– Нет.

– Я могу дать вам что-нибудь.

– Не выйдет, мисс Дюпон. Стоит тебе дать что-нибудь мне, как я теряю сознание на несколько часов.

– Может, таблетку аспирина?

– Давай рассказывай про мост, – нетерпеливо прервал он. – Насколько я понимаю, речь идет не о маленьком, коротком мосте.

Она небрежно взмахнула рукой, стараясь казаться спокойной.

– Какие-нибудь шестьдесят метров.

– Черт! – Он рассмеялся и покачал головой.

– Я рада, что вы находите это забавным, – съязвила Шанталь. – Уверяю вас, для нас этот мост – жизненная необходимость. Мой народ…

– Твой народ? – закричал он. – Да кто же ты такая, черт побери?

Посчитав этот вопрос резонным, она ответила:

– Шанталь Дюпон.

– Это я знаю. – Он снова машинально потер ногу, но, поймав ее взгляд, прекратил это занятие. – Ты что здесь, жрица? Ее величество королева? Миссионерка? Кто ты?

Этот вопрос вызвал у нее улыбку.

– Ничего такого королевского. Я здесь родилась, в этой деревне. – Протянув руку, она взяла со стола фотографию в серебряной рамке. – Мои родители.

Он с любопытством взглянул на фото: белый мужчина и полинезийка. Шанталь внимательно следила за его реакцией. Поставив фотографию на стол, он заметил:

– У тебя отцовские глаза. Но все остальное ты унаследовала от матери.

– Благодарю вас. Она была очень красивой.

– Была?

– Она умерла много лет назад. Я понимаю, вам любопытно, но из вежливости вы стесняетесь спросить.

Он смущенно заерзал в кресле, тем самым подтверждая ее правоту.

– Мой отец, – начала Шанталь, – доктор Джордж Дюпон, служил в военно-морских силах Франции. Его послали на этот остров как раз перед началом второй мировой войны. Как вы, вероятно, заметили, остров весьма привлекателен. После войны Франция оказалась в руинах, так что он вернулся сюда, чтобы заниматься научной работой, хотя здесь уже была американская территория. Он познакомился с моей матерью, Лили, полюбил ее, и они поженились.

– Судя по задумчивому выражению твоего лица, я полагаю, они жили счастливо, пока смерть не разлучила их.

– Мать приняла католичество. Но несмотря на это, когда она последовала за отцом во Францию, от нее шарахались. От них обоих. Дюпоны – старинный аристократический род. Неважно, что они потеряли большую часть своего состояния при нацистах. Все члены этой семьи по-прежнему считают себя элитой.

– Принять в свой клан полинезийку да еще в качестве члена семьи – об этом нельзя было даже подумать, так?

Шанталь опустила голову. Каждый раз, когда она рассказывала о своей красавице матери и о том, как страдала бедная женщина, сердце ее сжималось от жалости. Шанталь сама до известной степени сталкивалась с предрассудками, а ведь она лишь наполовину была тем, что вызывало неприязнь в случае с Лили, отталкивало от нее Дюпонов и всех старых друзей и коллег ее отца.

– Так вот, – продолжала Шанталь, прерывисто вздохнув, – они вернулись на остров. Отец продолжил здесь свою работу и ранее начатые исследования. Он построил этот дом и приложил все силы, чтобы сделать его по возможности удобным. Он научил местных жителей пользоваться некоторыми современными удобствами. В результате так вышло, что аборигены привыкли полагаться на него и стали от него зависеть.

– Он был для них вроде отца.

– Вот именно.

– А когда же появилась ты? Тебе ведь не так уж много…

– Многие годы после замужества моя мать никак не могла забеременеть, и это, как я потом узнала, сильно тревожило ее. Наконец это произошло. Она писала в дневнике, что дни беременности были самыми счастливыми в ее жизни. – Шанталь сдвинула брови. – Но она была уже в таком возрасте, что роды не могли пройти без осложнений. За ней не было надлежащего ухода во время беременности. А она проходила сложно. Мама так окончательно и не оправилась после родов, умерла, когда я была совсем маленькой. У меня очень смутные воспоминания о ней, я запомнила только улыбающееся лицо да еще французские колыбельные, которые она мне пела.

Они несколько минут помолчали. Шанталь погрузилась в горькие, но одновременно приятные воспоминания. Скаут прервал их, спросив:

– Почему твой отец не вернулся с тобой во Францию после смерти Лили?

– К тому времени остров стал для него домом, ближе, чем Париж. Он привык к местной размеренной и неторопливой жизни. Да и жители деревни нуждались в нем. Кроме того, – добавила она, – он не хотел оставить маму.

– Но он сделал все, чтобы ты уехала.

– С чего вы взяли? – с удивлением спросила Шанталь.

Скаут кивком указал на стену за ее спиной. Она проследила за его взглядом: на стене висели дипломы в рамках.

– Гордость отца, – сказала она, пожав плечами с истинно французской грациозностью, унаследованной от Джорджа Дюпона. – Я ходила в английскую школу на военной базе.

– Там-то ты и выучила язык как следует?

– Спасибо. Когда я окончила школу, меня отослали в колледж в Калифорнию.

– Отослали?

– Я сопротивлялась изо всех сил.

– Почему? Думается, тебе хотелось посмотреть мир.

Шанталь, искренне изумившись, склонила голову к плечу.

– Зачем? – Она развела руками. – Здесь настоящий рай. На уроках истории я узнала, что повсюду в мире идут ужасные войны, происходят восстания, царят насилие и рабство.

– Довольно логично, – мрачно согласился Скаут. – В таком случае, почему все же Штаты, а не Франция?

– У меня двойное гражданство. По какой-то одному ему понятной причине отец решил, что Америка подходит мне больше, чем Франция.

– Ну и как?

Шанталь улыбнулась и встала. Подошла к бару, налила в рюмку коньяку.

– Не желаете?

– Нет, спасибо. Я бросаю пить.

– Приехав в Штаты, я обнаружила, что там не так уж и плохо. Мне понравились чизбургеры, рок-музыка и фильмы. К своему удивлению, я полюбила модно одеваться. – Она согревала коньяк в ладонях, бессознательно наслаждаясь терпким ароматным напитком. – Разумеется, я не выглядела абсолютной невеждой в этом смысле, ведь я посещала школу на военной базе.

– Готов поспорить, моряки и солдаты крутились вокруг тебя, как трутни вокруг пчеломатки.

Шанталь отпила глоток коньяка. Внешне она оставалась спокойной, хотя слова Скаута вызвали у нее раздражение. Верно, ее часто приглашали на свидания, но она очень скоро поняла, к чему могут привести эти с виду невинные встречи. Мужчины, оторванные от дома и женского общества, считали ее легкой добычей. Так думали обо всех других девушках с острова. Ряд неприятных эпизодов, что заставили ее с недоверием относиться к белым мужчинам, она прекрасно помнила, и, как потом оказалось, для подобного недоверия были вполне веские основания.

Чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний, Шанталь снова мысленно вернулась к Скауту, смотревшему на нее с нескрываемым любопытством.

– Чему вы удивляетесь? – спросила она.

– Большинство знакомых мне мужчин точно так же греют коньяк в ладонях. Ты научилась пить у отца?

Она отставила рюмку.

– И пить и всему остальному.

– Не понимаю…

– Что именно?

– То ты выглядишь такой умудренной опытом, то… – Он, похоже, никак не мог подобрать нужные слова. – Ты ведь долго пробыла в Штатах, отчего же вернулась сюда?

– Так мне захотелось.

– Не понравилась Калифорния?

– Очень понравилась. Меня многое связывает со Штатами.

– Тогда почему вернулась?

– Это мое дело.

– Отец попросил тебя вернуться?

– Он определенно был рад моему возвращению, – уклончиво ответила она, смущенная необходимостью обсуждать свою личную жизнь со Скаутом.

– Разве это не эгоизм с его стороны? Положим, он принял решение остаться здесь, но ведь у тебя-то была возможность заниматься медициной в Штатах, так что…

– Медициной?

На лицах обоих отразилось явное непонимание.

– Медициной, – повторил он, кивнув в сторону дипломов доктора Шанталь Луизы Дюпон. – Разве ты не пошла по стопам отца?

Она рассмеялась.

– Да, я пошла по стопам отца и стала доктором. Но не врачом. Я защитила диссертацию в области геологии.

Лицо Скаута стало мертвенно-белым.

– Геологии? – хрипло переспросил он, прищурившись и глядя на документы в рамках. Затем гневно сверкнул глазами и вскричал: – Геологии?

Он вскочил с кресла. Шанталь вскочила вслед за ним.

– Осторожнее…

– И ты оперировала меня, не будучи врачом? – заорал он.

– А вы предпочли бы, чтобы я оставила пулю у вас в ноге? Чтобы вы истекли кровью?

Он ткнул пальцем в повязку на бедре и снова заорал:

– Ты оперировала меня! Я ведь мог потерять ногу. Ты могла превратить меня в калеку на всю оставшуюся жизнь, – бушевал он. – Господи! Да ты чокнутая!

– Успокойтесь. Не такая уж серьезная была операция. Я видела, как отец делал куда более сложные операции, и успешно. Я знала, что следует делать, хотя раньше мне самой никогда не приходилось заниматься этим.

– Значит, и он такой же чокнутый.

– Он лечил антибиотиками, если они у него были, и делал все необходимое, чтобы спасти чью-то жизнь. Случалось, и оперировал. Он вправлял сломанные кости, удалял миндалины и аппендиксы, помогал при трудных родах. Когда ближайшая больница на другой стороне острова, волей-неволей научишься справляться и экспериментировать.

– Никто не имеет права экспериментировать над моей ногой, принцесса! – Он умолк, пытаясь отдышаться, грудь его часто вздымалась. – Где твой старик? Я хочу поговорить с ним. Хочу его видеть. Сегодня! – потребовал он. – У него, видать, тоже не все дома. Похоже, безумие у вас в крови. Но на данном этапе выбор у меня ограничен. Я рискну довериться ему. Говори, где он?

– Его здесь нет.

Скаут на одной ноге доскакал до нее и, схватив за плечи, слегка тряхнул.

– Где он?

– Он где-то там, в предгорье. До него не добраться. Но если бы он был здесь, когда я привезла вас с пулей в бедре, он сделал бы то же самое.

Скаут прошипел ругательство с таким неистовством, что лицо Шанталь потемнело.

– У меня не было бы никакой пули в бедре. Меня вообще не было бы здесь, если бы не ты. – Он убрал руки с ее плеч.

– Вам вредно так волноваться. – Она прекрасно понимала, что его ярость вызвана не столько услышанным, сколько болью, которая изнуряла его. – Давайте я помогу вам добраться до постели.

Не дожидаясь возражений, она обвила рукой его талию и положила его руку себе на плечи. Пытаясь подставить свое плечо ему под мышку, она приняла большую часть его веса на себя.

– Я и сам могу добраться до постели.

Шанталь взглянула ему в лицо. Бледные губы растянулись, обнажив сжатые зубы. Сильно выступающие скулы обтянуты кожей и покрыты потом. Он чересчур упрям и горд.

– Ну, разумеется, можете, – мягко уступила она, – но вам придется трудно, и не имеет смысла мучиться, если я могу вам помочь.

Он дышал со свистом, сквозь зубы.

– Нога дьявольски болит.

– Вам не следовало вставать.

– Ну, не мог же я просто так продолжать валяться в постели и позволять тебе дурачить меня.

Он невольно наступил на левую ногу и со стоном привалился к ней. Она обняла его покрепче. Рука Скаута свисала с ее плеча, и ладонь его покоилась на высокой груди Шанталь. В какой-то момент пальцы его коснулись ее соска, который мгновенно затвердел и ясно обозначился под блузкой.

И Шанталь, и Скаут, оторопев, замерли на секунду, оба смотрели в пол, будучи не в состоянии думать о чем-либо, дышать, двигаться. Шанталь даже зажмурилась, ожидая, когда схлынет это ощущение, эхом отозвавшееся в других частях тела. Под его ладонью кожа ее потеплела – она почти слышала биение собственного сердца.

Наконец она открыла глаза и двинулась было вперед, но он не шелохнулся. Взглянув на него, она поняла, что он смотрит куда-то в другой конец комнаты. Она проследила за его взглядом и увидела, что взор его прикован к пистолету, который она оставила на прикроватном столике отца.

– Не стоит попусту расходовать силы, – спокойно сказала она, прочитав его мысли. – Я не знала, что он заряжен, когда Андре принес его мне. Я пришла в такой ужас, когда ранила вас, что вынула все пули и выбросила их.

Со вздохом, означавшим поражение, Скаут снова тяжело повис на ней. Они молча дотащились до комнаты, которую он покинул час назад.

Она осторожно усадила его на край кровати и повернулась, чтобы зажечь лампу. Когда она снова взглянула на него, он разматывал повязку на бедре.

– Что это вы делаете? – воскликнула она.

– То, что и должен был сделать сразу же, как только пришел в себя, прочухавшись после твоих спиртных напитков. Откуда я знаю, что ты там натворила.

– Пожалуйста, не надо.

Шанталь попробовала помешать ему, но он оттолкнул ее руки и продолжал разматывать бинт, струйкой тянувшийся к полу.