Даже сейчас, намертво припечатывая меня своим телом к капоту и будучи по-звериному возбуждённым, он умудряется оставаться со мной до безумия нежным, заботливым, аккуратным, пытающимся лаской максимально сгладить мои неприятные ощущения. Мы целуемся до самозабвения, еле успевая наполнять лёгкие воздухом. Голова кружится от всего спектра впечатлений, пока мы стонем, нежимся, сжимаем друг друга в пылких объятиях, соединяя тела в древнем животном танце.

Мне по-прежнему больно, но с каждым совершённым Остином проникновением, наполняющим меня его налитым кровью органом, боль притупляется сгущающейся внизу живота горячей массой, от чего моё тело непроизвольно начинает расслабляться, а голос — стонать томными просьбами: «Ещё, ещё и ещё, Остин». И это, по ходу, становится тем самым триггером, что в корне меняет весь дальнейший сюжет.

— Чёрт… Ники, не могу это терпеть… прости меня, — вдруг резко отрываясь от моих губ, хрипло бросает он, сбивая меня с толку. — Не могу я больше выдержать подобного ритма, — шипит мне в лицо, стиснув зубы, и я мгновенно вскрикиваю от неожиданности, впиваясь ногтями ему в спину, когда он, явно решая отбросить к чертям весь страх сделать мне больно, выходит из меня почти до конца и с глухим рыком вбивается обратно, давая прочувствовать по полной весь объём его желания. Ловит меня в ловушку нефритовых глаз и, как по щелчку, отключает всю свою сдержанность, начиная трахать именно так, как я его просила — отчаянно, грубо, мощно, быстро, раз за разом ускоряя темп и интенсивность, врываясь в меня до самых яиц, то и дело шлёпающих по моим ягодицам.

Нежность сменяется страстью, поцелуи — укусами, мои стоны — блаженными криками, переплетающимися с развратными шлепками наших тел. Я захлёбываюсь накрывающими меня волнами мужской энергетики, дурею от запаха пота, приправленного ароматом вожделения. Погружаюсь всё глубже в нирвану, в безграничный кайф, неудержимо закручивающийся в раскалённую спираль между бёдер. Остин насыщает меня своим горловым рычанием, обхватывает нахрапистым движением попку, сминая её бесцеремонно, жадно, по-собственнически, не прекращая неистово толкаться в мою плоть, сжимающую его всё сильнее и сильнее.

— Ости-и-ин… Я сейчас… Боже!

— Я чувствую, маленькая моя… Давай… Я сразу за тобой, — прерывисто выдыхает он и, переместив одну ладонь на мою грудь, жестко сжимает пальцами сосок, до крови сдавливая мою нижнюю губу зубами, и именно этими мелкими крупицами сладостной боли мгновенно отправляет меня за грань, где я стремглав срываюсь с обрыва в пучину невыразимого блаженства.

Годами копившаяся во мне для него сексуальная бомба взрывается жаркой, ослепительной лавиной экстаза и оглушительным восторгом, круша все барьеры, вырывая из горла крик и высвобождая за спиной крылья. Я судорожно сотрясаюсь от вспышек острого удовольствия и чуть ли голос не срываю во время своего первого настоящего, человеческого оргазма с мужчиной — это не космос, в котором душа отделяется от тела, отправляясь в далёкое путешествие магического забвенья, но это тоже сильно, потрясающе, круче всех моих ожиданий и представлений. Ни на что не променяла бы эти головокружительные ощущения.

Сладостная нега разливается по жилам, пока глубокие, точные толчки так и продолжают проникать в моё лоно, ритмично сокращающееся вокруг пульсирующего члена, что будто бы ещё увеличивается в размерах в преддверии скорой развязки.

Ещё несколько удивительно прекрасных секунд соединения — и Остин тоже достигает своего пика: он ловко выбирается из меня, вынуждая чуть ли не захныкать от тягостного ощущения пустоты, и со сдавленным стоном кончает, забрызгивая мой живот горячими струями спермы, в которой мне хочется себя полностью измазать. Пропитать, пропустить сквозь, внутрь и под кожу, заклеймить себя его запахом и вкусом, начисто вытравив из тело незримые следы другого мужчины. И именно это я и делаю: ныряю с головой в его аромат, когда Остин устало падает на меня, точно накрывая самым прекрасным в мире одеялом. Ничего не говорит, лишь обдаёт шумным прерывистым дыханием мне ушко. Я тоже молчу. Не могу выдать ни звука. Да и это волшебное мгновение не требует слов. Чувствую, как он зарывается рукой в мои волосы, прижимаясь губами ко взмокшей шее, и крепко обнимаю его, стирая пальцами скатывающиеся по спине ручейки пота.

Наши влажные тела прилипают кожа к коже, а в моей бурно вздымающейся груди неистово колотится сердце, как молот. И совсем близко, прямо напротив него также вторит ему сердце Остина, что враз зажигает во мне огромное вибрирующее светило, рисующее на моих губах широченную улыбку.

Моя мечта сбылась.

Он любит меня.

Я лишь ожидать никак не могла, что случится это именно тогда, когда у нас не будет никаких шансов быть вместе. Абсолютно никаких. Но это моя жизнь, а не сказка. Моя реальность, в которой, видимо, не существует конца «Жили долго и счастливо», зато жестокой иронии в ней хоть отбавляй: Остин понял свои чувства ко мне в вечер нашего с Адамом столкновения, а признался в них за день до начала моего рабочего контракта, расторгнуть который ради блага и здоровья мамы я никак не могу.

Что это? Случайные совпадения или очередные насмешки судьбы, что ни в какую не хочет позволить нам быть счастливыми?

Как всегда, остаётся лишь гадать, всецело готовясь к нашей неизбежной разлуке, о которой я категорически запрещаю себе думать, пока мы лежим вот так в обнимку, почти не двигаясь, неизвестно сколько времени, совершенно не замечая, проезжают ли мимо нас машины.

Да и что уж там машины… Даже резкому повышению влажности лесного воздуха, пропитанного густым запахом секса, не удаётся потушить мои эмоции и ощущения, поражающие необъятным масштабом, и побудить сдвинуться с места. Я лишь улыбаться ещё счастливей начинаю, осязая падающие с неба осадки, решившие впервые за последние несколько дней напомнить о своём существовании. Но на сей раз не в виде ливня, урагана или грозового шторма со сверкающими молниями и резкими порывами ветра, а тёплым, майским, моросящим дождём — лёгким, невидимым, обволакивающим кожу приятным щекочущим шёлком, от которого совсем не хочется спасаться бегством в поисках укрытия.

Да и не нужно мне никакое укрытие, когда я и так уже лежу под самым надёжным из них. Под своей любовью, душой и единственным счастьем в жизни, с которым завтра мне придётся распрощаться. На год или навсегда — мне пока неизвестно. Да и это совершенно не важно, ведь одно я могу сказать наверняка — сегодняшнюю ночь я намереваюсь провести с ним так, чтобы на всю жизнь хватило воспоминаний, отдаваясь всецело с такой самоотдачей и страстью, словно завтра никогда не настанет.

Глава 20


Остин


Николина всегда любила называть меня героем, но сегодня я впервые полноценно себя таковым ощутил. Не потому, что свернул горы, спас мир или победил злодея, а потому, что отправил свою любимую девочку на седьмые небеса, после поймав её обратно в свои крепкие объятия.

Прозвучало броско и сверхсамоуверенно?

Возможно, и так, но про «седьмые небеса» я говорю с такой уверенностью лишь потому, что лучшего определения её окрылённым, возвышенным, монументальным эмоциям во время первого оргазма просто не найти. Она улетела ввысь и меня следом с собой прихватила. Ведь сказать, что это был самый лучший секс в моей жизни, — то же самое, что промолчать.

Это было бесподобно. Крышесносно. Умопомрачительно. Горячо. Дьявол, как же это было горячо!

Николина — это противоречивая смесь из нежности, трепета, восторга невинной девчонки со страстью, жаждой и желаниями похотливой тигрицы, искусно таящей в своей миниатюрной фигурке сексуальный огонь, чувственный шарм и яркое пламя любви, долгие годы набирающие сокрушительную силу.

А теперь прикидываете, какой я несказанный счастливчик, раз именно мне повезло первым испить весь этот ядерный коктейль? Первым, чтоб меня! И я хочу быть единственным для моей неподражаемой малышки, с которой всю дорогу до дома мы ехали, как два румяных, застенчивых, улыбающихся во все тридцать два зуба подростка, ведя какие-то несуразные, сумбурные беседы, перепрыгивая с темы на тему, временами даже не улавливая сути ответов друг друга. Словно сладкий дурман всё никак не хотел отпускать нас после произошедшей между нами магии. В темноте. Посреди леса. На грязном капоте машины. Никакой ванили и романтики, как и хотела Ники. Только лихорадочная похоть, сотрясающая кузов автомобиля, и взаимная любовь, переполняющая наши сердца.

Любовь…

И это я о ней говорю, да? Тот, кто никогда о ней даже не задумывался, так как не мог полноценно углубиться в свои собственные чувства, что всегда вынуждало меня жить по одной простой, незамысловатой системе: увидел — понравилась — порезвился — пошёл дальше?

Окей, Лара — исключение, но даже она не смогла вызвать во мне тех чувств, что своей энергетической мощностью были бы способны перекрыть эмоции всех окружающих меня людей. Одного, двух, трёх или даже сотни — количество не имеет значения. То, что я испытываю к Ники, сильнее моей необъяснимой эмпатии, здравого смысла и моих непомерных амбиций стать успешным, что постоянно вынуждали меня жертвовать общением с близкими людьми и лишали возможности жить настоящим.

Господи, знали бы вы, как мне не хочется, чтобы наступало утро! Не хочу никуда уезжать, оставляя Николину одну в этом убогом городе. И, клянусь, если бы я не знал, что совсем скоро она ко мне приедет, я бы без сомнений послал Нью-Йорк со всеми грёбаными мечтами к чёрту и остался здесь с ней хоть навсегда.

Квалифицированные айтишники везде востребованы, и потому найти работу в Рокфорде была бы не проблема, что я непременно и сделал бы, даже несмотря на хроническую аллергию к родному городу. Ведь с Ники для меня не важно где жить, главное — чтобы она была рядом. Не хочу расставаться с ней ни на секунду. Особенно сейчас, когда мы только-только раскрыли свои чувства и теперь должны начать невероятно интригующий процесс познания друг друга с совершенно иной стороны.

Не думал я, что в очередной раз вернусь в квартиру Мэгги, но очень рад, что ещё не успел вернуть ключи Баррету, потому как именно туда Ники попросила меня поехать с недвусмысленными намёками о том, чем жаждет продолжить со мной всю ночь заниматься. Наверное, никогда ещё дорога до дома не давалась мне с таким трудом — от предвкушения член встал по стойке смирно, словно я недавно вовсе и не кончал. Даже ледяной душ нисколько не остудил мой запал, а только смыл с тела всевозможные следы нашего первого секса и вытянул на поверхность сеть крайне волнующих вопросов, которые Николина должна будет мне детально разъяснить.

Выхожу из ванной «будки», микроскопические размеры которой, к сожалению, не позволили нам с Ники помыться вместе. Двигаюсь на тусклый свет, исходящий из моей комнаты, намереваясь перед началом исполнений всех горячих фантазий моей малышки всё-таки поговорить с ней, чтобы окончательно прояснить все непонятные моменты. Нутром чувствую, она мне ещё о многом не рассказала. Секретов у этой маленькой девчонки целый вагон и тележка, и мне крайне необходимо обо всём узнать именно до завтрашнего отъезда. Не могу объяснить — почему. Просто нужно — и точка.

— Николина, я думаю, нам стоит по… — начинаю я решительным тоном и тут же давлюсь им, когда замечаю её стоящей возле кровати абсолютно голой, с мокрыми прядями светлых волос, обнимающих её хрупкие плечи. В тёмном лесу я не мог полноценно рассмотреть её, но теперь понимаю, что и слава богу — видь я чётко все её прелести, я бы точно кончил раньше времени. Меня и так можно смело назвать героем ещё раз, ведь не финишировать первым, поглощая собой её томные стоны, жадные касания и весь внутренний диапазон ощущений, — это настоящий подвиг, который при свете я вряд ли осилю повторить.

Пусть Ники в последнее время и похудела заметно, но это нисколько не уменьшает её сексуальности. Она такая изящная, волшебная, точно неземная фея с соблазнительными изгибами греческой богини, от красоты которых я не могу отвести взгляд — так и зависаю в дверном проёме словно столб, заглядываясь на очертания её округлых бёдер, стройных ножек, осиной талии с плоским животиком и тяжёлых, налитых грудок с затвердевшими сосками, раздражёнными и покрасневшими от моих терзаний.

Ники тоже застывает на месте. Немного робеет из-за прицела моего пристального взора, прикрывая глаза пушистыми ресницами. Но всего на короткое мгновенье. После она расправляет плечики и с рваным выдохом, слетевшим с её припухших губ, поднимает на меня свой синий взгляд — уверенный, открытый, и самое поразительное — даже с расстояния прибивающий меня энергетическим импульсом её внутреннего мира.

Я вмиг выхожу из оцепенения и слегка пошатываюсь в сторону. То ли от сильнейшей бури её страстных эмоций, молниеносно доводящих моё тело до исступления, то ли от очередного безграничного шока, вызванного вопросом: как, чёрт побери, она это делает? И понимает ли в принципе, что сейчас окончательно открывает мне все «двери», добровольно впуская за свои неприступные «стены»?