Стелла Камерон - На вершине блаженства

– Ну хорошо, – сказала Блисс. – Постараюсь держать себя в руках. Буду контролировать свои эмоции. Но и вам придется соблюдать спокойствие. Фабиола, что вы обо мне слышали? Ну, кроме этих нелепых слухов про комитет…

– Мы знаем, что у тебя не слишком хорошие отношения с родителями.

– При чем тут это? – Блисс поморщилась.

– Если бы ты ладила с ними, то тебе не пришлось бы выворачиваться наизнанку и пытаться осуществить невозможное: сделать это заведение доходным, по крайней мере неубыточным.

– Все правильно, Фаб, – подхватила Полли. – Если бы она была уверена, что родители любят ее, то признала бы, что ее затея неосуществима, и просто обратилась бы за помощью, попросила бы денег, которыми они пока распоряжаются. Тогда бы все получилось.

– Возможно. Только мы сейчас обсуждаем другую проблему, – проговорила Блисс и вдруг почувствовала какой-то странный озноб, – и не пытайтесь перевести разговор на другую тему.

– Ладно, хорошо. – Полли метнула в сторону сестры сердитый взгляд. – Раз уж ты настаиваешь… В общем, мы считаем, что ты собираешься стать председателем этого комитета, потому что подруга дочери хорошей знакомой Пру О’Лири, оказавшись в Нью-Йорке, попала в плохую компанию и в конце концов умерла на студии во время съемок какого-то порнографического фильма.

Блисс прикрыла ладонями глаза.

– Не надо плакать, Блисс. Мужчины не стоят твоих слез.

– Замолчи, Фаб. Она расстроилась. И пусть плачет, если ей того хочется. Как бы там ни было, человек, заманивший бедняжку, сейчас открывает свое новое заведение, в точности такое же, как то, где оказалась подруга дочери хорошей знакомой Пру. Прямо здесь, в Бельвью. У нас под боком. Можно сказать, дверь в дверь. Понятно, что Блисс хочет помочь прикрыть эту лавочку и выставить этого человека из города.

Блисс медленно покачала головой. Конечно, ей следовало самой внимательно прочитать ту злосчастную статью.

– Как мне говорили, в Бельвью открывается отделение «Раптор вижн». А владелец этой компании, насколько я знаю, не занимается производством порнофильмов.

– Не занимается, но…

– И не он виноват в смерти несчастной девочки, – перебила Блисс.

Фабиола покачала головой:

– Согласна, непосредственно не виноват, но…

– Ведь на самом деле та девочка решила поехать в Нью-Йорк, потому что вбила себе в голову, что хочет стать моделью. Там оказалась в затруднительной ситуации… и в результате лишилась жизни.

– Да, конечно, – отозвалась Полли. Она знаками показала сестре, чтобы та помолчала немного. – Но Пру опасается, что если здесь откроется известное нью-йоркское модельное агентство и наших детей начнут эксплуатировать для таких же низменных целей, как и…

– По-моему, нам следует прекратить этот разговор, – перебила Блисс. – Потому что никто из нас не знает подробностей, во всяком случае, всех подробностей.

– О, Блисс! – Глаза Фабиолы сверкнули. – Ты любила этого Себастьяна, правда?

Себастьян. Тот самый Себастьян, который в памяти Блисс навсегда остался двадцатилетним, высоким, загорелым. Тот Себастьян, который, казалось, перестанет дышать и умрет, если более чем на минуту выпустит из своей огромной ручищи ее руку. Себастьян, который когда-то сказал: «До вечера» – и уехал прочь из города.

Полли с озабоченным видом смотрела на Блисс. Наконец заговорила:

– Видишь ли, Пру рассказала газетчикам, что тебе кое-что известно об этом человеке. Будто ты, Блисс, знаешь что-то про этого Себастьяна Плато. Владельца авиалинии, рекламного агентства – и всего на свете. В газете написали, что он вырос в Сиэтле и ходил в ту же самую школу и в то же время, что и ты. Выходит, слова Пру не пустая болтовня?

– Не пустая?.. – Блисс с трудом подавила глупое желание разреветься. Ведь прошло уже столько лет. К тому же стоит ли проливать слезы из-за глупого детского увлечения?

– Его исключили из школы за то, что он изнасиловал девчонку. Нам Пру рассказала.

Блисс вонзила ногти в ладони.

– Просто занятия в школе уже закончились, – пробормотала она. – Начались летние каникулы.

Воцарилось тягостное молчание. Фабиола поднялась, обошла вокруг стола и обняла Блисс за плечи.

– Моя дорогая, бедняжка моя. Ты такая добрая, нежная. Каким мерзким животным нужно быть, чтобы надругаться над таким беззащитным созданием…

– Себастьяна никто не исключал. Просто занятия закончились. Мы окончили школу. И я не та девушка… – Блисс осторожно отстранила руку Фабиолы и отвернулась к компьютеру, стоявшему в нише, рядом с холодильником. – Я была просто его подругой. Единственное, что вы поняли правильно, это что он бросил меня и уехал из города. С тех пор я его не видела. Я ничего не знаю ни о его жизни, ни о его бизнесе. Впрочем, меня это нисколько не интересует. И я не стану председателем комитета, потому что не собираюсь выгонять его из города. А Пру напрасно растрезвонила газетчикам эту ложь. Я возмущена… Честное слово, обзвоню все газеты и скажу, чтобы они напечатали опровержение. А теперь… не будете ли вы обе столь любезны, не займетесь ли делом?

Она смотрела на колонки цифр, пока у нее в глазах не зарябило. За спиной Блисс послышались легкие шаги. Потом скрипнула дверь, ведущая на террасу. Горячий воздух ворвался в кухню, пробежал по спине Блисс, разметал волосы, собранные на затылке резинкой. Себастьян Плато. Черт его возьми! Она уже давным-давно не плачет при воспоминании о нем. Да, она теперь уже не плачет, когда думает о нем. Она плачет лишь тогда, когда вспоминает, как больно он сделал ей тогда.

Она вздрогнула – в ее локоть уткнулся мокрый нос. Увидев Спайки, Блисс с облегчением вздохнула.

– Тетя Блисс! – Голосок Бобби Кроу звучал немного необычно – как-то слишком уж по-взрослому, деловито. – Я тут нашел для нас кое-кого. Нам ведь нужны жильцы. Тетя Блисс, я сказал, что у нас есть свободные места.

Блисс почесала собаку за ухом и осторожно отодвинула в сторону. Потом изобразила на лице любезную улыбку и повернулась к белобрысому Бобби:

– Новым жильцам придется соблюдать некоторые…

Бобби держал за руку мужчину, высокого мужчину.

Блисс вздрогнула. Он стал еще крупнее – настоящий крепкий и сильный мужчина, прекрасно сложенный, а не тот мальчишка, который только наливался силой. Но в любом случае, всегда и везде она бы узнала Себастьяна Плато.

Она узнала бы его всегда.

В голове зашумело. Кровь застучала в висках. Ей показалось, что пол уходит из-под ног, хотя она по-прежнему сидела на стуле.

– Мама говорила, что нам здесь нужно побольше жильцов. – Бобби с беспокойством посмотрел на Полли, стоявшую рядом с Фабиолой. Сестры не успели выйти на улицу и теперь, вернувшись, в изумлении таращились на Себастьяна. – Правда ведь, мам? – настойчиво требовал ответа Бобби.

Полли откашлялась, сняла фартук, который повязывала на длинный халат в яркую полоску.

– Да, я это говорила.

Сестры переглянулись – обменялись восторженными взглядами, – и брови обеих поползли вверх. Потом близняшки вопросительно уставились на Блисс.

Фабиола и Полли поняли, что за мужчина появился в доме. Вне всякого сомнения. Блисс нисколько в этом не сомневалась. И теперь они с любопытством следили за ее реакцией.

Бобби, по-прежнему державший Себастьяна за руку, задрал голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.

Себастьян же смотрел на Блисс. Смотрел так же, как когда-то, в самый первый раз, когда они только познакомились. Смотрел дерзко и вызывающе, только сейчас этот вызов основывался на уверенности в себе.

Блисс опять вздрогнула. Она чувствовала его даже на расстоянии, чувствовала исходящую от него силу; казалось, на нее обрушился град ударов – один, другой, третий… Ей даже почудилось, что при первом же ударе из ее легких с шумом вырвался воздух, и она охнула. После второго заныло в животе, свело мышцы бедер. Холод, жар, оцепенение, боль… И слабость.

Он стоял, заложив за пояс большой палец; и Блисс вдруг вспомнила его знаменитый ремень с пряжкой в виде буквы S, напоминавшей серебряную змейку. Сейчас у него был ремень из мягкой черной кожи с пряжкой, обтянутой такой же кожей. Опустив глаза пониже, Блисс поняла, что Себастьян Плато не в состоянии себя контролировать – чуть ниже пряжки его джинсы заметно бугрились. Такой же, как и прежде, подумала Блисс. Она заставила себя перевести взгляд на его ноги – так безопаснее, – машинально отметив, что джинсы, чуть полинявшие на швах, сидят на нем превосходно.

– Мама говорит, что тете Фаб нужно внимательно следить, чтобы вода не утекала, – сказал Бобби; согнув ноги в коленях, он повис на руке Себастьяна. – Ты-то наверняка сам сможешь за этим проследить. – Мальчик восторженными глазами смотрел на нового жильца.

Пятнадцать лет.

Он открыл рот, но, похоже, не знал, что сказать. К тому же Блисс все эти слова и так хорошо известны.

А глаза у него такие же зеленые… И такие же губы. Такими она их и запомнила. Нет. Глаза стали еще зеленее, а губы еще обольстительнее. И все черты лица приобрели… какую-то жесткость, уж не говоря о том, что пятнадцать лет разлуки тоже оставили свой след. Блисс откинула со лба непослушные прядки, выбившиеся из-под резинки. Что такое, опять нужно протирать очки?! О Господи, а одета-то как! Старая голубая юбка и фиолетовые шлепанцы. Правильно Фабиола раскритиковала этот ее наряд.

Ладно, не имеет значения. Себастьяну не следовало появляться здесь, потому что он сам разрушил все, что было между ними когда-то. Увлечение юности.

– Ты будешь сам следить за водой и ставить затычку? – спросил Бобби уже чуть капризным тоном. Мальчишка сделал жалобное лицо. – Тетя Блисс, он справится. Я правильно поступил, тетя Блисс?

Полли всегда говорила, что ее малыш прекрасно чувствует, как себя вести, и была совершенно права.

– Конечно, Бобби, ты молодец, – ответила Блисс с улыбкой. – Спасибо, что помогаешь мне.

– Спасибо, Бобби, – кивнул Себастьян.

Еще один удар. И голос остался прежним.

Нет, не совсем. Очень похож, но стал… мягче, что ли. Да, верно, голос почти тот же, только теперь это голос взрослого мужчины. Мальчик стал мужчиной и избавился от показной бравады. Очень приятный голос, просто замечательный.

Проклятие! Сколько раз она молила его, умоляла, мысленно взывала к нему, просила вернуться и мечтала о том, чтобы эта омерзительная история оказалась неправдой, ложью. Потом, когда стало ясно, что он не вернется, и вся история обросла еще более гнусными подробностями, она стала молиться о том, чтобы никогда в жизни его больше не встретить.

А сейчас он стоял и смотрел на нее. И был возбужден – выпуклость на джинсах не оставляла в том сомнений. Конечно же, он понимал, что она заметила, как действует на него, даже на расстоянии. Блисс едва не отвернулась. Впрочем, ерунда! Почему и отчего он возбуждается, не ее забота. И причина не в ней. Надо не забывать, что он просто «похотливый самец». Наверняка всегда готов трахнуть любую подвернувшуюся девицу.

Фабиола кашлянула.

Блисс, собравшись с духом, улыбнулась ей:

– Буду очень тебе благодарна, Фабиола, если ты этим займешься.

Не дай Бог Фабиола спросит, о чем речь.

– Ладно, мне нетрудно, – отозвалась Фаб, сообразившая, в чем дело. – Мы постараемся, правда, Пол?

– Все сделаем, как надо, – подхватила Полли и с серьезнейшим видом закивала. – Только это займет, э-э-э, некоторое время. Мне так кажется. А тебе, Фаб?

– М-м-м, пожалуй, несколько часов. Но мы справимся, Блисс, не беспокойся. Все, до встречи.

Сестры разом повернулись и поспешили к выходу. При этом едва не застряли в дверном проеме, пытаясь поскорее выбраться из дома. Спайки, одним прыжком преодолев расстояние, отделявшее ее от двери, побежала за сестрами.

– Бобби, приятель, – сказал Себастьян, когда сестры скрылись из виду, – будь добр, сходи взгляни, как там мой грузовик.

– Зачем?

– Так, на всякий случай.

– Зачем? – упорствовал Бобби.

Себастьян улыбнулся парнишке:

– Разумный молодой человек. Пока все в точности не выяснит, ни за какое дело не возьмется. Там моя собака, Битер. Он в машине. И всегда ужасно беспокоится, если надолго остается один.

– Не стоит оставлять собаку в машине. Она может напачкать.

Себастьян крепко сжал губы, чтобы не рассмеяться.

– Ты прав, но на несколько минут можно, ничего страшного. К тому же Битер не заперт. Он просто очень не любит, когда к машине подходят чужие, если меня там нет. Будь добр, сходи туда и взгляни, как дела. Вдруг кто-нибудь бродит поблизости. Если что не так, скажешь мне.

– Днем здесь никто не ходит, – принялся рассуждать Бобби. – Все работают. Мне не разрешают беспокоить их разговорами и вопросами. Ведь они художники, писатели там всякие, ты знаешь? Они рисуют, сочиняют… и все такое. Тут есть одна женщина, она с Виком. Делает всякие горшки и тарелки. А он художник. Так мне туда вообще не разрешают заходить, потому что эта дама очень… нервная. Она…