– Мне никогда не насытиться тобой. Не бросай меня, – шепчет он и целует меня в живот.

– Я никуда и не собираюсь, Кристиан. Ой, помнится, я тоже хотела поцеловать твой живот, – сонно бормочу я.

Он усмехается, обдав теплом мою кожу.

– Тебя ничто не останавливает, детка.

– Я слишком устала… Не в силах пошевелиться.

Кристиан со вздохом поднимает голову и устраивается рядом со мной, натягивает на нас одеяло. Кладет под голову локоть, лежит и смотрит на меня теплым, любящим взглядом.

– Спи, малышка. – Он целует мои волосы, обнимает меня, и я уплываю в сон.


Когда я открываю глаза, свет наполняет комнату. Моя голова немного затуманена от недосыпа. Где я? Ах да, в отеле!..

– Привет, – нежно мурлычет Кристиан. Он лежит рядом со мной поверх одеяла, одетый. Долго ли? Он что, изучает меня? Внезапно я робею, мои щеки краснеют под его упорным взглядом.

– Привет, – бормочу я, радуясь, что лежу ничком. – Давно ты смотришь на меня?

– Я могу часами смотреть на тебя спящую, Анастейша. Но сейчас в моем распоряжении всего пять минут. – Свои слова он прерывает нежным поцелуем. – Скоро сюда приедет доктор Грин.

– Ой. – Я совсем забыла про неуместное вмешательство Кристиана.

– Ты выспалась? – заботливо интересуется он. – По-моему, должна была выспаться. Ты задавала такого храпака.

Да уж, шуточки!

– Я не храплю, – с возмущением заявляю я.

– Не храпишь, верно. – Он усмехается. На его шее все еще виднеется слабая красная линия.

– Ты принимал душ?

– Нет. Жду тебя.

– О-о… ладно… Который час?

– Начало одиннадцатого. Я не решился разбудить тебя раньше. Пожалел.

– А ты мне говорил, что вообще не знаешь жалости.

Он грустно улыбнулся, но не ответил.

– Тебя ждет завтрак – оладьи и бекон. Все, вставай, мне скучно тут одному.

Он звонко шлепает меня по заду, отчего я подпрыгиваю, и встает с кровати.

Хм-м… Вот как Кристиан понимает нежное обращение.

Я потягиваюсь и замечаю, что у меня болит все тело. Несомненно, это результат секса, танцев и ковыляния на высоких каблуках. Я бреду в роскошную ванную комнату, перебирая в уме события предыдущего дня. Когда я выхожу, на мне уже надет пушистый халат – несколько таких халатов висят на медных крючках в ванной.

Лейла, девушка, похожая на меня, – вот тот образ, который выбрасывает на поверхность мой мозг; она и ее странное присутствие в спальне Кристиана. Кто ей нужен? Я? Кристиан? Чего она добивается? И какого хрена она изувечила мою машину?

Кристиан сказал, что я получу другую «Ауди», как все его сабы. Эта мысль мне неприятна. После того как я щедро распорядилась деньгами, которые он мне дал, мой выбор ограничен.

Я иду в большую комнату – Кристиана там нет. Наконец, я нахожу его в столовой. Я сажусь, радуясь обильному завтраку. Кристиан пьет кофе и читает воскресные газеты. Он уже позавтракал.

– Ешь. Сегодня тебе пригодятся все твои силы, – шутит он.

– Почему? Ты намерен запереть меня в ванной?

Моя внутренняя богиня внезапно пробуждается под его сладострастным взглядом.

– Мысль хорошая. Но я думал, что мы с тобой выйдем в город подышать свежим воздухом.

– А это безопасно? – интересуюсь я невинным тоном, пытаясь добавить в него иронию. Впрочем, это мне плохо удается.

Лицо Кристиана суровеет, рот сжимается в скупую линию.

– Там, куда мы отправимся, да. Но вообще шутки неуместны, – строго добавляет он и щурится.

Я краснею и перевожу взгляд на свою тарелку. Мне неприятно получать выговор, тем более после всех событий прошедшей ночи. Я молча ем завтрак и злюсь.

Мое подсознание качает головой, осуждая меня. Кристиан не любит шутить, если речь идет о моей безопасности, – пора бы мне это понять. Я хочу ему что-то возразить, но воздерживаюсь.

Ладно, я устала и раздражена после длинного вчерашнего дня и короткого сна. Почему же, ну почему он выглядит свежим как огурчик? Все-таки нет в жизни справедливости.

Раздается стук в дверь.

– Вероятно, это добрый доктор, – бурчит Кристиан, явно переживающий из-за моей иронии. Он встает из-за стола.

– Неужели нельзя было провести утро спокойно, без посторонних?


С тяжелым вздохом я оставляю половину своего завтрака и иду встречать доктора Депо-Провера, или доктора Контрацептив.


Мы уединились в спальне. Доктор Грин смотрит на меня с открытым ртом. Она одета более буднично, чем в прошлый раз. На ней бледно-розовый твинсет из кашемира и черные штаны, а ее светлые волосы свободно падают на плечи.

– И вы просто перестали их принимать? Просто так?

Я смущаюсь, чувствуя себя идиоткой.

– Да, – пищу я.

– Вы могли забеременеть, – сообщает она будничным тоном.

Что?! Земля уходит у меня из-под ног. Мое подсознание падает на пол, его тошнит. Я подозреваю, что и меня тоже стошнит. Нет!..

– Вот, пописайте сюда. – Сегодня она страшно деловая – пленных не берет.

Сникнув, беру у нее маленькую пластиковую емкость и, словно под гипнозом, бреду в ванную. Нет. Нет. Нет. Это невозможно… Невозможно… Пожалуйста, не надо. Не надо!

Что будет делать Кристиан? Я бледнею. Он струсит.

Нет, пожалуйста! Я шепчу молитву одними губами.

Я вручаю доктору Грин баночку с мочой, и она аккуратно опускает в нее маленькую белую палочку.

– Когда у вас пришли последние месячные?

Как мне думать о таких мелочах, когда я не могу оторвать взгляда от белой палочки?

– Хм, в среду? Нет, это предыдущие были тогда. Последние пришли первого июня.

– А когда вы перестали принимать таблетки?

– В воскресенье. В прошлое воскресенье.

Она выпячивает губы.

– Тогда все в порядке, – резко говорит она. – По вашей реакции я поняла, что неожиданная беременность для вас нежелательна. Так что принимайте медроксипрогестерон, только непременно каждый день по одной таблетке.


Она пронзает меня строгим взглядом, под которым я вяну. Потом берет белую палочку и разглядывает.

– Все чисто. Вы еще не овулировали. Поэтому если вы будете принимать необходимые меры предосторожности, то не забеременеете. Теперь позвольте мне проконсультировать вас об этом уколе. В прошлый раз мы отказались от него из-за побочного эффекта. Но, честно говоря, рождение ребенка – такой побочный эффект, который не проходит много лет. – Она усмехается, довольная собой и своей шуткой, но я не в силах ей ответить, слишком обескуражена.

Доктор Грин принимается перечислять все побочные действия, а я сижу, парализованная от облегчения, и не понимаю ни слова. Я думаю о том, что скорее готова вытерпеть дюжину странных женщин, стоящих в изножье моей кровати, чем признаться Кристиану в том, что я беременна.

– Ана! – рявкает доктор Грин. – Идите сюда.

Она отрывает меня от раздумий, и я с готовностью закатываю рукав.


Кристиан закрывает за ней дверь и с опаской смотрит на меня.

– Все в порядке?

Я молча киваю. Он наклоняет голову набок и озабоченно спрашивает.

– Анастейша, в чем дело? Что сказала доктор Грин?

Я качаю головой.

– Через семь дней ты сможешь ни о чем не беспокоиться.

– Через семь?

– Да.

– Ана, в чем дело?

Я сглатываю.

– Так, ничего особенного. Пожалуйста, Кристиан, не приставай.

Он встает передо мной. Берет меня за подбородок, запрокидывает назад мою голову и смотрит мне в глаза, пытаясь понять причину моей паники.

– Скажи мне, – резко говорит он.

– Мне нечего говорить. Я хочу одеться. – Я резко дергаю головой и высвобождаю свой подбородок.

Он вздыхает и проводит рукой по волосам, хмуро поглядывая на меня.

– Пойдем под душ, – говорит он наконец.

– Конечно, – рассеянно бормочу я, и он кривит губы.

– Пошли, – с обидой говорит он, решительно берет меня за руку и идет к ванной.

Я тащусь за ним. Плохое настроение не только у меня. Включив душ, Кристиан быстро раздевается и лишь потом поворачивается ко мне.

– Я не знаю, что тебя расстроило, или ты просто не выспалась, – говорит он, развязывая на мне халат. – Но я хочу, чтобы ты сказала мне причину. Мое воображение подсовывает мне всякую всячину, и мне это не нравится.

Я закатываю глаза от досады, а он сердито щурится. Черт!.. Ладно, скажу.

– Доктор Грин отругала меня за то, что я пропустила прием таблеток. Она сказала, что я могла забеременеть.

– Что? – Он бледнеет, его рука застывает в воздухе.

– Но я не беременна. Она сделала тест. Это был шок, вот и все. Я не могу простить себе такую глупость.

Он заметно успокаивается.

– Ты точно не беременна?

– Точно.

Он шумно переводит дух.

– Хорошо. Да, понятно. Такая новость способна огорчить.

Я хмурюсь. Огорчить?

– Меня больше беспокоила твоя реакция.

Он удивленно морщит лоб.

– Моя реакция? Ну, естественно, я испытываю облегчение… ведь это был бы верх беспечности и плохих манер, если бы ты залетела по моей вине.

– Тогда, может, нам лучше воздерживаться? – прошипела я.

Он удивленно смотрит на меня, словно на результат научного эксперимента.

– У тебя сегодня плохое настроение.

– Просто я испытала шок, вот и все, – хмуро повторяю я.

Схватив за отвороты халата, он тянет меня в свои теплые объятья, целует мои волосы, прижимает к груди голову. Жесткие волосы щекочут мне щеку. Ох, если бы я могла сейчас потрогать их губами!

– Ана, я не привык к таким капризам, – бормочет он. – Следуя своим природным наклонностям, я бы выбил их из тебя, но серьезно сомневаюсь, хочешь ли этого.

Дьявол!

– Нет, не хочу. Мне помогает вот что.


Я крепче прижимаюсь к Кристиану, и мы стоим целую вечность в странных объятьях: Кристиан голый, а я в халате. Я снова поражена его честностью. Он ничего не знает о нормальных отношениях, я тоже, не считая того, чему я научилась от него. Он просит веры и терпения; может, мне надо сделать то же самое.

– Пойдем под душ, – говорит Кристиан, разжимая руки.

Он снимает с меня халат, и я иду за ним под водный каскад, подставляя лицо под струи. Под гигантским душем нашлось место для нас обоих. Кристиан берет шампунь и моет голову. Потом передает флакон мне, и я тоже моюсь.

Ах, как хорошо! Закрыв глаза, я наслаждаюсь очистительной, теплой водой. Когда я промываю волосы от шампуня, Кристиан намыливает мне тело: плечи, руки, подмышки, груди, спину. Ласково поворачивает меня спиной, прижимает к себе и продолжает намыливать живот, бедра, умелые пальцы моют у меня между ног – х-м-м – и мой зад. Ах, это так приятно и так интимно. Потом снова поворачивает лицом к себе.

– Вот, – говорит он спокойно, вручая мне жидкое мыло. – Смой с меня остатки помады.

Я испуганно таращу глаза. Он пристально смотрит на меня, мокрый и прекрасный, а в его замечательных ярко-серых глазах не читается ничего.

– Только, пожалуйста, не отходи далеко от линии, – просит он.

– Хорошо, – бормочу я, пытаясь постичь огромное значение того, о чем он меня попросил, – прикасаться к нему по краям запретной зоны.

Я выдавливаю на ладонь немного жидкого мыла, тру руки, чтобы образовалась пена, кладу их ему на плечи и осторожно смываю пятна красной помады. Он затих и закрыл глаза, лицо бесстрастное, но дышит учащенно, и я знаю, что это страх, а не похоть. Поэтому я стараюсь быстрее закончить эту пытку.

Дрожащими пальцами я тщательно намыливаю и смываю линию на боках грудной клетки; он судорожно сглатывает, на челюсти желваки от стиснутых зубов. Ох! У меня сжимается сердце и растет комок в горле. Нет, нет, только бы не заплакать!

Я останавливаюсь, подливаю в ладонь мыла и чувствую, что он немного расслабился. Я не могу поднять на него глаза. Мне невыносимо видеть его боль, невыносимо. Теперь моя очередь сглатывать.

– Нормально? – спрашиваю я, и в моем голосе слышится дрожь.

– Да, – шепчет он хриплым от страха голосом.

Я нежно кладу руки по обе стороны его грудной клетки, и он снова застывает.

Это невыносимо. Я потрясена его доверием ко мне – потрясена его страхом, тем злом, которое было причинено этому прекрасному, падшему, испорченному человеку.

Слезы набухают на моих глазах, текут по лицу и смешиваются с водой из душа. Кристиан! Кто же сделал тебе такое?

Его диафрагма быстро движется в такт дыханию, тело окаменело, напряжение исходит от него волнами, когда мои руки ползут вдоль линии, смывая ее. Да если бы я могла смыть и его боль, я бы смыла, я бы сделала что угодно… И сейчас мне ужасно хочется поцеловать каждый шрам, который я вижу, убрать поцелуями все ужасные годы. Но я знаю, что не могу этого сделать, и по моим щекам льются непрошеные слезы.

– Пожалуйста, не плачь, – уговаривает он меня и крепко обнимает. – Пожалуйста, не плачь из-за меня.


И тут я разражаюсь бурными рыданиями, уткнувшись лицом в его шею. Я оплакиваю маленького мальчика, погруженного в море боли и страха, запуганного, грязного, изнасилованного и обиженного.