужчине.

Я не видел его лица, не мог распознать, кто он, но ненавидел его, как никого другого в своей жизни, когда незнакомец начинал прямо на моих глазах совокупляться с моей дикаркой, которая отвечала на его действия с той же страстью, с какой ещё несколько секунд назад отвечала мне. От вида этой жгучей сцены я мгновенно свирепел, но не был в состоянии ни закричать, ни оторвать тело от кровати, чтобы убить их обоих собственными руками. Меня целиком сковывал паралич, а голосовые связки напрочь отказывали и, даже закрыв глаза, я всё равно продолжал видеть горячее соединение их тел, которое заставляло моего зверя ментально разрывать меня настолько яро, что испытываемая мной агония из сна просачивалась в реальность.