Я хмурюсь, глядя на него.

– Не отрывай глаз от дороги! – кричит он.

У меня лопается терпение. Правильно! Я останавливаюсь у обочины прямо перед светофором и выскакиваю из машины, хлопнув дверцей. Стою на тротуаре, скрестив руки на груди, и злобно гляжу на него. Он тоже выходит.

– Что ты делаешь? – сердито спрашивает он.

– Нет, что ты делаешь?

– Здесь нельзя останавливаться.

– Знаю.

– Так почему остановилась?

– Потому что я сыта по горло твоими командами. Либо садись за руль, либо заткнись и не командуй, когда я веду машину.

– Анастейша, возвращайся в машину, пока мы не получили квитанцию о штрафе.

– Нет.

Он растерянно моргает, не зная, что делать, потом проводит руками по волосам, и его гнев превращается в удивление. Внезапно у него становится такой комичный вид, что я невольно улыбаюсь. Он хмурится.

– Что? – снова рычит он.

– Ты.

– Ох, Анастейша! Ты самая несносная женщина на планете! – Он потрясает в воздухе руками. – Ладно, я поведу машину. – Я хватаю его за лацканы пиджака и тяну к себе.

– Нет, это вы самый несносный мужчина на планете, мистер Грей.

Он окидывает меня с высоты своего роста темным пронзительным взглядом, потом обнимает за талию и прижимает к себе.

– Может, мы и предназначены друг для друга, – тихо говорит он и, уткнувшись носом в мои волосы, вдыхает их запах. Я обхватываю его руками и закрываю глаза. Впервые с утра я чувствую душевный покой.

– Ах… Ана, Ана, Ана, – шепчет он, приникнув губами к моим волосам.


Я еще крепче сжимаю объятия, и мы неподвижно стоим, наслаждаясь мгновением неожиданного покоя среди уличной суеты. Отпустив меня, Кристиан открывает пассажирскую дверцу. Я забираюсь в машину и спокойно сижу, глядя, как он садится за руль.

Кристиан трогает «Сааб» с места и встраивается в поток машин, рассеянно подпевая Вану Моррисону.

Эге! Я никогда не слышала, как он поет. Даже под душем. Я хмурюсь. У него приятный голос – конечно. Хм-м… слышал бы он мое пение. Если бы слышал, то никогда бы не предложил мне выйти за него замуж! Мое подсознание скрестило на груди руки; оно нарядилось в эксклюзивную клетчатую юбку от «Бёрберри». Песня кончается, и Кристиан замечает с ухмылкой:

– Знаешь, если мы получим штрафную квитанцию, то на твое имя. Ведь машина зарегистрирована на тебя.

– Что ж, хорошо, что меня повысили, – теперь я могу позволить себе заплатить штраф, – лукаво отвечаю я, любуясь на его красивый профиль. Его губы складываются в усмешке. Звучит еще одна песня Моррисона, а Кристиан сворачивает на эстакаду, ведущую на I-5, на север.

– Куда мы едем?

– Сюрприз. Что еще сказал Флинн?

Я вздыхаю.

– Он говорил о ФФФСТБ или типа того.

– СФБТ. Последнее слово в терапии, – бормочет он.

– Ты пробовал и другие?

Кристиан фыркает.

– Детка, я перепробовал все. Когнитивизм, Фрейд, функционализм, гештальттерапия, бихевиоризм и все прочее… – В его голосе слышится горечь и затаенная злость. Последнее меня беспокоит.

– Как ты думаешь, этот новый метод поможет?

– Так что сказал Флинн?

– Сказал, что не надо цепляться за прошлое. Надо сосредоточиться на будущем – на том, где ты хочешь быть.

Кристиан кивает и одновременно пожимает плечами; на его лице я вижу недоверие.

– Что еще? – допытывается он.

– Он говорил о твоей боязни прикосновений, хотя назвал ее как-то мудрено. И о твоих ночных кошмарах, и об отвращении к себе.


Я гляжу на его лицо, озаренное вечерним солнцем. Кристиан задумался и грызет ноготь. Потом бросает на меня быстрый взгляд.

– Глаза на дорогу, мистер Грей, – строго напоминаю я и хмыкаю.

Мне кажется, что он немного разочарован.

– Анастейша, вы разговаривали целую вечность. Что он еще сказал?

Я сглатываю комок в горле.

– Он не считает тебя садистом, – шепчу я.

– Правда? – спокойно говорит Кристиан и хмурит брови. Атмосфера в салоне делается мрачной.

– По его словам, психиатрия не признает такой термин. С девяностых годов, – бормочу я, стараясь спасти наше недавнее тепло.

Лицо Кристиана мрачнеет, он вздыхает.

– Мы с Флинном расходимся в мнении насчет этого.

– Он сказал, что ты всегда думаешь о себе самое плохое. И я согласна с ним, – бормочу я. – Он также упомянул про сексуальный садизм – но сказал, что это выбор стиля жизни, а не сфера для работы психиатра. Может, об этом стоит подумать.

Он снова сверкает на меня глазами, а его рот сжимается в угрюмую линию.

– Так-так, один разговор с доктором – и ты уже эксперт, – едко говорит он и снова смотрит на дорогу.

О господи… Я вздыхаю.

– Знаешь, если не хочешь слушать, что он мне сказал, тогда и не спрашивай.

Я не хочу спорить. Вообще-то он прав: разве я разбираюсь во всей этой дребедени? Да и хочу ли разбираться? Я могу перечислить важнейшие «грехи» – его стремление все держать под контролем, опекать, собственнический инстинкт, ревность – и я прекрасно понимаю, откуда это идет. Я даже понимаю, почему он не терпит прикосновения – я видела его шрамы на теле. И могу лишь догадываться, сколько шрамов в его душе, я только однажды была свидетельницей его ночного кошмара. А доктор Флинн сказал…

– Я хочу знать, что вы обсуждали. – Кристиан прерывает мои раздумья. Он сворачивает с I-5 на 172-ю дорогу, идущую на запад, в сторону висящего над горизонтом солнца.

– Он назвал меня твоей любовницей.

– Правда? – Его тон теперь примирительный. – Что ж, он всегда разборчив в своих терминах. Пожалуй, это точное обозначение. Согласна?

– Ты считал своих сабмиссив любовницами?

Кристиан снова морщит лоб, на этот раз он думает. «Сааб» он снова поворачивает на север. Куда мы едем?

– Нет. Они были сексуальными партнершами, – бормочет он с опаской в голосе. – Ты моя единственная любовница. И я хочу, чтобы ты заняла еще более важное место.

А, опять это магическое слово, наполненное возможностями до краев. Оно вызывает у меня улыбку, и я мысленно обнимаю себя, сдерживая свою радость.

– Я знаю, – шепчу я, всячески пытаясь скрыть свой восторг. – Мне просто надо немного времени, Кристиан. А то у меня голова идет кругом в последние дни.


Он склонил голову набок и смотрит на меня странно, ошеломленно.

Через секунду загорается зеленый свет. Кристиан кивает и прибавляет громкость музыки. Наша дискуссия окончена.

Ван Моррисон все еще поет – теперь с большим оптимизмом – о чудесной ночи и танцах под луной. Я гляжу в окно на сосны и ели, окрашенные золотом заката; их длинные тени тянутся через дорогу. Кристиан свернул на местную дорогу, и мы едем на запад, к заливам.

– Куда мы едем? – снова спрашиваю я после очередного поворота. Я успеваю прочесть название – «9 Аве СЗ». Я озадачена.

– Сюрприз, – говорит он и загадочно улыбается.

Глава 18

Теперь мы едем мимо ухоженных одноэтажных деревянных домов, где дети играют в баскетбол, катаются на велосипедах или бегают по улице. Идиллическую картину дополняют пышные деревья. Может, мы едем в гости? Тогда к кому?

Через несколько минут Кристиан резко сворачивает влево – и мы оказываемся перед белыми узорчатыми створками металлических ворот, вмонтированных в шестифутовый забор из песчаника. Кристиан жмет кнопку на ручке дверцы, и стекло плавно опускается вниз. Потом он набирает номер на пульте, и ворота приветливо распахиваются.

Он смотрит на меня, и выражение его лица меняется. Кристиан выглядит неуверенно, даже нервничает.

– Что такое? – спрашиваю я, не в силах убрать озабоченность из своего голоса.

– Некая идея, – спокойно отвечает он и направляет «Сааб» в ворота.

Мы едем в горку по аллее, достаточно широкой, чтобы могли разъехаться два автомобиля. С одной стороны дороги густо растут деревья, по другую сторону, за рядом деревьев, вероятно, раньше была пашня. Теперь ею завладели травы и полевые цветы, создавая сельскую идиллию; вечерний ветерок мягко шевелит траву, позолоченную вечерним солнцем. Все мило и навевает покой. Внезапно я представила себе, как я лежу на траве и гляжу в чистое голубое летнее небо. Мысль настолько соблазнительная, что мне почему-то взгрустнулось по дому. Как странно!

После очередного поворота мы оказываемся перед импозантным домом из розового песчаника. Дом построен в средиземноморском стиле и напоминает дворец. Горят все огни, окна ярко освещены. Перед гаражом на четыре машины стоит большой черный «БМВ», но Кристиан останавливается возле величественного портика.

Интересно, кто же тут живет? И почему мы приехали сюда?

Кристиан с беспокойством оглядывается на меня и глушит мотор.

– Ты постараешься держать сознание открытым? – спрашивает он.

Я хмурюсь.

– Кристиан, с первого дня нашей встречи мне постоянно требуется открытое сознание.

Он иронично улыбается и кивает.

– Справедливое возражение, мисс Стил. Пошли.

Открываются двери из темного дерева. В них стоит женщина с темно-русыми волосами, искренней улыбкой, в элегантном сиреневом костюме. Я радуюсь, что переоделась после работы в новое платье-рубашку цвета морской волны, чтобы произвести впечатление на доктора Флинна. Ну да, я не ношу такие, как у нее, «каблуки-киллеры» – но я все-таки и не в джинсах.

– Мистер Грей, приветствую. – Она тепло улыбается, и они обмениваются рукопожатием.

– Здравствуйте, мисс Келли, – вежливо говорит он.

Женщина улыбается мне и протягивает руку, которую я пожимаю. От моего ревнивого взора не ускользает ее смущенный румянец и томные взгляды, которые она бросает на Кристиана.

– Олга Келли, – весело объявляет она.

– Ана Стил, – бормочу я в ответ.


Кто эта женщина? Она отходит в сторону, впуская нас в дом. Я вхожу и испытываю шок. Дворец пустой – совершенно пустой. Мы стоим в просторном вестибюле. Стены бледно-лимонного цвета, с более светлыми пятнами там, где когда-то висели картины. На них остались лишь старомодные хрустальные светильники. Пол темный, из какого-то твердого дерева. По обе стороны от нас – закрытые двери. Но Кристиан не дает мне времени, чтобы я могла осмыслить происходящее.

– Пошли, – говорит он и, взяв меня за руку, ведет через арку в еще более просторный холл.


В холле доминирует винтовая лестница с затейливой чугунной балюстрадой. Но Кристиан не останавливается и там, а ведет меня в большой зал. Он тоже пустой, если не считать огромного выцветшего ковра. Таких больших ковров я еще никогда не видела. Да, еще висят четыре хрустальные люстры.

Мне становятся ясными намерения Кристиана, когда мы проходим через зал и раскрытые французские двери на большую каменную террасу. Внизу – ухоженная лужайка размером с половину футбольного поля, а дальше… дальше открывается вид. Ого!..

Закат над заливом! От панорамы захватывает дух – от восторга у меня подкашиваются ноги. Вдали лежит остров Бейнбридж, а еще дальше в этот хрустально-чистый вечер солнце медленно уходит за горизонт, окрашивая в кроваво-красные и огненно-оранжевые цвета небосклон за Олимпийским национальным парком. Багряные полосы перечеркивают небесную лазурь, им вторят темный пурпур легких перистых облаков и фиолетовая масса лесов на дальнем берегу. Эта торжественная визуальная симфония исполняется небесным оркестром и отражается в глубокой, неподвижной воде залива. Я поражена – стою и безуспешно пытаюсь вместить в себя такую красоту.

Через какое-то время я обнаруживаю, что мне не хватает воздуха, – от благоговения я давно уже не дышу. Кристиан по-прежнему держит меня за руку. Я с трудом отрываю глаза от вечернего неба и замечаю, что Кристиан с беспокойством поглядывает на меня.

– Ты привез меня сюда полюбоваться закатом? – шепчу я.

Он кивает с серьезным лицом.

– Кристиан, это умопомрачительно. Спасибо, – бормочу я и снова наслаждаюсь роскошным зрелищем. Он отпускает мою руку.

– Тебе хотелось бы смотреть на эту картину до конца своих дней? – еле слышно спрашивает он.

Что? Я снова поворачиваюсь к нему; удивленные голубые глаза смотрят в задумчивые серые. Наверное, у меня отвисла челюсть. Я бессмысленно моргаю.

– Мне всегда хотелось жить на берегу моря. Я ходил по заливу на катамаране и с завистью поглядывал на эти дома. Они давно не выставлялись на продажу. Я хочу купить участок, снести этот дом и построить новый – для нас, – шепчет он, и в его глазах сияют новые надежды и мечты.

Черт побери! Я с трудом стою на ногах и не падаю. У меня кружится голова. Жить здесь! В этом прекрасном месте! До конца своих дней…

– Но это просто моя очередная фантазия, – осторожно добавляет он.

Я оглядываюсь на дом, прикидываю, сколько он может стоить. Должно быть, немало – пять, десять миллионов долларов? Мне трудно даже представить. Ого!

– Почему ты хочешь его снести? – спрашиваю я. Его лицо вытягивается. О нет…