— Ничего плохого о тебе, мил-человек, сказать не могу. Все умеешь — и забор починить, и дом построить, и вот ужин приготовить мастак. Только не дело это — холостому гулять. В твоем-то возрасте надо уж и жену иметь, и деток.

Над столом повисла тяжелая пауза. Потом Дмитрий вздохнул, поднялся, подошел к письменному столу и, выдвинув ящик, достал оттуда фотографию. Некоторое время он стоял, молча глядя на снимок, потом опять вернулся к гостям и протянул его пожилой женщине.

Тетя Сара, вытянув руку, пристально смотрела на изображение. Кате тоже было отчетливо видно: Дмитрий, моложе лет на десять, держал на коленях девочку лет пяти с широко распахнутыми голубыми глазами. Рядом, приобняв его за плечи, стояла молодая женщина с таким же лучистым, как у дочери, взглядом и чудесной, открытой улыбкой. От снимка веяло счастьем и любовью.

— Хорошая у тебя жена, — с явным удовлетворением отметила тетя Сара, — и дите есть. Положительный, значит, мужчина. А я, грешным делом, думала, что ты холостой.

— Я разведен, тетя Сара, — с легким вздохом ответил ей Дмитрий и опять убрал фотографию в стол.

Женщина неодобрительно покачала головой:

— И как ты такую красавицу потерял? Вроде непьющий и при достатке. — Но, снова внимательно оглядев крепкую фигуру мужчины, сделала однозначный вывод: — Значит, загулял.

— Да, дурак, молодой был…

И, пытаясь сменить тему, спросил:

— Может, еще добавки?

— А не пробовал повиниться? — продолжила допытываться тетя Сара, игнорируя его предложение.

— Поздно уже. Она замуж вышла.

— А с дитем встречаешься?

— Я бы рад, да уехали они далеко.

— И кудыть? В другой город, чай?

— Да, в Москве нынче живут.

— Ох, смелая девка! — покачала головой тетя Сара, покачивая головой, и добавила с сочувствием: — Намается, дорогуша, Москва не мать родна.

Но тут она вдруг спохватилась, заохала:

— Где у тебя часы-то, не вижу.

Дмитрий отогнул манжет своей вельветовой рубашки и посмотрел на наручные часы. Катерина давно обратила на них внимание: в золотой оправе, плоские и, наверное, очень дорогие.

— К девяти подходит.

— Ой-ой-ой, — запричитала тетя Сара, — сейчас кино начнется. Побегу я.

— Подождите, я вас на машине довезу.

— Нет-нет, вы вечеряйте, а я побегла до соседки. Тут она недалеча живет. У нее и посмотрю.

И она, опершись на подлокотник, тяжело встала и поспешила к выходу.

— Тетя Сара, — окликнул Дмитрий, — вы сумку забыли. Да и бутылку возьмите, соседку угостите.

Тетя Сара с сомнением взглянула на бутылку, потом на Дмитрия, но, прикинув, наверное, что не дело ему в одиночку допивать (она заметила, что Катерина больше не притронулась к спиртному), согласилась.

— Давай, пробочкой только заткни.

— Да здесь крышка хорошо завинчивается.

— И то ладно, — одобрительно кивнула женщина, положила бутылку в кошелку и попрощалась.

— Да не торопитесь вы так, давайте я вас провожу, — предложил Дмитрий.

— Нет-нет, сама добегу, здесь недалече, а у тебя гости — привечай.

Как только тетя Сара ушла, Катя почувствовала себя несколько неуютно.

— Ну и нам пора. — Она встала из-за стола и взглядом поискала дочку.

Ксюшке надоели взрослые разговоры, и она давно выскользнула из-за стола. Сейчас она, свернувшись калачиком, мирно посапывала на кровати. Дмитрий подошел к девочке и осторожно, стараясь не разбудить, накрыл ее пушистым пледом.

— Пусть спит, — сказал он. — Поставив на стол прозрачный бокал с зажженной свечой внутри, выключил свет и присел рядом: — Давай еще посидим, куда тебе торопиться?

Кате действительно не хотелось никуда идти. Она сейчас с удовольствием составила бы компанию своей дочке, но ей было любопытно узнать побольше о прошлом Дмитрия. Теперь, кажется, она поняла, что настораживало ее в его облике: она чувствовала его скрытую силу, присущую человеку, способному брать на себя большую ответственность.

— Налить тебе чаю? — спросил Дмитрий, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

— Да, пожалуйста!

Дмитрий ушел заваривать чай, а она задумалась. Вот и у Дмитрия семья распалась. И что за напасть сегодняшнего времени! Кажется, и люди неплохие, а отгораживаются друг от друга будто стеклянными стенами. Вроде бы и рядом человек, а тепла его не чувствуется. И живут все поодиночке, бьются об углы не знающей сострадания жизни, разбивая душу в кровь. А лечить нечем. Любовь ушла из жизни, а вместе с ней — уверенность и счастье. Хорошо, что у нее есть такая замечательная дочка, думала Катя и в который раз улыбнулась этой согревающей душу мысли.

Дмитрий разлил чай по белым в мелкий цветочек чашкам. Катерина поднесла чашку к лицу — вдохнула тепло чая и пряность бергамота, сделала глоток:

— Спасибо, хороший у тебя чай, крепкий. Я уж и соскучилась. Мы с хозяйкой только травяной чай пьем или молоко.

— А может, кофе хочешь? У меня есть хороший, в гранулах, — предложил Дмитрий.

— Да нет, спасибо. Я от кофе не сплю, а сейчас уже почти ночь.

Дрожащее пламя свечи притягивало их взгляды. Они сидели в тишине, но в этом молчании было некое ощущение единения. Дмитрий вдруг коснулся ее руки. Она невольно сжала пальцы в кулак. Он, не сказав ни слова, убрал руку и встал. Подошел к кровати, где спала Ксюша, и долго смотрел на спящего ребенка.

— У тебя славная дочка, — тихо произнес он, возвращаясь к столу.

В полумраке его глаза казались ей бездонными.

Кате захотелось притянуть его голову к себе и поцеловать эти глаза так, чтобы веки его сомкнулись, а когда бы он вновь открыл глаза, его взгляд стал бы радостным и открытым. Но вместо этого она налила себе еще чаю и, сделав глоток, спросила:

— А твою дочку как зовут?

— Как ни странно, тоже Ксенией, — грустно улыбнулся он.

— А жену?

— Мариной.

— Давно вы в разводе?

— Да, с девяносто седьмого не живем вместе.

Дмитрий долго смотрел на горящее пламя свечи и о чем-то думал. Неяркие блики огня делали его лицо печальным.

— Знаешь. — Он повернулся к Кате и опять взял ее за руку. На этот раз она не отдернула руки. — Мне кажется, я не знал, что такое любовь, до недавнего времени.

— А что, ты встретил другую женщину?

Катерина пристально смотрела на вдруг посерьезневшее лицо Дмитрия.

— Можно сказать и так…

В его глазах она вдруг увидела какую-то нечеловеческую боль.

Он так сжал ее пальцы, что Катя невольно вскрикнула.

— Прости, я не хотел…

И снова воцарилось тягостное молчание.

— Вот так и другим делал больно, сам не замечая того… — Дмитрий встал и вышел из комнаты, но тут же вернулся. В руках у него была зажженная сигарета. — Я тут постою покурю. Вообще-то я бросил, да сейчас что-то потянуло. — Он сделал несколько затяжек, потом резко раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. — Слабость все это. Наверное, стоит рассказать тебе…

Он опять сел рядом и начал свой рассказ:

— Помнишь начало девяностых? — И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: — Все как с ума посходили, шальные деньги вскружили голову не одному мне.

— Шальные деньги? Но откуда? — спросила Катя.

— Я раньше спортсменом был, призы брал. Да и фарцевал при Советах, это мне тоже потом помогло. Бензином стал торговать — удачно. Фирму организовал, потом еще одну. Все новое, интересное, кучу времени съедало. Семья казалась неглавным. Есть где-то, и ладно.

Дмитрий умолк, глядя в темноту.

— А как жена? — пытаясь вывести его из задумчивости спросила Катерина.

Дмитрий перевел отсутствующий взгляд на ее лицо. Наконец, словно очнувшись, продолжил:

— Я ее тогда не понимал, да и она, впрочем, вряд ли могла понять меня. Я иногда по нескольку недель дома не бывал — все по командировкам. Домой приезжаю — а там слезы, упреки: где был, почему не звонил? Спать раздельно стали. Ну и, сама понимаешь, другие женщины появились.

— И что же? — Кате хотелось понять женщину, которая смогла уйти от этого сильного и богатого мужчины.

— Марина не раз пыталась со мной поговорить, а я ей одно: я, мол, работаю, тебе денег уйму даю, а ты в мои дела не суйся. Но жена моя была не просто красивая женщина, она — гордая, умная и сильная. Несмотря на золотые горы, ушла от меня и от денег отказалась.

— А как же дочка? С дочкой тоже не разрешила встречаться?

У Кати от волнения перехватило дыхание.

Дмитрий глубоко вздохнул, налил себе чаю и в задумчивости сделал несколько глотков.

— Дураком я был самовлюбленным.

— Так ты и с дочерью не виделся? — Голос Катерины зазвенел от возмущения.

Дмитрий схватился за виски и замычал, как от жуткой головной боли:

— Боже! Каким я был уродом! Все какая-то суета: деньги, дорогая одежда, коньяк, путешествия за границу с девками пустоголовыми… Вспомнить стыдно. А Марина, наверное, тогда помучилась! И дочку, представляешь, я только на Новый год поздравлял, даже дату дня рождения не помнил.

— А сейчас? Сейчас помнишь?

— Сейчас-то помню… — Он покачал головой. — Но, знаешь, есть одно емкое слово — поздно!

— Поздно — что? Любить поздно? — В голосе Кати прозвучало недоверие.

— Мне кажется, у меня внутри выгорело все… Знаешь… — Дмитрий встал и подошел к окну. — И годы эти все — как дошло, что натворил, — жил словно по инерции, в работу с головой ушел — пахал как проклятый. Вот ругаю себя: дурак, от жены ушел, ребенка бросил, но ведь не все это, Катя. — Он повернулся к ней. — Еще и убийца я — я женщину убил.

— Что? — Катерина даже задохнулась от такого признания. Она видела только темный силуэт на фоне окна. Голос Дмитрия звучал глухо, выдавая душевную боль пережившего трагедию человека.

— Ехал я как-то… из командировки возвращался, стемнело… Зимой это было, когда темнеет рано. На спидометре — сто двадцать, дорога без ограничения скорости. И вдруг под колеса что-то бросается. Я по тормозам… Думаю, зверь какой-то дорогу перебегал. Ведь темно кругом, ельник вдоль трассы. Выхожу — а на дороге женщина лежит. Я в беспамятстве в машину ее, в больницу. А там сказали, что она сразу погибла, шейные позвонки я ей перебил…

Он замолчал.

— А откуда ж эта женщина взялась, почему она в этом месте дорогу перебегала? — сдавленным от ужаса голосом спросила Катя.

— В том-то и дело, что не перебегала, а бросилась под колеса. Специально ждала… Только ошиблась немного. Думала, ее любовник возвращается. У него тоже джип, как потом оказалось, был.

— То есть… Я не поняла…

Катерина вся сжалась в комок от страха. Она никогда, даже в самые тяжелые мгновения своей жизни, не испытывала того состояния глубокого отчаяния, когда проще одним махом, одним прыжком преодолеть неизмеримое пространство между реальностью жизни и жуткой неизвестностью небытия.

— Вполне по русским понятиям банальная история, — продолжал бесстрастным голосом Дмитрий. — Богатый мужик закрутил с молодой девчонкой. Для него это так, развлечение: в деревеньке в баньку сходить да девку, кровь с молоком, трахнуть. А у нее, глупой, любовь неразделенная. Вот и решила она броситься под колеса машины своего возлюбленного, чтоб его…

Дмитрий глухо выругался. Катя даже немного поежилась от грубого слова, но она понимала, что ему надо как-то снять нервное напряжение, даже на расстоянии ощущаемое ею.

— Как же ты пережил весь этот ужас? — спросила она участливо.

— Сложно, конечно, было, могли и срок дать. Хорошо, что девчонка записку оставила, вернее, целое письмо на пяти страницах.

— А сколько лет ей было?

— Двадцать два, совсем еще ребенок.

Он опять подошел к столу, сделал глоток остывшего чаю. В его глазах читались недоумение и гнев.

— О чем она думала? Ладно — любовь, страсть… Но у нее же маленький ребенок был! Ведь сироту оставила!

— Как — сироту? — спросила Катя.

— Да был у нее сын, в семнадцать родила от одноклассника, а тот в Чечне сгинул. И жила она с матерью-алкоголичкой. Представляешь, в какой клоаке эта девчонка обитала? Холод, голод, ребенок маленький. А тут — царевич-королевич на джипе, с кучей денег. Вот и вскружил ей голову, А она уже не смогла больше вернуться к прежней жизни.

— И что? Что с ребенком? — Катя вдруг разволновалась.

— Я хотел усыновить, жалко мальца стало. Да дед с бабкой, родители погибшего парня, не отдали. Они ничего, крепкие. Я им регулярно деньги высылаю. Они даже и не знают от кого — сказали им, что это русский благотворительный фонд помощи старикам, которые детей в Чечне потеряли. Так они и дом отремонтировали, и машину купили. Дед с внуком на базар ездят морковку-картошку продают.