Ещё как касается, Лина. Вся твоя жизнь — моя, но ты, видимо, напрочь забыла об этом.

— Мне-то никакой, просто хотел заранее предупредить: твой возлюбленный вряд ли станет встречать тебя с распростёртыми объятиями после видео, которое он получил.

— Что? — она разом прекращает бестолково измываться над дверью и поворачивается ко мне лицом. — Какое видео?

— Ну как какое? То самое, где ты наконец выкладываешь Остину всю правду о своей развратной части жизни.

Её ошалелый взгляд с каждым судорожным выдохом всё ярче окрашивается паникой, что окончательно вспыхивает ярким огоньком в зрачках, когда я вытаскиваю из другого кармана ещё один айфон.

— Ты кое-что нечаянно выронила на улице, когда тебя схватили, но не волнуйся, Лин, все файлы остались невредимы и уже переданы нужному адресату вместе с копией нашего контракта и видео со скрытых камер «Атриума». Нужно отдать должное Мэрроу: к защите данных своего клуба братья отнеслись с особым вниманием. Моему хакеру пришлось изрядно попотеть, чтобы выудить закрытые видеофайлы. Но ему всё-таки удалось достать несколько самых горячих эпизодов твоей работки, так что теперь Остин сможет собственными глазами увидеть, чем тайком от него занималась его «сестричка» по ночам. Думаю, этого точно будет достаточно, чтобы он безоговорочно поверил твоей искренней тираде в видео и больше никогда не захотел тебя видеть.

— Как ты посмел…

— Что? — деланно удивляюсь я, перебивая её. — Разве не этого ты хотела? Открыть глаза бедному парнишке, которому врала на протяжении долгого времени? Я исполнил твоё желание, Джеймс, так что… всегда пожалуйста, — иронично улыбнувшись, салютую ей бокалом, замечая, как она от гнева сжимает кулаки. Бить меня, что ли, собралась? Умора.

— Какой же ты мерзавец, Адам, — ядовито выплёвывает она, и по её воинственному виду понимаю, что это только начало. — Мерзавец и чёртов эгоист с непомерно раздутым эго, которое я — девушка без имени и рода — посмела задеть. Дело же вовсе не в моей лжи о чувствах к Остину, не так ли? Дело в том, что я переспала с кем-то другим. Причём сделала эта добровольно. Без принуждения, угроз и денег, в то время как с богом секса, перед которым благоговеют все женщины, даже за миллионы и под воздействием притяжения не хочу этого делать. Верно?

Я молчу. Но, сука, только потому, что отправляю все моральные силы, чтобы не сорваться и не убить её в эту же секунду.

— Вижу, что верно, — заключает она, не скрывая злорадства. — Но разве это веская причина, чтобы из-за своего одержимого желания доказать, что круче тебя среди мужчин в мире нет, портить другим людям жизнь? Сбрасывать на них трудности, которые им не под силу решить? Мешать чужому счастью из-за своего «хочу»? Нет, нет и ещё раз нет! Ничто не может оправдать всё, что ты заставил меня пережить и за то, что продолжаешь делать! Ни оправдать, ни понять, ни простить, ни уж тем более по-настоящему захотеть и полюбить такого мужчину, как ты!

— И тем не менее ты захотела и полюбила, Лина, и прекрати списывать всё только на «очарование», — злость не позволяет мне больше мирно сидеть на месте. Я встаю с кровати и в три размашистых шага добираюсь до неё. Несмотря на отчаянную борьбу с возбуждением, Лина умудряется посмотреть на меня с непоколебимостью и злостью, что мелко сотрясает её тело, горит агрессивным огнём в диких глазах.

— Возможно, я и вправду влюбилась тогда на приёме, но не в тебя, Адам, а в тот обманчивый образ, в который ты заставил меня наивно поверить. Я видела тебя тем, кем ты на самом деле не являлся, и как дура повелась на это. Вот и всё. К тебе же настоящему я ничего не испытываю, кроме возбуждения, которого тоже не было бы без твоей мистической силы. Не потому, что ты меня не привлекаешь, как мужчина, — ясное дело, это не так, а потому, что я всю жизнь люблю Остина! Для меня всегда был, есть и будет только он. Никого другого я никогда не захочу и не полюблю, а того, кто считает меня вещью, пустым телом или «никем», так подавно, Адам! — Лина не замечает, как срывается на крик, каждым брошенным в истерике словом, будто раскалённой секирой рассекая мне кожу. — Я вообще не понимаю, на кой чёрт мы заговорили о моих чувствах? Тебе же на хер они не сдались! Тебя не интересует ничто и никто, кроме себя любимого и своих сексуальных потребностей! Тебе плевать на меня также, как и на всех остальных счастливец, которые душевно сгорают после работы на тебя. Главное, что ты выжимаешь из них максимум пользы и удовольствия, а что творится с ними дальше — насрать! Плачут, сходят с ума от галлюцинаций, мучаются в кошмарах — всё ерунда. Думаешь, деньги всё окупят и облегчат их состояние. Ну конечно, ты же из тех людей, кто в принципе считает, что деньги решают всё! И покупают всё, что дышит и не дышит. Но ты ошибаешься! И я на своём примере тебе доказала, что кто-то всё же может устоять перед тобой и твоими миллионами, выбрав другого мужчину, у которого нет денег и способности доставлять женщинам неземное наслаждение, но зато есть добрая душа, умение ставить чужие желание превыше своих и море других потрясающих качеств, о которых ты можешь лишь мечтать. И если ты думаешь, что своим гадким поступком сможешь отвернуть от меня Остина, то крупно ошибаешься. Он всё поймёт, когда я объяснюсь с ним. Он не такой, как ты! Он умеет слушать, прощать и любить. Тебе этого никогда не понять, потому что ты пустой, Харт! Пустой, чёрствый и бессердечный!.. Кроме красивой внешности, денег и мистического дара, в тебе ничего нет! Видимо, поэтому ты и платишь всем и каждому, чтобы они беспрекословно выполняли твои приказы, ведь знаешь, что на настоящие эмоции и адекватные человеческие отношения ты не способен. И женщин ты покупаешь и обзываешь их вещами по одной простой причине — чтобы самому меньше ощущать себя рядом с ними вещью, коей ты и являешься!.. Да, Адам, ты — ВЕЩЬ! Слышишь?! Ты… — но я не слышу… она продолжает истошно кричать, а я будто в пропасть проваливаюсь — глубокую, непроницаемую, наполненную давними детскими воспоминаниями, что словно нарезками кадров из клипа начинают мелькать перед глазами, бередя старую, как мне казалось, навсегда забытую рану, вскрывая её, царапая, посыпая солью и окрашивая красным мысли о том проклятом дне, когда мне стала известна вся правда…

«Она продала тебя, Адам. Продала, как ненужную вещь. Променяла на миллионы, что смогли бы подарить ей ту жизнь, о которой она всегда мечтала. Мирэла хотела свободы… От своего прошлого и отца-тирана, что вечно решал всё за неё, принуждал к выгодному для их семьи браку и не прекращал выискивать её после побега из дома и нелегальной эмиграции в Штаны. Здесь ей вскоре и посчастливилось встретить меня — молодого, успешного бизнесмена, успевшего к своим тридцати годам добиться поистине выдающихся высот. Идеальный лакомый кусочек для её планов, да только она быстро поняла, что как бы она ни обворожила меня своей необычной красотой и горячим темпераментом, я никогда не поставлю её на первое место в своей жизни и не сделаю всё, чего от меня ждала. Потому-то твоя мать и начала спаивать меня своими шаманскими зельями. Да, ты меня правильно расслышал, Адам. Мирэла с пелёнок практиковала цыганское колдовство. Магия занимала огромную часть жизни её табора. Жаль, мне удалось узнать об этом слишком поздно. Я никогда не верил ни во что сверхъестественное, поэтому мне и в голову прийти не могло, что она что-то делает со мной для превращения в беспросветного, влюблённого в неё дурака. Я не мог найти этому разумного объяснения, но со мной начало происходить нечто ненормальное: рядом с твоей матерью моё тело отделялось от сознания и существовало своей жизнью. Находясь рядом с этой женщиной, я буквально горел изнутри и сходил с ума от зверской похоти, которую только она одна была способна утолить. Она казалась мне идеальной. Совершенной. Уникальной… Голос, взгляд, запах, прикосновения — всё стало для меня каким-то наваждением, зависимостью, жизненной необходимостью, отчего я сам не заметил, как стал одержимым ею. Я был готов весь мир положить к её ногам. Сделать что угодно, лишь бы осчастливить её. Но, как оказалось, Мирэла жаждала свободы не только от прошлого, но и от меня тоже. Она не желала быть зависимой от мужчины, она хотела быть сама хозяйкой своей жизни, и потому она решила добиться своего с твоей помощью. Я никогда не хотел детей, но она затуманила мой разум, и я сам даже не понял, как мы перестали предохраняться. Будь я в здравом уме, когда она сообщила мне неожиданную новость, предложил бы ей лишь один вариант в такой ситуации, но тогда я был одурманен настолько, что стоило мне узнать о её беременности, казалось, более счастливого мужчины, чем я, на свете было не найти. И когда Мирэла вдруг запросила огромную сумму денег взамен на то, что она не сделает аборт, я, конечно же, безоговорочно согласился. Я отдал Мирэле практически всё, что у меня было на тот момент, лишь бы она не убивала нашего ребёнка. Я едва не потерял компанию и всё, над чем работал долгие годы. Она оставила меня на мели, но в тот момент мне всё было безразлично. Ничто меня не волновало. Главное — нужно было спасти тебя. И я спас. А твоя мать… Получила запрошенную ей сумму, выносила тебя, родила и без промедлений исчезла, даже ни разу не взглянув на тебя и так и не узнав, какой силой она тебя непроизвольно наградила. Такая вот правда, Адам. Больше информации о ней и подтверждений моим словам ты найдёшь в этой папке. Здесь собрано всё о том, кто такая Мирэла Кано. Коварная, жестокая, эгоистичная женщина, для которой ты был не желанным ребёнком, а специально зачатым ценным продуктом, что сделал её баснословно богатой и свободной ото всех. Наверное, мне стоило тебе рассказать об этом, когда ты станешь чуть старше… Но, чем раньше ты поймёшь, на что могут быть способны женщины, тем будет лучше для тебя же самого. Никогда не подпускай их близко… Не позволяй пробираться к тебе внутрь и туманить голову… Ни одна не стоит твоего времени, внимания и чувств. Только используй их. Всегда только используй…»

— …Понял? Ты бездушное ТЕЛО, Адам, которое не умеет любить и не заслуживает, чтобы его любили! Не за что тебя любить! НЕ ЗА ЧТО! И я не люблю! Не люблю! И не хочу! Я люблю другого! И я хочу быть с ним! С ним! А не здесь с тобой! — непрекращающиеся крики Лины наконец прорываются сквозь низкий голос Роберта в моей голове, и непосильная ярость вмиг вскипает во мне, выстреливая жгучим потоком, что неудержимо переваливает через край моих невозмутимых ширм. Словно сквозь туман вижу, как я со всей дури запускаю стакан в окно с огнём и под эффект мощного взрыва в иллюстрации, озаряющего всю спальню багрово-алыми вспышками, хватаю Лину за сетчатую вставку платья на её груди и прибиваю спиной к двери.

Испуганный девичий вскрик переплетается с характерным треском ткани и громким звуком удара моего кулака, впечатавшегося в деревянную поверхность буквально в нескольких сантиметрах от её лица.

— Боже… — Линин тихий скулёж утопает в шуме наших прерывистых дыханий, пока глаза её, бездонные, прежде налитые бешеной злостью, мгновенно наполняются всепоглощающим страхом и похотью. Под моим убийственным взглядом она в одночасье превращается в беспомощного, до чёртиков напуганного зверька, сжимаясь всем телом, точно в размерах уменьшаясь, и будто бы ожидая, что я в любой момент её ударю. А я, бля*ь, не стану скрывать, что едва балансирую на грани, чтобы не сломать ей шею или же не отбросить в противоположную стену комнаты. Но ничего из этого я, конечно же, делать не стану. Не важно, какие глубокие шрамы она разбередила только что своими криками. Всё это давно в прошлом. Меня это больше не берёт, не заботит, не огорчает, а только напоминает один важный момент, о котором я никогда не должен забывать.

Женщин нужно только использовать.

И я буду пользоваться Линой по своему усмотрению так же, как и пользоваться всеми остальными. Как захочу и как долго захочу, не думая о её желаниях. Однако она может не переживать: физической боли я никогда ей не причиню, только если ту, что она уже испытывает из-за сумасшедшего возбуждения. Не более. А даже наоборот: сегодня мою взбалмошную подстилку ждёт исключительно удовольствие, что выбьет из её головы всю дурь в разы эффективней любых кулаков. И похоже, пришло время прямо сейчас нанести ей второй удар.


— Ты можешь сколько угодно кричать о том, что думаешь обо мне, — злобно шепчу я. Резко прижимаю Лину к себе, умещая ладони на упругую задницу. Её грудная клетка высоко вздымается, упираясь в мою грудь. Поплывший взор встречается с моими глазами.

— Можешь до бесконечности кричать о том, что не хочешь меня.

Задираю подол платья, соприкасаясь с горячей кожей ягодиц, начиная с упоением сминать их ладонями. Лина протяжно стонет, предсказуемо просит остановиться, пока её мысли громко визжат об обратном, руки сами обхватывают меня за шею, а губы тянутся за поцелуем.

— Можешь ещё тысячу раз повторить, как сильно любишь своего Остина.