— Аннабель? — тихий писк возле правого уха отвлекает меня от моих глупых надежд. Я перевожу взгляд с пола на рядом стоящую девушку и лишь сейчас узнаю в ней свою коллегу.

— Талия? — изумлённо выдыхаю я, с опаской поглядывая на грозного мужчину в паре метров от нас.

— Ты тоже здесь, — дрожащим, осипшим голосом произносит девушка. И я не удивляюсь, почему я сразу её не узнала — от её обычного стервозного, уверенного образа Снежной Королевы сейчас остались лишь пепельные, идеально ровные волосы. В остальном же она похожа на поникшую, до смерти перепуганную Бель в эпизоде, когда она оказалась в клетке страшного Чудовища.

О чём я вообще думаю? Мой мозг решает послать картинки из Диснеевского мультфильма на помощь отвлечься от экстренной ситуации? Вполне возможно. Что же ему ещё остаётся, ощущая полнейшую безысходность?

— Боже мой… Что с нами будет? Что они сделают? — с судорожным всхлипом повторяет Талия, но мне ответить ей так и не удаётся — уже в следующую секунду мы все вздрагиваем от нескольких звучных мужских голосов, неумолимо приближающихся к нам из-за спины.

— Ого! Вижу, в этот раз ты подготовился основательно, Эрик, — тягучий бас вместе с убойной дозой острого парфюма приплывает к нам первым. — Нам будет сегодня из чего выбрать.

Я опускаю голову вниз, не решаясь метнуть даже быстрый взгляд на лицо одного из моих возможных мучителей, и едва удерживаю боязливый писк, когда рядом с ним появляется ещё несколько пар до блеска начищенных ботинок.

— Да, в этот раз партия получилась гораздо больше, чем обычно, — мерзкий голос Эрика я узнаю даже сквозь симфонию женских завываний и шум оголтелого сердцебиения в ушах.

— И гораздо разнообразней, — подмечает некто третий и начинает совершать неспешный, изучающий проход вдоль всей нашей скулящей линии, вынуждая вмиг напрячься ещё сильнее.

Каждый его шаг — десятки ударов моего сердца, что подпрыгивает до горла и рвётся там подобно птице в силке, когда мужчина проходит мимо меня.

— А какие шумные. Ужас! — недовольно констатирует четвёртый, повторяя тот же путь, что и предыдущий мужчина.

— А ну заткнулись, суки! Задолбали уже реветь! — угрожающе рявкает Мэрроу, перекрикивая весь плачущий хор. Даже не знала, что он так умеет. Хотя… о том, что он опасный преступник и торговец людьми, я тоже представления не имела.

Доселе заливающаяся громкими слезами Талия у меня под боком мгновенно затыкается, сменяя плач на сдавленный хрип. То же делают и все остальные девушки, кроме одной, находящейся практически на другом конце шеренги. Она не может справиться со страхом перед всем происходящим, лишь увеличивая громкость своих истерических рыданий.

— Я кому сказал…

— Подожди, Эрик. Я сам.

Боковым зрением я вижу, как четвёртый взмахом руки пресекает порыв Мэрроу усмирить голосистую девушку, и полностью поворачивается к ней.

— Откуда ж ты такая звонкая появилась? — ехидно протягивает гад, на что в ответ получает новый заход жалобных завываний. — Ну ничего. Сейчас исправим. Посмотрим, как ты запоёшь с членом в глотке, — с недоброй усмешкой произносит он, а затем я слышу щелчок ремня с коротким звуком раскрывающейся ширинки.

— Нет, нет… прошу Вас… умоляю… не надо… Пожалуйста, — захлёбываясь слезами, скулит девушка, и мы с Талией одновременно содрогаемся, как в лихорадке, в первые же секунды узнавая голос Лолы, что срывается на кашель и мучительные хрипы, когда мужчина, полностью игнорируя её мольбы и присутствие безучастных зрителей, жёстко хватает свою жертву за волосы и затыкает членом ей рот.

Несколько девушек, те, что находятся совсем рядом с происходящим насилием, вновь не сдерживаются и начинают отчаянно плакать, а Талия и зарёванная красотка слева от меня — учащённо дышать и стонать, пока мужчины, с интересом наблюдающие за насильственной сценой, как ни в чём не бывало срываются на задорный смех и лепет. Но даже невзирая на весь этот отвратительный гам, окружающий меня со всех сторон, я всё равно умудряюсь улавливать хлюпающие звуки безжалостно погружающийся плоти в женский рот.

Порываюсь закрыть уши, но наручники не позволяют это сделать, и потому, с каждой секундой дрожа всё сильнее, мне приходится слушать все страдания Лолы от начала до самого конца: шлепки, кряхтения, жалостливые стоны, её попытки закричать, пошлые фразы мужчины, что в итоге спустя вечность сменяются отборной порцией мата, когда девушку начинает тошнить прямо на брюки насильника.

— Вот же дрянь мерзкая! — взрывается мужчина, сотрясая своим криком все стены ангара.

Я совершаю чудовищную ошибку и поворачиваю голову к омерзительной сцене, становясь свидетелем того, как урод, не жалея сил, ударяет Лолу с ноги по лицу так, что та валится на пол и моментально теряет сознание.

От вида её разбитого, кровоточащего носа и испачканных рвотой губ я по-прежнему не издаю и звука, но мне вконец становится нечем дышать. Теперь я официально на грани истерики. Страх. Паника. Оцепенелый ужас. Осознание грядущей участи. Всё одним сплошным смертоносным шквалом обрушивается на меня. Сердце остервенело колотится в клетке рёбер, где ему больше не хватает места, отчего беспокойная мышца начинает заходиться, словно в приступе клаустрофобии.

— Ну что? Кто-то ещё хочет, чтобы их так же заткнули, или сами прекратите реветь? — громогласный вопрос четвёртого звонко отскакивает от всех стен ангара, многократно ударяя по барабанным перегонкам, и по всей видимости, не только моим. И пяти секунд не проходит, как в пространстве склада повисает кладбищенская тишина. Ни плача, ни всхлипов, ни стонов, ни даже наших дыханий — всё бесследно исчезает.

— Вот и прекрасно. Не совсем тупые попались, и то радует, — заключает мужчина, усердно оттирая пятна со своей элегантной штанины. — А эту я покупаю. — Указывает на лежащую без сознания и истекающую кровью Лолу. — Назовёшь потом сумму, Эрик. На такую красотку никаких денег не жалко. Уж очень в моём вкусе. Подлатаю её, и будет ещё потом долго и усердно отрабатывать мои испорченные брюки.

— Ты непременно останешься доволен своим приобретением. Лолу вообще-то смело можно называть мастером глубокого горла. Видимо, сегодня она просто перенервничала, — деловито отвечает Эрик, продолжая стоять среди нескольких других покупателей, на лица которых я до сих пор отказываюсь поднимать взгляд. Не хочу их видеть. Не хочу встречаться глазами с моим будущем извергом. Не хочу запоминать физиономии монстров, что без капли сожалений вытворяют подобные мерзости с людьми. Мне легче закрыться в себе, погрузиться глубоко в свои мысли, воспоминания, фантазии. Вытянуть из архивов сознания все крупицы ясных, счастливых эмоций. Отключиться от происходящего, окружив себя защитной стеной, что позволит хоть ненадолго почувствовать мнимое ощущение безопасности.

— Так… С самой крикливой разобрались. Кто ещё интересненький у нас тут есть? — раскатистый возглас четвёртого, всё ближе подбирающийся к нам, теперь слышится мне как сквозь толстое стекло.

— Самая тихая и чересчур спокойная, — вдруг гремит над моей головой голос другого мужчины, но даже его внезапное появление рядом со мной не заставляет меня боязливо вздрогнуть.

Меня здесь нет. Сейчас я с Эмилией в нашем любимом уютном кафе, недалеко от её дома. Пьём горячий какао с разноцветными маршмеллоу и трещим без остановки на всевозможные темы.

— Ну уж очень тихая. И совсем не плачет. Тебе не страшно, девочка? — обманчиво мягкий вопрос. Грубая хватка пальцев на моём подбородке. Давящий взгляд сверху. Но нет. Мне не страшно. Я прикрываю веки и ещё глубже ныряю внутрь себя, прячась в непроницаемом склепе, где всё хорошо. Где мне ничто и никто не угрожает.

— Глаза открой и ответь: тебе не страшно? — повторяет нелюдь, приближаясь своим лицом вплотную к моему, но я не чувствую ни его запаха, ни дуновений ровного дыхания на своей коже.

Меня здесь нет. Я переоделась в розовую пачку с пуантами и демонстрирую папе новые танцевальные па, которые выучила на последнем занятии в хореографической студии. Он внимательно смотрит на меня, улыбается, хлопает в ладоши и восторгается моими детскими успехами и кривляньями.

— Глухонемая, что ли? — сквозь отчётливые звуки лиричной мелодии в моей голове, что сопровождают моё танцевальное выступление, я едва улавливаю постепенно закипающий злостью тон мужчины.

— Нет, не глухонемая, а просто непокорная, — встревает Эрик и продолжает говорить что-то ещё, но я окончательно улетаю в свою вселенную, где на сей раз нахожусь на кухне бабушки Мэгги, помогая ей в готовке её фирменного рагу. Она, как всегда, делится кулинарными секретами, а я усердно пытаюсь намотать на ус всю информацию, чтобы в будущем самой готовить подобные шедевры Остину.

— Непокорная, значит? — едкая усмешка лишь слегка рассеивает мою иллюзию, поэтому я практически не чувствую, как мужская рука в реальности сползает с моего подбородка на шею. — Люблю таких. Особенно люблю их ломать, а потом переделывать на свой лад, — с наслаждением выдаёт он и сдавливает пальцами моё горло, явно предвкушая услышать мой болезненный всхлип. Но с моих уст не слетает ни единого писка, потому что мне нисколечко не больно.

Меня здесь нет. Я гуляю с Остином по белоснежному пляжу, держа его за руку, прижимаюсь к любимым губам с поцелуем. Наслаждаюсь солнцем, ем мороженное, несу чепуху, говорю, как сильно я его люблю, и смеюсь от счастья, растворяясь в его крепких объятиях под лёгкий шум морского прибоя. Он и море — две заветные мечты, наконец, соединились вместе, и я счастлива. Счастлива! Меня здесь нет.

— Открой глаза, — приказывает мужчина, рывком поднимая меня с колен, продолжая безжалостно сдавливать горло. — Быстро! Иначе задушу!

Но я не открываю. Ни за что не посмотрю в лицо своему ужасу. Если мне суждено сейчас умереть, то рожа этого животного не будет последним, что я увижу в своей жизни.

Пока мои лёгкие неудержимо опустошаются, а в мозг прекращает поступать кислород, я хочу ещё разок увидеть Эмилию… Детей в детдоме… Бабушку Мэгги… Папу… Остина… Всех, всех, всех, кто мне дорог и кого я люблю.

Но почему-то никого из них моё сознание больше не отображает перед внутренним взором. За считаные секунды до неминуемой гибели только одно лицо всплывает ярким кадром на воображаемом экране. Только один аромат разбавляет всю кровь в теле своими огненными чарами. И только один голос ласкает пленительными нотами мой слух, даже несмотря на то, что Его нет рядом.

— Чёрт бы тебя побрал, Лина, ты меня слышишь?! — теряя терпение, он рычит, точно дикий зверь, и, освобождая мои ягодицы от своих нежно-грубых терзаний, запускает руки в мои волосы.

— Слышу… Но не понимаю, — с полустоном добавляю я, в сотый раз неумолимо пропадая в его обсидиановых глазах.

— Что ты не понимаешь?

— Почему?

— Что почему?

— Почему я?

Адам накрывает моё лицо ладонями, пальцами медленно водит по нему, будто изучая или надеясь найти в нём что-то важное, своими трепетными касаниями растворяя меня в моменте нашего с ним эмоционального слияния.

— Потому что ты особенная, дикарка… Особенная… И ты даже представить себе не можешь насколько. Ты никуда от меня не денешься. Я не отпущу, и сбежать от меня у тебя больше не получится. Ты — моя! И это всё, что тебе нужно понять и запомнить. Ты — моя, Лина! Я так решил, а тебе остаётся лишь принять это…

Его горячие губы накрывают мои, руки подчиняют тело своей силе, и весь окружающий мир исчезает на тот потрясающий миг, когда я нахожусь в плену его власти.

И после одного из самых счастливых, но насквозь пропитанного ложью воспоминания я чувствую, как смерть касается меня своими леденящими пальцами, в мгновенье ока руша всю мою защитную стену, что, падая, вновь впускает в разум дичайший страх и невыразимое желание сделать всё возможное, чтобы только выжить…

Чтобы ещё хоть раз увидеть его.

И я сдаюсь: хватаюсь руками за запястье изверга, душащего меня всё это время, и открываю глаза, встречаясь с до предела ожесточённым лицом, но даже разглядеть его как следует не успеваю — где-то снаружи внезапно раздаётся череда выстрелов и крики, после которых в ангар врывается группа людей. Всё происходит слишком резко, быстро, со скоростью света. Я ничего не понимаю и толком не могу разглядеть происходящий вокруг хаос, лишь чувствую, как некая мощная, порывистая сила пролетает мимо меня, вмиг освобождая моё горло от мужских ладоней.

Пребывая в предобморочном состоянии, я стремительно падаю вниз, начиная кашлять и жадно вбирать в себя живительный воздух. От сильного головокружения в глазах рябит, мелькают неоновые точки. Горло пересохло и болит, а уши закладывает от женских визгов, мужских криков, стрельбы и хлёстких ударов борьбы.