— Ну раз пришла, тогда проси. Времени у тебя осталось немного, — спокойно проговариваю я, ничего не выдумывая: у меня, в самом деле, назначена важная встреча, которую хотелось бы провести именно сегодня, так как график всех оставшихся дней в городе забит под завязку.

Расслабленно откидываюсь на спинку кресла, устремляя на неё выжидающий взгляд, что заставляет Лину мгновенно напрячься, поджать свои сочные губки и опустить ресницы вниз, будто бы пытаясь набраться неких магических сил, что помогут ей произнести то, что я хочу услышать.

Ну, давай, бомби, моя прекрасная дикарка, я весь во внимании.

— Пожалуйста, Адам, возьми меня к себе на работу, — прямо-таки выдавливает из себя эта несчастная жертва насквозь фальшивую просьбу, вынуждая меня усмехнуться.

Хорошая моя, ну кто же так просит? Вот совсем не верится тебе. Совсем. Но забавляешь ты, конечно, меня знатно, поэтому не могу удержаться, чтобы не позлить тебя ещё чуть-чуть.

— И почему я должен это делать? В прошлый раз ты мне ясно дала понять, что никогда не попросишь об этом, — ехидно ухмыльнувшись, бросаю ей повод проявить свой характер, однако тут она меня слегка удивляет тем, что остаётся непривычно спокойной.

— Я была не права. Совсем не права, Адам, но я поняла свою ошибку и потому прошу тебя: возьми меня на работу, ведь единственное, чего я очень сильно хочу, — это доставлять тебе удовольствие везде, всегда и только так, как ты того пожелаешь, — произносит уже более непринуждённо, но всё также неправдоподобно.

— Уверена, что сама этого хочешь? — приподнимаюсь с кресла, обхожу массивный стол и встаю за её спиной практически вплотную, мгновенно оказываясь в плену её чар, что сразу вслед за Линой заставляют меня оцепенеть, задержать дыхание и начать бороться с желанием зарыться носом в её длинные волосы, что белоснежным каскадом спадают по спине.

— Уверена, — довольно быстро отмерев, на выдохе отвечает дикарка, поистине веря в то, что снова мне лжёт. Но я-то знаю, что она в самом деле меня хочет. И мне нужно, чтобы она наконец прекратила столь усердно стараться делать вид, будто я ей безразличен или, что выглядит ещё нелепей, — противен, потому что я отлично помню, какой страстной, дикой и неподражаемой она может быть, когда отбрасывает своё показное притворство.

— Не верю, Джеймс. Будь убедительней, я ведь знаю, ты это умеешь, — наклонившись к её лицу, вкрадчиво шепчу я и, видимо, настолько обильно пропитываю свой шёпот воспоминаниями, что стоит ему коснуться мочки её уха, как в эротических фантазиях Лины тут же начинают транслироваться кадры всех горячих сцен нашей прошлой встречи, что в раз распаляют вспыльчивый нрав моей буйной кошки.

— Мне на колени встать и попросить, чтобы ты поверил? — шипит она, наконец выпуская на волю свои коготки, и резко поворачивается ко мне передом. Запрокидывает голову и, чёрт побери, вновь без труда ловит меня в коварный силок своего океанского взгляда, в котором беснуется шторм. Ударные волны. Бездонная воронка, затягивающая к себе на дно, где обитает злость, похоть, ненависть, любовь и ещё тысячи других оттенков противоречивых эмоций, каждую из которых я запомнил ещё в прошлый раз и ни одну из них не находил в галлюцинациях.

Только она настоящая может смотреть на меня так, что я напрочь забываю своё имя, где нахожусь и какой сегодня день недели. Только в её запахе, пахнущем свежестью весны — тёплой, душистой, временами дождливой — хочется всего себя искупать, утонуть, растворившись бесследно. Только её губы для меня, точно чувственный соблазн, пересилить который — сплошное испытание, как и удержать себя и не прикоснуться к ней, чтобы бесконечно долго трогать, нежить, согревать и залатывать поцелуями все до последней ранки на бархатистой коже.

Пи*дец, меня понесло опять. Умоляю, зарядите мне по голове чем-нибудь тяжёлым, чтобы эти абсурдные мысли, отдающиеся приторной сладостью во рту и горле, прекратили пожирать мой мозг, а лучше немедленно остановите мою руку, что наперекор моей воле приподнимается к её брови и слегка касается пореза.

Миллисекунда прикосновения, и Лина тут же вздрагивает, как от разряда тока, заключая моё запястье в цепкий захват тонких пальцев, от тепла которых теперь уже и меня с головы до ног будто шипящей молнией пробивает, что возбуждает тело, воспламеняет кожу и словно опыляет разум розовой пыльцой, неумолимо превращающей меня в того, кем я не являюсь. Но я держусь. По-прежнему не выдаю и толики зашквара, что меня сотрясает, а только злюсь на самого себя за слабость, за неумолимую потерю контроля над собой и за то, что поддаюсь ей с такой лёгкостью и делаю это сейчас, как мне кажется, лишь по одной банальной и смехотворной причине…

Будь я проклят, но, по ходу, за время нашей разлуки я успел соскучиться по этой драной кошке. Конечно, я не могу с уверенностью утверждать это, так как никогда в жизни ни по кому не скучал, но, думаю, этот щемящий, жалобный скулёж моего безумного монстра, что неприятно резонирует между рёбер и закладывает уши настолько, что мне с трудом удаётся расслышать, о чём говорит Лина, и есть то самое чувство тоски, что я видел сотни раз в глазах разных женщин.

И мне вновь себе врезать со всей дури хочется, ведь этот щенячий взгляд я никогда не понимал и, кроме презрения, он во мне ничего не вызывал, а теперь я сам, что ли, едва балансирую на грани, чтобы не проявить его во всей красе этой мелкой занозе, что сейчас столь пылко что-то высказывает мне?

Рехнуться можно! Но, к счастью, именно осознание этого вопиющего факта, словно кнутом по оголённым нервам, бьёт, раскаляя мою злость ещё сильнее, что помогает мне очухаться от чарующего дурмана, взять себя в руки и попытаться расслышать хотя бы последние слова дикарки:

— Вы сможете прикасаться ко мне, как и когда вам заблагорассудиться, но только после того, как наш рабочий контракт вступит в силу. Если, конечно, вы соизволите согласиться принять меня в многочисленный штат ваших сотрудников, — заявляет сама мисс сдержанность и грубо отстраняет мою руку от своего лица, доводя меня этим до состояния кипения. И по мелькнувшей тени ухмылки на её губах мне становится ясно, что она не только физически осязает моё негодование, но ещё и вовсю им наслаждается.

Пяти минут не прошло, а она уже вывела меня из себя, даже особо не стараясь, и радуется своему достижению. А вдобавок к этому ещё и указывать мне опять вздумала? Говорить, что я могу, а что нет? Не понимает, что таким поведением только хуже себе делает? Не беда. Это всё поправимо. Я её быстро перевоспитаю и научу, как правильно вести себя в общении со мной, даже если для этого придётся разъяснять всё, как для чайника, ведь умом и благоразумием она определённо не блещет. А если теории не хватит, следом подключу ещё и практику, так что потом несколько дней на задницу сесть не сможет. Хотя, будь неладна эта мазохиста чёртова, ведь она, без сомнений, только кайфанёт от подобных уроков. Насрать! Что-нибудь придумаю. С фантазией у меня тоже всё в порядке, так что проблемы проучить маленькую стерву не будет.

Проблема моя сейчас заключается в другом, а точнее, проблема стоит колом и болезненно упирается в ткань брюк, доставляя мне ощутимый дискомфорт ниже пояса, к которому присоединяется ещё и голодное рычание моего животного начала, что уже не может дождаться, когда набросится на заветное лакомство. Это и бесит, и будоражит, и злит, и восторгает. Сплошная каша ощущений, что мигом уничтожает необходимую для работы хладнокровность. Какая на хрен деловая встреча? Я сейчас ни к чему не пригоден. И опять из-за неё.

Но, естественно, я ни в коем случае не собираюсь ей этого показывать: умело спрятав все невообразимые, свербящие внутри меня реакции за ширмой невозмутимости, я с бесстрастием сканирую похудевшую, но всё такую же соблазнительную фигурку Лины, за считанные секунды стирая с её губ все намёки на злорадную улыбку, и сразу же возвращаюсь обратно к столу.

— Сара, перенеси мою встречу с Грегором на другой день, — монотонно проговариваю я и, пряча весь свой неуравновешенный настрой под обезоруживающей улыбкой, обращаюсь к Лине: — Присаживайтесь, мисс Джеймс, и мы прямо сейчас приступим к обсуждению условий вашего счастливого контракта.


— Счастливого контракта? — приподняв в удивлении бровь, усмехается Лина. — Мистер Харт, вы, наверное, что-то перепутали и хотели сказать «вынужденного плена». — Скрещивает руки на груди, угрюмо потупив взгляд в пол, и что-то тихо шепчет, словно уже ругает себя за неумение держать язык за зубами.

— Тебе явно неведомо значение слова плен, но, если нужно, я тебе и его растолкую… помимо всего прочего, что будет крайне необходимо тебе растолковать, — многозначительно ухмыляюсь я, замечая, как её плечи и грудь покрываются розовыми пятнами, а кожа уже вовсю блестит от испарины. Горит маленькая. Пылает. Хочет. Я тоже хочу, горю и пылаю. Какого чёрта мы всё ещё разговариваем?

— Мне казалось, ты мне всё доходчиво разъяснил ещё в нашу прошлую встречу. Все условия и мои прямые обязанности мне более чем понятны. Их было не сложно запомнить, поэтому просто скажи, где поставить подпись, и я это сделаю, — недовольно бурчит себе под нос Лина, тем самым подбрасывая пороха моему и так мощному раздражению. Собирается и дальше продолжать играть роль великой мученицы? Хорошо. Мне же нетрудно подыграть. Уверен, её злость лишь добавит пикантности нашему первому сексу.

— Ошибаешься, Джеймс, мы с тобой не обсудили самое главное.

Два размеренных шага — и я вновь возвышаюсь над вздорной девчонкой, что от моей близости вмиг напрягается, как стальные тросы, но смелость встретиться со мной взглядом чертовка всё-таки находит.

— И что же? — в расширенных зрачках помимо вопроса плещется похоть.

— Твою цену, — чуть наклонившись к ней, сообщаю я и моментально оказываюсь прибит исходящими от неё волнами негодования. Вены на её шее и висках начинают пульсировать, зубки вонзаются в нижнюю губу, а в глазах… ух… дьявол… да там кровожадная сцена моего убийства. Бесподобное зрелище. Могу смотреть вечно.

— О какой цене ты говоришь, Адам? Мне не нужны твои деньги, — а её рокочущий злостью голос — настоящая песня для моих ушей.

— Знаю, но ценой могут быть не только деньги, поэтому перед тем, как мы начнём подробно оговаривать все условия нашего сотрудничества, мне нужно, чтобы ты чётко назвала эквивалент своей оплаты, которую получишь за качественное выполнение работы, — деловым тоном поясняю я, буквально чувствуя, как дикарка запускает в меня искромётные молнии.

— Зачем ты это делаешь? — к её злости вдруг добавляется печаль, что точно лезвие режет меня на части.

— Что ты имеешь в виду? — мой вопрос звучит абсолютно ровно.

— Зачем притворяешься, будто не знаешь, почему я сюда пришла? Делаешь вид, словно ты не вынудил меня это сделать. Зачем нужно продолжать и дальше надо мной издеваться, если ты уже получил, что хотел? Разве нет? Я же сказала всё, что ты жаждал услышать. Попросила тебя. Или этого мало? Нужно ещё попросить? Так давай скажи, сколько и как попросить, и я сделаю это, только прекрати вести себя так, будто я добровольно соглашаюсь на этот контракт, — выпаливает она и тут же вжимает голову в плечи, потому что теперь молнии в её адрес мечу я.

— Единственный, кто над кем-то всё это время издевался, это ты над самой собой. И уж точно не тебе говорить о притворстве — ты сама делаешь это с самой первой секунды, как я сюда вошёл. Я лишь поймал твою волну, детка.

— О чём ты? — искренне недоумевает она, а я схватываю её за подбородок так, чтобы отвернуться от меня не смогла, и отвечаю:

— О том, что ты сама всё никак не можешь признать свои желания и перестать притворяться, что в глубине души не понимаешь: для тебя этот контракт — единственный шанс не только изменить свою убогую жизнь, но и получить временный доступ к тому, что ты по-настоящему желаешь.

— Чего? — выдыхает она вместе с хрипловатым смехом.

— Не чего, а кого. Ты хочешь меня, — произношу неопровержимую истину в паре сантиметрах от её лица. — И я действительно не понимаю, что тебе мешает признать это и с удовольствием согласиться на моё предложение, облегчив нам обоим времяпровождение друг с другом.

Её губы в опасной близости и так призывно приоткрыты, что ещё секунда — и я вонзился бы в них зубами, но очередной смех Лины, только в этот раз не хриплый, а саркастичный, останавливает меня.

— Харт, да ты просто бесподобен! Похоже, твоя возбуждающая сила в самом деле сделала из тебя самовлюблённого нарцисса, считающего, что тебя хотят все и всегда, невзирая на твой отвратительный характер и недопустимые, сверх возмутительные действия по отношению к другим людям. Да после всего, что ты заставил меня пережить, я не то что трахаться с тобой не желаю, мне даже смотреть и дышать одним воздухом с тобой тошно. Поэтому уж прости мне моё "притворство". И как-нибудь попытайся к нему привыкнуть, потому что кроме него во время нашего тесного сотрудничества ты ничего больше от меня не получишь. И будь добр не трогать меня до тех пор, пока я не подпишу твой счастливый контракт. Пока я ещё свободна, не хочу, чтобы ты ко мне прикасался! — выдаёт дикарка, вложив в свою пылкую речь всю спровоцированную мной злостную бурю. Небрежным жестом освобождает подбородок от моего захвата и порывается отступить назад, да только хрен я ей это позволю сделать после всего бреда, что она нанесла: шустро умещаю руки на её тонкую талию и намертво приклеиваю её тело к себе.