Действительно, Ксюша родилась в начале сентября — ярким, солнечным, теплым днем. Катя тогда еще подумала, что и жизнь ее должна быть такой же светлой и радостной, как этот сентябрьский день.

— Да, Ксюшенька, через три дня будем готовить угощение для ребят из твоей группы в садике.

Девочка заглянула в лицо матери.

— Правда-правда? — задала она свой ритуальный вопрос и, заметив на Катином лице улыбку, соскочила с кровати. — Три денечка, три денька, ля-ля-ля, ля-ля-ля, — запела она, радостно подпрыгивая, — угощенье — кренделя, ляля-ля, ля-ля-ля.


Вечером в четверг они делали печенье. Катя замесила тесто, раскатала в виде круга и разделила его на восемь ровных треугольников.

— Ксюш, в каждый треугольник клади изюминки и закатывай.

Девочка неуверенно взяла щепотку вымытого изюма и застыла в нерешительности.

— Клади сюда. Раз-два-три-четыре-пять. — Катя показала, как класть изюм.

— А теперь — закатать, — подхватила Ксюша, и детские пальчики ловко свернули треугольник теста в трубочку. — Ура! Получилось!

Она захлопала в ладоши и потянулась за новым треугольником.

Утром она собиралась вручать пакетик с печеньем воспитательнице в детском саду. Ксюшина воспитательница была доброй пожилой женщиной. Полноватая, с аккуратно собранными в пучок седыми волосами и приветливой улыбкой, с лучистыми голубыми глазами за стеклами круглых очков в металлической оправе — такими любят изображать добрых бабушек, и такой была Тамара Степановна. Она прожила большую и тяжелую жизнь, потеряв всех своих родных в лагерях. И сейчас ее семьей были дети, ее воспитанники, к которым она относилась как к своим внукам: всегда следила, заправлена ли майка в трусики, чтобы сквозняком, не дай бог, не прохватило, не промочил кто ножки. А если кто-то из ребят начинал слишком уж шалить, могла и пошуметь, и шлепнуть, и в угол поставить. Родители никогда не обижались на нее — все она делала, как подсказывало ее доброе, отзывчивое, большое сердце. Ксюша сразу полюбила свою воспитательницу и с удовольствием ходила в детский сад.

В этот день она собиралась особенно тщательно. Надела новое голубое платье с кружевами, которое специально к этому дню сшила ей Катя, белые колготки и новые синие туфли с бантиками. Она так себе понравилась, что Катерине с трудом удалось оттащить ее от зеркала.

— И вот, радостно-возбужденная и чрезвычайно довольная собой, Ксюшка влетела в раздевалку и, не успев поздороваться с Тамарой Степановной, тут же выпалила:

— А у меня сегодня день рождения.

— А я-то думаю, что за девица-красавица к нам пожаловала, — улыбнулась воспитательница. — У тебя новое платье!

— Да, это мама сшила, — ответила ей Ксюшка, любуясь бледно-голубыми кружевами.

Катерина протянула дочке пакет с печеньем. Ксюши схватила его обеими руками и с гордостью сказала, протягивая воспитательнице:

— Это мы сами с мамой испекли, я хочу всех ребят угостить.

Воспитательница, заглянув в кулек, похвалила:

— Ах ты хозяюшка! Умница! Поздравляю тебя, дорогая.

Она погладила девочку по светлым волосам, наклонилась и поцеловала в лоб. Тамара Степановна, конечно, знала, что по инструкции в саду нельзя давать детям домашнюю выпечку, но также знала она и правоту житейскую — больше двадцати лет работала в детском саду и привыкла доверять своему сердцу.

— Можно, и я угощусь? — спросила она. — Уж больно красивые у тебя печеньица и пахнут так вкусно…

— Конечно-конечно! Угощайтесь на здоровье!

— Ах, какая вкуснятина. — Глаза женщины засияли.

Ксюша, обрадовавшись, стала подробно рассказывать, как они с мамой весь вечер пекли печенье. Тамара Степановна, слушая вполуха ее сбивчивый рассказ, наблюдала за ней. Ксюшка всегда была очень ласковой, доверчивой и дружелюбной. Но в последнее время она стала пугливой и недоверчивой. Жизненный опыт подсказывал Тамаре Степановне, что и в этой молодой семье начались трудности, что, конечно, отразилось и на ребенке. Но сейчас девочка словно сияла, ее лицо озаряла улыбка, в глазах светилась радость.

И этой радостью она хотела поделиться с другими.

— Ну иди, угощай своих друзей. — Воспитательница ласково улыбнулась. Какие уж тут инструкции! Разве она может запретить такую счастливую щедрость?


Когда Катя вечером пришла в детский сад, дочка радостно выбежала ей навстречу:

— Мама! Меня сегодня все поздравляли! И хоровод водили, и песню пели про бёздей.

— Что? — не поняла Катерина.

— Ну мам, как будто ты не знаешь! Хэпи бёздей ту ю… — И девочка громко запела ставшую международной песенку.

— А ты сама-то понимаешь, о чем тут поется? — улыбнулась мать.

— Понимаю, конечно! Эта песенка про день рождения, который раз в году.

Катя опять улыбнулась и поцеловала дочку в раскрасневшуюся от счастья щечку.

— Винегрет у тебя в голове, дочурка.

— А вот и нет, а вот и нет! — воскликнула Ксюша и опять запела: — К сожалению хэпи бёздей ту ю только раз в году!


В субботу с поздравлениями пришли Шура с сыном. Саня в черных шортах, белых гольфах и белой рубашке с галстуком-бабочкой выглядел очень нарядно. Он держал перед собой на вытянутой руке букет игольчатых белых астр. Ксюшка, просияв, бросилась ему на шею:

— Санька пришел!

Маленький мальчик с серьезным выражением лица отстранил от себя подружку и начал, вероятно, заранее приготовленную речь:

— Ксюша, мы пришли тебя поздравить с днем твоего шесть… годик… лет… с днем рождения. — Он вздохнул с облегчением, найдя нужное слово. — И мы желаем… слушаться маму и… — Санька вновь запнулся и в поиска поддержки посмотрел на свою мать.

— Будь умницей и красавицей, как твоя мама, — закончила поздравление тетя Шура. Она присела на корточки и поцеловала девочку.

— Вот тебе подарок! — Мальчик с серьезным видом сунул Ксюшке цветы прямо под нос: — На, нюхай.

— Я что, собака?! — фыркнула девочка.

— Все равно бери, раз день рождения. — Мальчик явно не знал, куда деть казавшийся ему теперь ненужным букет.

— Спасибо, Сашенька, — выручила его Катя, — сейчас мы его поставим в вазу, и у нас будет настоящий праздник. — Глаза женщины забегали по комнате в поисках вазы.

— Катерина, я тебя тоже поздравляю с рождением дочери, и вот к букету — ваза. — Шура протянула ей коробку, обернутую в ярко-фиолетовую фольгу.

Катя с праздничным шорохом развернула подарок взгляду ее предстало чудо: матово-синий полупрозрачный тяжелый стеклянный конус.

— Какая красота! — От восхищения Ксюшка даже чуть присела. — Мам, можно я сама наберу в нее воды?

— Ксюшенька, а я тебе еще не все подарила, — остановила ее тетя Шура, — вот тебе заморский гостинчик. — И она протянула ей яркий целлофановый пакет. — Разворачивай.

— Ой, топик-попик-весь-в-цветочек! — захлопала в ладоши девочка. — И джинсы зелененькие!

И она тут же начала стаскивать с себя нарядное платье, горя желанием примерить обновки.

— Ксюшенька, потом примеришь, у тебя такое красивое платье, — пыталась урезонить ее Шура, но какое там! Ксюшка уже старательно задирала подол над головой, второпях забыв расстегнуть пуговицы.

— Подожди-подожди, а то порвешь, — остановила ее Катя, возвращаясь с уже наполненной вазой. Она помогла дочке выпутаться из платья, а потом, вернувшись к столу, поставила в новую вазу роскошный букет осенних астр, и комнату словно озарило солнце.

Ксюшка, облачившись в джинсы и топик, распахнула дверцу платяного шкафа и завертелась перед зеркалом.

— Модница-сковородница, — ворчливо-снисходительно заметил Санька.

— Ксюшка, хватит крутиться, еще насмотришься, — окликнула ее Катя. — Давай-ка, моя радость, приглашай гостей к столу!

Когда все необходимые ритуалы с наполнением бокалов газированной водой, произнесением тостов, чоканьем, задуванием шести цветных свечечек на тортике в виде ежика были соблюдены, дети выскользнули из-за стола, чтобы заняться привычным делом — только им понятными играми. Женщины остались за столом и спокойно беседовали. В основном говорила Шура, делясь впечатлениями от недавней поездки в Испанию. Катерина слушала подругу с восхищением.

— Представляешь, эту Саграду Фамилию один архитектор строил — Гауди. Всю свою жизнь строил, так и не достроил. Ничего ему не надо было, только бы строить… И женщин он не любил, и мужчин тоже. В общем — ненормальный какой-то. И умер в бедности. А когда умер — оказалось, что он был миллионером.

Ее сбивчивый рассказ был прерван трелью дверного звонка.

У Кати кровь отхлынула от лица. Больше всего она сейчас не хотела видеть своего бывшего мужа. Но что поделать, Роман все же отец ее Ксюшки, и запретить ему поздравить дочь с днем рождения она не может. Она застыла, не в силах принять решение. В дверь еще раз настойчиво позвонили.

— Ксения, иди открывай, — позвала Катя и даже испугалась своего ставшего чужим от напряжения голоса.

Девочка нерешительно, оглядываясь на мать и чувствуя ее невольный страх, направилась к двери. Шура пошла за ней. Раздался легкий звук открывающегося замка и какой-то приглушенный, незнакомый голос.

— Ай-ай!!! — закричала от радости Ксюша. Она вбежала в комнату с большой, почти с нее ростом, игрушечной собакой. — Мама, это подарок от Рекса! Там еще поздравление!

— Дай-ка посмотрю. — Санька выхватил из рук девочки открытку с изображением овчарки с дурацким бантом на шее.

— Отдай-отдай! Это мне принесли! — Девочка поставила игрушку на пол и со слезами в голосе бросилась к мальчику, который, дразня ее, взобрался на софу, держа открытку в высоко поднятой руке.

— Александр, прекрати, — строго сказала Шура. — Отдай немедленно.

Санька соскочил с софы и протянул открытку Ксюше. Та мгновенно схватила ее, отбежала в сторону и, повернувшись ко всем спиной, стала разглядывать.

— Давай я тебе помогу. — Катя подошла к дочке, развернула ее к себе лицом, взяла открытку и стала читать вслух:

— «Дорогая Ксения! Поздравляю тебя с днем рождения. Желаю хорошо кушать и быть красивой и сильной, как я. Рекс».

Катерина удивленно смотрела на подпись.

— Я же вам говорила, говорила, что это от Рекса! Я же вам говорила! — закричала от возбуждения Ксюша.

И, подбежав к игрушечной собаке, обняла ее.

— Ты мой дружок, дружочек, ты мой песик лохматенький, ты мой любименький, — запричитала она, буквально потонув в мягкой шерсти игрушки с глупой довольной мордой и торчащими вверх треугольниками мягких ушей.

Катерина перевернула открытку и увидела написанное мелким, но разборчивым почерком добавление: «Прости, что не смог приехать. Все объясню. Позвони. Дмитрий».

Она смотрела на нескончаемую череду цифр и ничего не ощущала внутри. Только прежнюю пустоту и усталость. К ней тихо подошла Шура:

— Что за Рекс? Колись, подруга.

— Это собака одного дачного знакомого, — она отложила открытку, — ничего серьезного.

Шура изучающе посмотрела в усталые глаза Катерины.

— Санечка, поздно уже, — позвала она сына, — прощайся с Ксюшенькой, нам пора.

— Спасибо, что пришли. — Катерина с видимым облегчением произнесла дежурную фразу.

— Вам спасибо, — ответила Шура, все еще внимательно изучая лицо подруги. — Ну ладно, захочешь — расскажешь, — вздохнула она. — И не переживай ты так из-за всяких идиотов.

Шура ободряюще улыбнулась ей своей открытой, детской улыбкой, и Катерине сразу стало легче. Действительно, почему «всякие идиоты» должны вползать в ее душу и селиться там. Всех вон, метлой! Катерина кивнула своим мыслям. Жизнь продолжается, и никаких извинений ей не надо!

Но номер его телефона ей понадобился уже в ближайшее время.


Длинный звонок, еще один, и — громкий, отчаянный, безудержный стук кулаками в дверь. Катя резко проснулась. Сердце выпрыгивало из груди от страшных предчувствий, которые несли эти глухие, частые удары в дверь.

— Катя! Катя! Открой!

Она побежала в прихожую, дрожащими руками открыла замок и распахнула дверь. Глаза, полные отчаяния и боли, смотрели на нее.

— Катя! Помоги, помоги, пожалуйста… Славик…

Шурины губы тряслись, лицо побелело, руки дрожали, а в глазах стояли слезы.

— Что? Что случилось?

Катя напряглась в ожидании ужасного известия о непоправимом несчастье.

— С-с-славик… — Шура схватила ее за руку и с силой потянула за собой. — Он там, в колодце.

Катя выбежала во двор. Но глаза уткнулись в стену темноты.

Луч фонарика осветил открытый проем колодца.

— Катя, он там, осторожно, — прерывающимся шепотом произнесла Шура.

Катерина подбежала к зияющей дыре и заглянула в колодец — ничего, только темнота.