Хотя, наверное, в данном случае загвоздка вовсе не в её недалёком уме, а в череде произошедших драматических событий. Вряд ли у Лины была возможность как следует пошевелить извилинами из-за чуть было не совершённого убийства, после которого её сразу же схватили и погрузили в фургон уроды Эрика, поэтому, так уж и быть — я облегчу блондинке задачу, тем самым сократив количество времени на ненужную болтовню с ней.

Не отходя от неё ни на шаг, молчаливо достаю из кармана смартфон, открываю нужный файл и протягиваю гаджет девчонке, вновь начинающей трястись от постепенно нарастающего желания.

— Что это? — не успев посмотреть на экран, выбрасывает Лина, но я снова не произношу ни слова — ответ и так лежит в её руках. И когда она соизволяет-таки сфокусировать свой взгляд на ночном видео её вчерашних секс-приключений, клянусь, даже в огненном свете можно понять, что лицо дикарки бледнеет на несколько оттенков.

— Хорошо попрощалась с братом? — ровным голосом спрашиваю я, сжимая челюсть до скрипа, вновь слыша убийственные звуки их соития. И, по ходу, на сей раз время помолчать настало именно для Лины. Она не то что дар речи теряет, а дышать и дрожать вмиг прекращает, будто в застылый манекен превращаясь, и только с ужасом продолжает глядеть перед собой в экран смартфона. Меня хватает не более, чем на полминуты, и я выхватываю телефон из её рук. Останавливаю видео и указываю ей на застывшую картинку трахающихся голубков.

— Кого ты здесь видишь? — моим голосом можно резать металл, взглядом — сжигать заживо. Лина наконец резко отмирает и недоумённо хмурит лоб, растерянно хлопая глазами. — Отвечай, — понижаю голос, густо пропитывая его повелительным тоном, не оставляя ей шансов промолчать.

— Я вижу себя, — неохотно бросает чертовка, но её неполный ответ меня ни хера не устраивает.

— Кого ещё?

— Зачем тебе это? Ты и так всё видишь и знаешь, кто он, — она сейчас явно попыталась рявкнуть на меня, да только ничего не вышло.

— Ты права. Вижу и знаю, но я хочу услышать твой ответ. Кто тебя трахает на видео? — монотонно проговариваю я, едва справляясь с жжением в глотке от каждого произнесенного слова. А эта сука опять додумывается тормозить с ответом, будто совсем не понимает, что в этом нет никакого смысла. Приходится вновь повторить свой вопрос, применив низкие вибрации, чтобы уяснила это раз и навсегда.

— Остин… Это Остин, — выдавливает из себя Лина со страхом, чётко улавливаемым в её раздражённом тоне. Боится за жизнь своего кавалера? Не стоит. Жить Рид точно будет. Другой вопрос — как именно?

— И кто такой этот Остин? — конкретизирую информацию, которую хочу выудить из этой патологической вруньи в желании проверить — признается ли она мне во всём хотя бы сейчас или вновь попытается сделать из меня конченого дебила?

И судя по тому, что Николина впервые за последние минуты сама решает поднять к моим глазам прямой, открытый взгляд, я заранее готовлюсь получить от неё новую порцию пиз*ежа.

— Он мужчина, которого я люблю больше жизни, — к моему немалому удивлению уверенно произносит она, ни на секунду не разрывая со мной зрительного контакта.

Вот оно как… С ним, значит, она ломает свою лжесистему. Теперь понятно, почему я, как олух, поверил ей, даже несмотря на свои внутренние сомнения. А ну-ка, проверим еще раз.

— Любишь? — делаю еще один шаг к ней, оставляя между нашими телами не больше пары сантиметров. Она вскидывает голову и, глядя на меня в упор, подтверждает только что сделанные мной выводы:

— Люблю.

— Больше жизни?

— Больше всего на свете.

— Не как брата?

— Как мужчину.

— И давно?

— Всегда.

— А меня?

Знаю, что да, но мне нужно проверить кое-что другое.

— Что тебя? — её недоумённый голос резко сходит на сип.

— Меня любишь? — уточняю я, не упуская из внимания ни одного перелива чувств в синих радужках глаз, что предательски выдают её с головой.

— Нет. Тебя я не люблю, Адам, — но Лина в очередной раз отказывается смотреть правде в лицо, в то время как на меня глазеет так, будто жаждет выжечь эту ложь на сетчатке моих глаз.

Получается, со мной лжесистема работает по отлаженной схеме. Всё ясно. Остин, значит, особенный. Ну, понятное дело… Не будь он таковым, не смог бы парнишка быть для Лины таким мощным щитом от моего притяжения, как и столь веской причиной для отказа подработать шлюхой, чтобы с лёгкостью улучшить свою жизнь. И теперь, когда я точно знаю корень всех своих затянувшихся проблем с дикаркой, моё решение по устранению Рида лишь увеличивает твёрдость.

— Хорошо, — бесстрастно произношу я и отступаю от вконец сбитой с толку девчонки. С напускным спокойствием наполняю себе неизвестно какой по счёту бокал янтарным успокоительным, ощущая на спине напряжённый взгляд Лины, ни на йоту не сдвинувшейся с места.

— И что значит это твоё «хорошо», Адам? — неуверенно подаёт голос дикарка, когда я ленивой походкой добираюсь до кровати и усаживаюсь на край. — Может, ты соизволишь ответить хотя бы на один из моих вопросов?

— На какой из? — стреляю в неё тяжёлым взглядом исподлобья, отчего Лина вновь затрудняется с подбором верных слов. — Зачем оставил человека приглядывать за тобой? Почему посмотрел, как ты проводишь время со своим братцем? Или с чего вдруг я решил отпустить Филиппа домой? — помогаю растерявшейся сучке с вариантами вопросов.

— Меня интересует всё.

— А разве всё и так не очевидно, Лин?

— Для меня нет. Ты обещал, что уберёшь слежку, но не сделал этого. Затем посмотрел то, на что не имел никаких моральных прав смотреть, рискнув испытать ненормальную ревность, что, насколько я понимаю, и произошло. Зачем это надо было? Мне кажется, с кем и чем я занимаюсь в свой последний выходной перед годом работы на тебя — не твоего ума дела, Адам. Ты мне не муж и даже не парень, для которого мои действия с Остином могли бы стать веской причиной столь сильного гнева и решения нарушить главное условие контракта. Заметь, это не я нарушила, а именно ты. Я собиралась прийти к тебе сегодня, как и обещала. Но ты сам всё испортил, чуть было не сделав из меня убийцу. Ты хоть представляешь, что заставил меня пережить сегодня? Я оказалась в сантиметре от того, чтобы оборвать не только чужую жизнь, но и свою в придачу, так что если кому тут и надо на кого-то злиться, так это мне на тебя, — не пойми откуда набравшись смелости, выпаливает Лина и сразу же пугливо потупляет взгляд в пол, ощутив палящий импульс моего возросшего негодования.

— Ты говоришь, что собиралась прийти? Да неужели? И почему же так и не пришла? — недобро усмехнувшись, интересуюсь я, сам не знаю, зачем это делаю? Ведь её своевременный приход всё равно никак не повлиял бы на моё решение вернуть домой её отчима.

— Я просто нечаянно заснула и проспала весь день. Вот и всё.

Нечаянно заснула… Ну, разумеется…

Как же было не заснуть после столь изнурительной ночки? Уж лучше бы не спрашивал, идиот. Аж в ушах зашипело от злости.

— Для меня это не аргумент, но вообще это не важно, — отрезаю я, сильно вдавливая пальцы в бокал. — Ты сделала нечто похуже простого нарушения контракта.

— И что же?

— Ты соврала мне.

— Я не вра…

— И сделала это неоднократно, — стальным голосом перебиваю её никому не нужные попытки оправдаться. — А знаешь, что я делаю со своими подчинёнными, которых уличил во лжи или неверности? Всё просто. Я их увольняю без суда и следствия. И ты, Лина, никакое не исключение из правил.

— Что за бред, Адам? Я врала тебе только о своих чувствах к Остину. В остальном я была честна: мы правда были всю жизнь друзьями. Да и вообще… Как разница? Всё это было до начала нашего контракта, а не во время. Вчера и все дни до этого я ещё не была твоей… подчинённой и могла говорить и делать что пожелаю, поэтому твои объяснения нисколько не оправдывают твоего поступка, — не сдаётся неугомонная девчонка, наотрез отказываясь понимать, что своим пустым трёпом ничего, кроме моего гнева, не добьётся.

— Я даже не думал оправдываться, Лина. Никогда этого не делал и никогда не буду. А перед тобой так подавно. Ты — никто, а теперь я ещё и окончательно убедился, что ты насквозь лживая девка, поэтому я несказанно рад, что мне повезло узнать об этом до начала наших рабочих отношений.

— Никто? — тихо выдыхает Лина. Намеренно вложенное в мои слова презрение отражается нескрываемой болью на её лице, что уже в следующий миг наполняет её блестящий взгляд злостью. — В таком случае замечательно — вижу, что мы наконец пришли к единому решению. Я так и так никогда не хотела быть твоей шлюхой, и теперь у меня к тому же отпала в этом всякая необходимость. И раз уж ты так разочаровался во мне и, как сам, выразился — решил уволить за ложь, тогда не смею больше тратить твоё время. Ещё раз огромное спасибо за моё спасение. Честно, я век тебе благодарна буду за это, но в остальном… Я искренне надеюсь, что мы больше никогда с тобой не встретимся, Адам, — дрожащим, осипшим голосом проговаривает глупая девчонка. Шумно вздыхает, будто набираясь смелости, и резво бросается к двери.

Во даёт! Она определённо не в себе или находиться на грани нервного срыва, раз сначала умудрилась сделать столь абсурдные выводы, а после ещё наивно поверить, будто я беспрепятственно позволю выбраться из дома. Навстречу свободе.

Продолжая преспокойно сидеть на кровати, я молчаливо наблюдаю за смехотворной попыткой Лины открыть дверь, затем выслушиваю наполненные страхом просьбы выпустить её из спальни, а в конце наслаждаюсь её нервными метаниями по всей комнате в надежде найти ключ или нечто способное ей помочь справиться с замком.

Смешная. Напуганная. Смертельно возбуждённая. Неугомонная. И загнанная в клетку кошка.

Привыкай, милая, это всё, что теперь тебя ждёт.


— Можешь не мучиться, Лин, — спустя пару минут её тщетных копошений возле замочной скважины произношу я. — Необходимый тебе ключик находится у меня, — показываю ей свой айфон, к которому подключена вся электронная система «умного дома» пентхауса. — Без него ты ни одну дверь в этих апартаментах открыть не сможешь.

— Тогда открой ты, Адам! Открой и отпусти! Я не понимаю, почему ты всё ещё этого не сделал? — чуть ли не хнычет она, дрожа, как в лихорадке, только теперь уже непонятно от чего больше — возбуждения, страха или злости? Запускает руки в волосы, донельзя взъерошивает их, ещё сильнее превращая себя в необузданную дикарку. И, чёрт побери, до умопомрачения горячую, красивую, желанную дикарку. Несмотря на всю ярость и ненависть к ней, мне всё равно крышу сносит лишь от одного взгляда на её сексуальное, обцелованное красными языками пламени тело, облачённое в пошлое платье, выделяющее все изящные линии миниатюрной фигуры. А совсем кроет, когда я фокусируюсь на её пышной груди, что откровенно выглядывает из-под прозрачной, мелкой сетки платья.

Содрать. Разорвать. Превратить в хлам. Открыть доступ к её аппетитным округлостям, высоко поднимающимся и опускающимся из-за частого дыхания.

До болезненного покалывания в пальцах хочу сделать это, но еще больше — запрячь Лину самой справиться с этой задачей.

— Раздевайся.

Дикарка вмиг прекращает суетиться и вздрагивает от моего приказа, словно я ударил ей под дых.

— Что ты сказал?

Её глаза — две огромные монеты, а округлившийся рот… ох, её лживый рот прямо-таки идеальное отверстие для моего члена.

— Раздевайся. Хочу получше рассмотреть, что имею, перед тем как трахнуть, — растянув губы в плотоядной улыбке, в открытую упиваюсь её оторопелым взглядом. — А лучше станцуй стриптиз. С радостью еще раз полюбуюсь твоими талантами. — Удобно откидываюсь на кровати, всем своим видом показывая, что жажду увидеть эротическое представление.

— Ты всё-таки напился? — нервно блеет Лина, всё ещё надеясь, что я шучу.

— Трезв как никогда, детка. — И между прочим, нисколько не вру. Не знаю, как много я уже выпил сегодня, но, по ходу, все алкогольные токсины быстро испаряются под воздействием моей огненной силы.

— Тогда что ты несёшь? Я не буду раздеваться. И уж тем более трахаться с тобой! Ты освободил меня от рабочих обязанностей, поэтому я не хочу здесь оставаться ни минутой дольше! Я хочу уйти! Выпусти меня! — требует она, начиная мощно стучать кулаками по двери. Ясное дело, её пробить не выходит, но эта тигрица, видимо, не в курсе, что значит сдаваться, потому что чуть позже подключает ещё и ноги. Это похвально. И раздражающе.

— И куда ты собралась идти, если не секрет? К Остину? — отпиваю смачный глоток алкоголя, чувствуя, как от одного только его имени все волоски на теле встают дыбом от злобы.

— Какая тебе разница, куда я пойду? Даже если к нему, тебя это не касается!