– Да ну, это не он. Это мажор какой-то.

Губы Антона тронула легкая улыбочка.

– Но похож же!

– В их официальной группе писали, что парни уже в Москве, – возразили в ответ. – Готовятся к выступлению.

Кто-то, может, и готовится, а кто-то сидит в родном городе, не желая расставаться со мной.

– Я попаду на это шоу, – гордо возвестило одно из созданий. – Билеты уже при мне. В фан-зону.

И ребята удалились прочь.

Я с задорной улыбкой взглянула на Антона, которому разговор не слишком понравился.

– Значит, к выступлению готовишься? – поинтересовалась я ангельским голосом.

– Чертовы фанаты, – проворчал он. Мне стало смешно.

Антон крепко и уже, наверное, почти привычно держал меня за руку, изредка касаясь губами моей щеки, а я смотрела на него сияющими, как подозреваю, глазами, желая, чтобы это продолжалось вечно. Казалось, мы стояли на месте, застыли друг напротив друга, и нам навстречу плыл город, обряженный в шаль из тысяч огней.

Антон вдруг взял меня за руки, слегка сжимая чуть выше запястий, притянул к себе и без предупреждения поцеловал в губы. Я замерла – не от неожиданности, а от того, как стало вдруг тепло в груди. А когда ответила на поцелуй, нежно и медленно, он вдруг отстранился на мгновение, словно пытаясь успокоиться, почти отчаянно взглянул мне в глаза, перевел жадный взгляд на мои губы и не выдержал – запустил одну руку в волосы и вновь начал целовать. Сначала мягко, а затем все более и более уверенно, с напором и…

И поцелуй закончился, не успев толком начаться – нам помешал банальный телефонный звонок. Он был таким настойчивым и долгим, что мы не смогли сопротивляться ему.

– Прости, – выдохнул Антон, нехотя выпуская меня из объятий. Он достал из кармана джинсов телефон и, сердито сдвинув брови, поднес его к уху.

– Андрей, – шепнул музыкант мне перед тем, как ответить. Я только кивнула. Менеджер группы «На краю» был не тем человеком, звонком которого можно было пренебречь.

– У тебя есть ровно минута, – весьма недовольно, со своими царскими нотками произнес парень. Судя по всему, менеджер стал вещать о каких-то весьма важных вещах, потому как Антон слушал его внимательно, однако связь на реке оказалась не слишком хорошей, да и из-за шума воды и поднявшегося ветра слышно было не очень хорошо, поэтому Тропинин, шепнув, что сейчас вернется, спустился на нижнюю палубу.

Я осталась одна, наедине со своими мыслями и нерастраченной нежностью. Без Антона стало как-то холоднее и не так уютно, и я решила пройти вдоль открытой палубы, не желая возвращаться к крытой.

Теплоход плыл обратно. Я благодушно взирала на чистое небо, не разрешая себе думать о том, что случится, когда Антон уедет, и как будут в дальнейшем развиваться наши весьма странные отношения. И вдруг заметила неподалеку знакомую высокую женскую фигуру. Кулаки непроизвольно сжались. По палубе стремительно, гордо вздернув подбородок, шагала Алина. Меня она не замечала.

Короткое облегающее черное платье с изящно спущенными плечами, алые, в тон крохотной сумочке, туфли на высоком каблуке, броские украшения… Загорелая, умело накрашенная, уверенная, по-своему грациозная, она выглядела великолепно, но не менее противно, чем обычно.

Мы встречались с ней лишь несколько раз, но за это время я успела искренне возненавидеть ее за омерзительный характер, высокомерие и, самое главное, за больную, разрушающую любовь к Антону.

Моему Антону, прошу уточнить.


В сердце расцвела алым цветком тревога.

Я проводила Лескову прищуренным взглядом. Она спускалась вниз – туда, куда ушел Антон.

Она следит за ним? На что надеется? Хочет забрать то, что принадлежит мне?

Не получит. Не позволю ей этого сделать.

Я осторожно спустилась следом за ней на полутемную нижнюю палубу по широкой лестнице с шикарным красным ковром и блестящими гладкими перилами, но так и не преодолела последние три ступени – ноги на мгновение перестали слушаться, воздух покинул легкие, а в руках появилась едва заметная дрожь.

Я не верила происходящему. Не хотела верить. Не могла. Но…

Реальность была жестока.

– Тропинин, – омерзительный голос Алины резанул по ушам, и стоящий неподалеку высокий, с широким разворотом плеч, светловолосый парень в синей рубашке-поло обернулся. Не узнать лицо Антона я просто не могла даже вполуоборот. Даже в царящей густой полутьме.

– Я скучала, – продолжила Алине. – А ты?

Кажется, он улыбнулся Лесковой. А она, подойдя к нему, по-хозяйски положила одну руку ему на плечо, а вторую – на пояс. И поцеловала.

Несколько секунд он стоял неподвижно, а после все же обнял брюнетку, как-то по-особенному нежно, почти невесомо, словно не веря.

Теперь его пальцы были в ее волосах, не в моих. И губы касались ее губ, не моих. И душа его была с ней, с этой проклятой Алиной, а обо мне забыла.

Как будто бы меня и не было никогда. И чувств моих не было. И нас двоих не было.

Ничего не было.

Лишь сон.

Я не слышала музыку, не видела и не слышала лиц проходящих мимо людей, стук их каблуков, смех и слова, не чувствовала аромат только что приготовленных блюд, не ощущала, с какой болью впились ногти в ладони, не понимала, как легко вдруг стало в моей голове. Для меня существовали только эти двое – стоя в полутьме, под картиной в огромной раме, они упоенно целовались, не в силах оторваться друг от друга.

Я словно разделилась на двух человек.

Первая я равнодушно взирала на них, вмиг потеряв склеенное по осколкам счастье.

Все равно. Я так и знала. Любовь? Ее не существует.

А вторая взрывалась от переполняющих эмоций, от негодования, от гнева, от ярости… Просыпалась та самая Катя, которая однажды разрушила спальню Тропинина, та самая, бешеная, неуправляемая, не злая, но обиженная и жаждущая справедливости.

Он в очередной раз предал меня.

Ненавижу.

Убью.

Полутьма шептала мне: «Сделай это». Шум реки шелестел: «Он должен ответить». Взгляды людей словно смеялись надо мной и глумились: «Проглотишь?..»

И только мое сердце молчало.

С этими обрывками мыслей я вдруг взбежала вниз и схватила Антона за предплечье. Он резко повернулся ко мне.

– Не помешаю, любимый? – с этими словами я резко залепила ему звонкую пощечину. Злую пощечину. Сильную.

А потом еще одну и еще.

Я никогда никого не била, но мне почти понравилось это.

Сон ли это?..

Это не было сном. Это было жалкой реальностью, со всеми ее вытекающими последствиями.

Ладонь горела от ударов, глаза – от невыплаканных подступивших слез, душа – от обиды и злости. Но, кажется, след от пощечин на щеке парня горел куда ярче.

Тропинин с силой оттолкнул меня, и я едва не упала. Кажется, его вмиг переполнила ярость, не уступающая моей. Он смотрел в упор серыми надменными глазами, в которых играла неистовая буря, и молчал, крепко сжав челюсти. Мой поступок ошеломил его не меньше, чем меня и Лескову.

Надо было ему с ноги вмазать! И вены перегрызть на шее!

– Ты… Ты что делаешь?! – почти прорычал он. Голос его был каким-то чужим. Да и сам Антон казался странным… Или это обида застилает мне глаза?

– Понравилось? – хрипло произнесла я, не слыша его и даже саму себя. В эти страшные секунды я не могла себя контролировать, выпустив на волю другую Катрину, яростную и не нуждающуюся в объяснениях. – И как… Как тебе? Вспомнил прошлое?

Алина издала странный смешок, картинно положила ладонь на высокий открытый лоб – даже в слабом электрическом свете бриллианты на ее тонких цепких пальцах сияли ярко.

– Прошлое? – каким-то чужим голосом, но со старыми кеевскими интонациями бросил Тропинин. Он хотел дотронуться до щеки, но нервно одернул пальцы и сжал в кулак. На меня парень глядел с неприкрытой ненавистью и отвращением. Красивые правильные черты лица словно исказились, как в кривом зеркале. Что-то в нем было не так, но что, я не могла понять, запутавшись в собственных эмоциях и обрывках бессвязных мыслей.

А дальше события развивались почти со скоростью света.

– Это же Катенька, – сквозь радостный смех произнесла Лескова. А Антон, выругавшись, вдруг больно схватил меня за руку, притянул в себе и прошипел:

– С ума сошла, дешевка? Думаешь, я тебе это с рук спущу? – и он вдруг замахнулся на меня почти с удовольствием. – Решили поиграть со мной?

Наверное, он бы ударил меня, но его руку вовремя перехватили – знакомая широкая ладонь с длинными пальцами крепко стиснула запястье.

Перед нами стоял… Антон.

Второй Антон.

Мой Антон.

В синей футболке-поло и серых джинсах. Злой почти до безумия – его лицо было искажено гневом ничуть не меньше, чем лицо его двойника.

Воздух, кажется, похолодел.

Алина резко перестала смеяться.

И тут до глупой Кати все-таки дошло.

Не двойник.

Брат.

Брат-близнец. Кирилл. Тот самый, с которым у Антона были плохие отношения с подросткового возраста. Которого любила мать. Который стал ее гордостью. А для Антона – врагом.

Ноги у меня подкосились от осознания того, что я только что сделала.

Как же так?..

– Тронешь ее – и ты труп, – подозрительно спокойным голосом сообщил мой Антон. Чужой презрительно сощурился и нехотя отпустил меня, полностью переключившись на Кирилла. Атмосфера вокруг них словно загустела, и только что искры напряжения не летали между братьями.

– Убери руку, – прошипел Кирилл недобро.

– А то что? – с недоброй иронией поинтересовался Антон. Он оказался чуть-чуть выше и казался несколько больше, мощнее.

– Я тебя не боюсь, придурок, – невпопад и с апломбом сообщил ему близнец.

Антон отпустил его запястье, закрывая меня спиной и полностью игнорируя побледневшую Лескову. Братья обменялись откровенно злыми взглядами, словно читая мысли, и вдруг как-то одновременно схватили друг друга за воротники. Люди, проходящие мимо, одаривали их изумленными взглядами.

– А зря не боишься, – ласково прошептал Кей, встряхнув брата. – Я все еще сильнее.

– А я все еще умнее, – почти выплюнул ему в лицо близнец.

– Сомневаюсь.

– Я называю это тупостью, а не сомнениями. Ты такой же тупой, как и был. Музыкантишко, – тонна презрения ультрамариновой электрической волной обрушилась на Антона.

– Маменькин сыночек, – отвечал тот, выдерживая эту волну. И добавил непечатное выражение, которое при мне старался не употреблять.

– Все еще грезишь о мировой славе? Хочешь стать легендой рока? – издевательски спросил Кирилл, зная куда бить.

– Все еще перебиваешься подачками? – точно таким же тоном осведомился Антон, криво ухмыльнувшись.

С одной стороны, это было забавно – братья вели себя как нахохлившиеся подростки. Но с другой – они оба балансировали на опасной грани и готовы были сцепиться прямо сейчас. Я кожей чувствовала исходящую от них обоих ненависть.

– Пош-ш-шел ты, – по-змеиному прошипел Кирилл.

– Забыл про последний раз? Я повторю, – любезно пообещал ему брат.

Искры готовы были вот-вот превратиться в слепящий сизый огонь.

Еще секунда – и они бы набили друг другу морды.

И все по моей вине.

– Антон, – несмело коснулась я его напряженной спины, и он тотчас оглянулся. – Пожалуйста, успокойся.

Ледяной взгляд прожигал насквозь.

– Это я виновата. Подумала, что это ты целуешься с ней… С Алиной то есть, – не без труда выговорила я имя бывшей моего парня, а она едва слышно хмыкнула. – И ударила его… Потому что думала: он – это ты.

Антон свел брови к переносице, переваривая информацию. Электрический огонь в его глазах чуть-чуть потух.

– Прости, – сказала я тихо, обращаясь к Кириллу, но глядя в пол, пытаясь сделать так, чтобы голос не дрожал.

Антон словно пришел в себя, сглотнул и едва заметно кивнул мне. Кирилл точно так же едва заметно выдохнул с облегчением.

Братья одновременно отпустили друг друга, сделав шаг назад – такие похожие и непохожие одновременно. Если, конечно, не считать того, что оба были облачены в синюю футболку-поло. Только вот я не сразу поняла, на беду себе, что Кирилл одет в белые брюки, а Кейтон – в серые джинсы.

Дикая случайность. И как такое могло произойти?!

Обыкновенно. Ты же ходячее несчастье.

– Решил через очередную крошку унизить меня? – проговорил Кирилл тихо, почти без эмоций, но из-за этого мне и стало страшно. – Я этого так не оставлю, Антон.

– Заткнись, Кирилл. И проваливай. Вместе с ней, – кивнул на затихшую Лескову его брат.

– У нее есть имя, – процедил сквозь зубы Кирилл.

– Антон, – почти жалобно взглянула не на него, а на его брата Алина. – Давай поговорим. Пожалуйста.

– Нам больше не о чем разговаривать. И да, Алин. Если хочешь поиграть, держись подальше от моего брата. Не то, чтобы я питаю к нему теплые чувства, но отец говорил, что у него есть невеста. Выбор матери и все такое. Конечно, она хорошо относится к тебе, – тронула губы Тропинина усмешка, – даже слишком. Но она не обрадуется тому, что ты расстроишь свадьбу ее единственного стоящего сынка.