Джулия Куинн - На пути к свадьбе

Люси слегка склонила голову. Лорд Давенпорт продолжал возбужденно говорить, и из его рта летела слюна. Честное слово, не знаешь, что хуже – его презрение или безграничная благодарность.

Хвала небесам, в течение всего вечера Люси удавалось избегать своего свекра. Ей удавалось избегать практически всех, что оказалось довольно легким делом, если учесть ее статус невесты. Лорда Давенпорта ей видеть не хотелось, потому что он был ей противен, дядю – потому что и он, по всей видимости, тоже был ей противен. Ей не хотелось видеть лорда Хейзелби, потому что его присутствие наводило ее на мысли о грядущей брачной ночи, Гермиону – потому что та обязательно начала бы задавать вопросы, и тогда Люси обязательно разрыдалась бы.

Ей не хотелось видеть и своего брата, хотя Ричард не виноват в том, что он безумно счастлив в браке, а она несчастна.

Люси нашла укромный уголок в зале и там затаилась. Через пару часов все хорошенько напились, и уже никто не замечал, что невеста сидит в одиночестве.

А потом никто, естественно, не заметил, что она сбежала в свою спальню, чтобы передохнуть. Возможно, это было невежливо со стороны невесты, в честь которой устроен прием, но в тот момент Люси это было безразлично. Если кто и заметит ее отсутствие, то подумает, что она удалилась в дамскую комнату. По какой-то причине ей казалось естественным провести этот день в уединении.

Чтобы не столкнуться с бродившими по дому гостями, Люси поднялась наверх по черной лестнице, со вздохом облегчения переступила порог своей спальни и закрыла за собой дверь.

Привалившись к косяку, она медленно выпускала из себя все эмоции, пока не почувствовала, что опустошена.

А потом подумала: «Теперь можно и поплакать».

Ей действительно хотелось плакать. Очень хотелось. Она слишком долго сдерживала слезы, ожидая, когда появится возможность уединиться. Но слезы почему-то не приходили. Вероятно, события последних суток сильно потрясли ее и ввергли в оцепенение.

Так Люси стояла у двери и смотрела на свою кровать.

И вспоминала.

Господи, неужели всего лишь двенадцать часов назад она лежала здесь в его объятиях? А кажется, что прошла вечность. Ее жизнь разделилась на два этапа, и все, что происходит с ней сейчас, относится уже к категории «после».

Она прикрыла глаза. Может, если она не будет смотреть на кровать, видения исчезнут? Может, если она...

– Люси.

Она окаменела. Господи, нет!

– Люси.

Люси медленно открыла глаза и прошептала:

– Грегори.

Он выглядел ужасно: волосы стояли торчком, одежда посерела от пыли. Такое бывает только после бешеной скачки верхом. Вероятно, он пробрался в дом тем же путем, что и прошлой ночью. Наверное, он поджидал ее.

Люси открыла рот, пытаясь произнести хоть слово.

– Люси, – повторил Грегори, и Люси позволила себе на мгновение окунуться в его голос.

– Зачем ты пришел? – наконец спросила она.

Он шагнул к ней, и ее сердце устремилось к нему навстречу. Как же он красив! До чего же ей дорого его лицо! Ей знакома каждая морщинка! Она хорошо помнит линию подбородка, цвет его глаз – коричневатый ближе к центру и зеленоватый по краям.

А его губы – она знает их форму, знает, какие они, когда целуют ее. Она знает, как он улыбается, как хмурится, знает, как...

Она знает о нем так много!

– Тебе не следует быть здесь, – сказала Люси прерывающимся голосом.

Грегори сделал еще один шаг. Его глаза не пылали гневом, и это было непонятно Люси. Он смотрел на нее жадным взглядом собственника, – так, как посторонний мужчина не может смотреть на замужнюю женщину.

– Я должен узнать почему, – сказал он. – Я не могу тебя отпустить. Не могу, пока не пойму почему.

– Не надо, – прошептала Люси. – Пожалуйста, не надо.

– Люси, – решительно и одновременно ласково произнес он, – просто объясни мне почему. О большем я не прошу. Я уйду и пообещаю никогда не приближаться к тебе. Но мне надо знать почему.

Она покачала головой:

– Я не могу рассказывать.

– Ты не хочешь рассказывать, – предположил он.

– Нет! – вскричала она. – Не могу! Пожалуйста, Грегори. Ты должен уйти.

Грегори долго молчал и просто смотрел на Люси, и та видела, как он размышляет.

«Я не могу допустить этого, – думала она, чувствуя, как внутри пузырем надувается паника. – Надо закричать. Чтобы кто-то пришел и выгнал его. Надо убежать из комнаты до того, как он разрушит столь тщательно выстроенные планы на будущее». Однако она ничего не предпринимала.

Наконец Грегори проговорил:

– Тебя шантажируют.

Это не было вопросом.

Люси не ответила, но догадалась, что лицо выдало ее.

– Люси, – нежно сказал Грегори, – я могу помочь тебе. Что бы там ни случилось, я могу все исправить.

– Нет, – возразила она, – не можешь, и ты глупец, если... – Гнев помешал ей договорить. Кто дал ему право считать, будто можно с легкостью все уладить, если он ничего не знает о ее бедах? Неужели он думает, будто она сдалась под натиском несущественных обстоятельств? Которые можно без труда преодолеть?

Нет, она не настолько слаба.

– Ты же ничего не знаешь, – сказала она. – Не имеешь ни малейшего представления.

– Так расскажи мне.

Люси била внутренняя дрожь, ее бросало то в жар... то в холод... то куда-то посередине.

– Люси, – проговорил Грегори.

Его спокойный и ровный голос, как вилка, вонзался туда, где было больнее всего.

– Этого тебе не исправить, – простонала она.

– Неправда. Нет такой угрозы, которая нависла над тобой и которую нельзя было бы устранить.

– Как?! – воскликнула Люси. – С помощью фей и эльфов и наилучших пожеланий твоей семьи? Это не поможет, Грегори. Не поможет. Пусть Бриджертоны и могущественны, но ты не в силах изменить прошлое или развернуть будущее так, как тебе хочется.

– Люси, – повторил Грегори, протягивая к ней руку.

– Нет. Нет! – Люси оттолкнула его руку и тем самым отказалась от утешения. – Ты не понимаешь. Ты просто не можешь понять. Ведь вы такие счастливые, такие идеальные.

– Ничего подобного.

Все это время Грегори наблюдал за ней. Просто наблюдал и не мешал. Она выглядела крохотной и до боли одинокой. Наконец он спросил:

– Ты любишь меня?

Люси зажмурилась.

– Не спрашивай меня об этом.

Он увидел, как у нее на скулах заиграли желваки, он увидел, как напряглись ее плечи, и понял, что она пытается покачать головой.

Ей очень больно. Ей больно настолько, что эта боль ощущается в воздухе, окутывает ее и проникает ему в сердце. И Грегори мучился вместе с ней. Его мука была страшной и острой, и у него впервые возникло сомнение в том, что ему когда-либо удастся избавиться от этой муки.

– Так ты любишь меня? – снова спросил он.

– Грегори...

– Ты любишь меня?

– Я не могу...

Он положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, но не отпрянула.

Он заглянул ей в глаза.

– Ты любишь меня?

– Да, – всхлипнула Люси, упав ему на грудь. – Но я не могу. Как ты не понимаешь! Я не должна. Нужно все это прекратить.

Секунду Грегори не шевелился. Ее признание принесло ему некоторое облегчение, он почувствовал, что кровь быстрее побежала по жилам.

Он верит в любовь.

Разве не любовь является единственной константой в его жизни?

Он верит в ее могущество, в ее бесконечную щедрость, в ее правильность.

Он почитает ее за силу, уважает за редкость.

И неожиданно Грегори понял – именно сейчас, когда Люси плакала в его объятиях, – что пойдет на все.

Ради любви.

– Люси, – прошептал он.

Мысль, возникшая у него в голове, стала постепенно приобретать четкие очертания. Она была безумной, безнравственной, абсолютно неразумной, но она продолжала биться у него в мозгу.

Брак Люси еще не осуществился.

Поэтому шанс еще есть.

– Люси.

Она оттолкнулась от него:

– Мне пора возвращаться. Меня будут искать.

Грегори крепко ухватил ее за руку:

– Не возвращайся.

Люси устремила на него изумленный взгляд.

– В каком смысле?

– Бежим со мной. – Грегори чувствовал себя способным на все, ему казалось, что он помешался. – Ведь ты пока не стала его женой. Брак еще можно аннулировать.

– О нет! – Люси покачала головой и попыталась вырвать руку. – Нет, Грегори.

– Да! Да!

Чем дольше он обдумывал этот вариант, тем разумнее он ему казался. Времени у них немного, после сегодняшней ночи она уже не сможет назвать себя нетронутой. Грегори сам лишил ее этой возможности. Если у них и есть шанс быть вместе, то воспользоваться им нужно именно сейчас.

Похитить ее нельзя – он не сможет вывести ее из дома, не подняв шум. Зато можно выиграть немного времени. Достаточно, чтобы решить, как быть дальше.

Он снова притянул ее к себе.

– Нет, – уже громче повторила Люси. Она опять начала выдергивать руку, и Грегори по ее глазам увидел, что ее охватывает паника.

– Да, Люси, – сказал он.

– Я сейчас закричу, – предупредила она.

– Но тебя никто не услышит.

Она в ужасе уставилась на него. Грегори и самому с трудом верилось, что эти слова произнесены им.

– Ты мне угрожаешь? – спросила она.

Он покачал головой:

– Нет, я спасаю тебя.

Не дав ей опомниться, он обхватил ее за талию, перебросил через плечо и побежал прочь из комнаты.

в которой наш герой оставляет нашу героиню в неудобном положении

– Ты привязываешь меня к трубе? В ватерклозете?

– Прости, – извинился Грегори. Он мастерски связывал в узел два конца шарфа, и Люси заподозрила, что он делает это не в первый раз. – Я же не мог оставить тебя в твоей комнате. Там тебя стали бы искать в первую очередь. – Он потуже затянул узел и, подергав, проверил его на прочность. – Ведь и я заглянул туда первым делом.

– А в ватерклозете?

– Это же третий этаж, – пояснил он. – Пройдут часы, прежде чем тебя найдут здесь.

Люси стиснула зубы, тщетно пытаясь унять бушевавший в ней гнев.

Он связал ей руки. За спиной.

Она и не представляла, что на кого-то можно так рассердиться.

Ее гнев был не просто проявлением чувств – он сочился буквально из каждой поры. Все тело горело, то и дело где-то покалывало. Понимая, что к добру это не приведет, она все же время от времени пыталась оторвать руки от трубы, скрежетала зубами и что-то сердито бормотала, когда это не удавалось.

– Пожалуйста, не старайся освободиться, – предупредил Грегори, целуя ее в макушку. – Все равно не получится, а руки раздерешь. – Подняв голову, он внимательно оглядел трубы. – Или вырвешь трубу – сомневаюсь, что последствия будут приятными.

– Грегори, ты должен отпустить меня.

Он наклонился так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Не могу, – сказал он. – До тех пор, пока у нас еще есть шанс быть вместе.

– Пожалуйста, – взмолилась Люси. – Это же полное сумасшествие. Ты должен вернуть меня. Ты меня погубишь.

– Я женюсь на тебе, – заявил он.

– Я уже замужем.

– Не совсем, – с ехидной усмешкой напомнил он.

– Я дала клятву.

– Но брак еще не осуществился. Ты еще можешь аннулировать его.

– Дело не в этом! – закричала Люси, тщетно пытаясь высвободиться. Грегори выпрямился и направился к двери. – Ты не знаешь ситуации, ты эгоист, который ставит собственные нужды и собственное счастье выше нужд и счастья других!

Эти слова заставили его остановиться. Он уже успел взяться за дверную ручку, но повернулся и посмотрел Люси в глаза.

– Значит, ты счастлива? – спросил он. Тихо и с такой нежностью, что Люси захотелось плакать.

– Нет, – прошептала она, – но...

– В жизни не видел такой грустной невесты.

Люси в изнеможении прикрыла глаза. Он сказал то же самое, что и Гермиона, и это действительно было правдой. Даже сейчас при взгляде на него у нее начинает учащенно биться сердце.

Потому что она любит его.

И будет любить всегда.

А еще она ненавидит его за то, что он заставил ее желать то, что ей не суждено иметь. Она ненавидит его за любовь к ней, настолько сильную, что он готов рисковать всем ради нее. И больше всего она ненавидит его за то, что он превратил ее в орудие разрушения ее семьи.

До знакомства с Грегори Ричард и Гермиона были единственными на свете, кем она действительно дорожила. А теперь этих людей ждет гибель, им уготована более страшная мука, чем та, что принесла бы ей жизнь с Хейзелби.

Грегори думает, что здесь ее найдут только через несколько часов. Но он ошибается. Ее не найдут и через несколько дней. Ей уже и не вспомнить, когда кто-либо в последний раз поднимался сюда. Раньше здесь располагалась ванная для няни, но в Феннсуорт-Хаусе уже целую вечность не было постоянно проживающей няни.

Когда ее отсутствие будет замечено, сначала проверят ее спальню. Потом примут вполне разумное решение и станут искать в библиотеке, гостиной, ванных, которыми пользовались гораздо чаще, чем раз в десятилетие...