Случайная и совсем незапланированная встреча, как же. Элитный дом почти в центре, но это не редкость, я как раз предпочитала такие адреса — богатые клиенты просто платили и возвращались к своим делам, а вот бедные иногда долго сокрушались о конской стоимости доставки. Я собралась и изобразила скептическую мину, спросила, хотя ответ уже знала:

— Виталий Алексеевич рассказал, где работаю?

— Ну да.

— И сколько же ты курьеров повидал из моей фирмы до этого знаменательного вечера?

— Семерых. Кажется, я обеспечил себя литературой на полгода вперед.

— А просто позвонить — это уже не комильфо?

— Давно уже, я и не скрывал. Но еще и показал тебе, какой я маньяк, психопат и романтичный выдумщик. Скажи же, это круче признаний мелками на асфальте?

— Ты сталкер, Кирилл, — я не стала подбирать более подходящих случаю слов. — На, распишись.

Но он пропустил планшет с листком мимо себя, чуть развернувшись.

— Да брось, Маш. Заходи. Ты же не можешь уйти, не посмотрев все мои клетки для жертв, крюки на стенах и коллекцию плетей. Обещаю, что пальцем не прикоснусь, даже если станешь умолять. Я не обматываю девушку целлофаном на первом свидании.

Если уж честно признаться, мне действительно было любопытно. Особенно когда так интересно расписывают. Шагнула в прихожую, без приглашения прошла дальше — в огромный зал-студию. Шикарно, дизайнер какой-нибудь оформлял, большой любитель сочетания бирюзы с черным, но я и раньше подозревала бывшего босса в высоких доходах. Все какое-то овальное, даже у мебели закруглены углы, из-за чего пространство будто размазывается, не показывая своих настоящих границ. И круглое лежбище в середине, наверняка играющее роль дивана, а никакая другая модель в такой интерьер бы не вписалась.

— Стильненько, — признала я. — А плети убрал — готовился к моему приходу?

— Так это ты до спальни не дошла, — он улыбался почти мне в затылок. — И лучше не ходи пока, я покладистый, но не железный.

Я резко развернулась с намерением отпугнуть его взглядом, но это чудовище не удосужилось даже вздрогнуть, не то что отшатнуться. А ведь я впервые видела его в таком виде — не в привычном деловом костюме. Темно-синяя футболка заставила бы весь штат его фирмы умереть на месте, если он умирал даже от взгляда на пиджак. Широкие штаны на подвязке, босые ноги. На руке нет кольца — его никогда там не было. Голос, полный знакомой иронии:

— А может, до того как ты сожрешь меня глазами, я познакомлю тебя со своим другом? — он сделал паузу, чтобы оценить мою реакцию на скабрезную шутку, только потом пояснил: — С японским чайником, вы с ним слышались.

— Это ты мне так чай предлагаешь?

— Именно. Сообразительная.

Я кивнула, не в силах уйти прямо сейчас, когда попала в самое логово зверя. Того самого зверя, с которым все время собиралась то скандалить, то навеки распрощаться. Просто такие мелочи, как жилье, открывают о человеке больше, чем он сам о себе когда-либо расскажет.

Кухня оказалась кричаще футуристической. Но мне понравилась и она, со всей ее красно-белой роскошью. Упомянутый чайник был удостоен лишь смазанного взгляда, я перебирала все мелочи. Все организовано компактно, хотя площадь позволяла и распоясаться, на современной плите — пустая сковорода, дверца микроволновки приоткрыта.

— Ты готовишь себе сам? — спросила, не добавив в тон любопытства.

Он доставал с верхней полки кружки — и я не могла бы сказать с уверенностью, что он именно доставал кружки, а не демонстрировал мне бицепсы. Или я воспринимаю все слишком остро? Хотела же завести любовника, скинуть сексуальное напряжение, да все некогда.

— Готовлю, бывает. Но не особенно умею. Мой предел — картошка жареная и картошка вареная. Нет, кулинарными талантами я тебя поразить не смогу, даже если бы очень захотел. Придется поражать чем-нибудь другим.

Я последнюю фразу пропустила мимо ушей, просто подхватывая самую нейтральную — как мне в тот момент показалось — тему:

— Мужчины обычно женятся только для того, чтобы больше не заниматься готовкой. Не думал о таком выходе из кризиса?

— Не думал, — он улыбнулся чайнику. — Я не до такой степени люблю есть, наверное.

А тема-то оказалась скользкой. Я не имела представления, о чем точно ему рассказал брат, и должна ли хоть каким-то образом упоминать почившую жену. Лично мне об этом говорить прямо совсем не хотелось, я ему не психолог.

— Понятно, — отозвалась монотонно. — Я тоже думаю, что книги интереснее людей. А у тебя их теперь много.

Он с усмешкой пододвинул ко мне дымящуюся чашку. На самом деле я вовсе не люблю чай — вообще не понимаю напитки, не содержащие кофеина или, на худой конец и очень редко, алкоголя. Но раз уж согласилась составить компанию, то потянулась и к сахарнице.

— Маш, — он сел напротив. — Я кое о чем хотел с тобой поговорить.

Глянула на него напряженно, боясь начала самой неприятной темы, но он удивил:

— Я про твою учебу. Ты хотела стать юристом? Но тогда сколько лет ты будешь носиться девочкой на побегушках и ублажать престарелых клиентов по телефону?

— Столько, сколько захочу, — ответила сухо. — Вряд ли это твое дело, мой самый престарелый клиент Кирилл Алексеевич.

— Кир, — поправил он спокойно. — А о заочке не думала?

Во мне раздувалась язвительность:

— О! Я придумала выход! А давай ты будешь оплачивать мне квартиру и учебу, а за это что-нибудь потребуешь?

Всплеск сарказма только расширил его улыбку:

— Примерно так.

— Тогда понятно, к чему это было! Это же мечта каждой приезжей — заполучить себе господина и всего лишь спать с ним по понедельникам и четвергам, в пятницу — избиение, а каждую вторую субботу месяца вылизывание члена в общественных местах.

Он от последнего заявления как-то нервно сглотнул — случайно представил? Но лицо удержал:

— Вообще-то, я имел в виду целевой договор с фирмой, потом ты будешь обязана отработать не меньше трех лет. Но твоя идея мне определенно нравится больше. Маш, ты чего так смотришь? Я пошутил.

— В каком из вариантов? — я совершенно забыла о чае.

— Просто подумай. Это реальная возможность, но привязка на годы к месту работы.

— Привязка к тебе заодно, — я уже успокоилась и невольно начала размышлять.

— Почему бы и не да?

Я оценила лукавую улыбку и невольно улыбнулась в ответ:

— Снова хочешь сделать меня подчиненной? Ты же так радовался, что больше нет границ для… нашего общения.

— Смотря в каком смысле подчиненной, — прозвучало очень двусмысленно. — И нет, я не горю желанием устраивать тебя обратно, даже врать на этот счет не буду. Но все равно предлагаю — потому что хочу предложить.

Я поднялась на ноги, оставив едва тронутый чай, и шагнула к выходу из кухни.

— Нет, Кир, ты хочешь меня купить. Это часто случается с людьми, у которых столько денег.

Он встал молниеносно и ринулся за мной, вдруг заговорив с нажимом:

— А ты у нас независимая и сильная, так? И ведь не дура, но никак не можешь понять — ты или сейчас берешься за свое будущее, или не берешься уже никогда. Так и будешь в сорок лет книжки развозить и надеяться, что твоего Юрку не прикроют? Я предложил вариант, о котором многие абитуриенты даже мечтать не могут, но ты и здесь обнаружила какую-то подоплеку.

Да потому что есть эта подоплека, сукин ты сын! Потому что в помощи твоей всегда есть скрытый смысл! Потому что ты не побежал с этим предложением к тем самым абитуриентам, а заманил именно меня на свою футуристическую кухню!

Я развернулась, уже готовая с яростью высказать и это, и еще сверх того, но отшатнулась, поскольку он подался на меня. Прижалась спиной к гладкой плитке, и две руки тут же врезались в стену по обе стороны от лица. Кир наклонился и почти прошептал:

— Независимость — это круто, Маш. Но только если она не граничит с дебилизмом. Многим помогают подняться — мне помогал отец и брат. Но дальше уже все зависит от человека. И каким же надо быть кретином, чтобы корчить из себя главного любителя свободы?

У меня все мысли из головы выветрились. Почему-то в глаза попалась его щетина — ну да, воскресенье же, незачем блистать. Не перед кем. Это он в офисе — хлыщ лощеный, а дома… вот такой. Проще, что ли, понятнее. Я должна была что-то ответить, но получилось сморозить какую-то чушь:

— Сам кретин.

Легкую хрипотцу в голосе расслышали мы оба. Может, именно она и подтолкнула его перевести взгляд с моих глаз на губы. И расстояние начало сокращаться.

— Ты же обещал, что не тронешь, — я сама свой голос не слышала.

— Что не трону пальцем, — напомнил он и поцеловал.

Боже, как он целует… Первое касание осторожное, затем резкий выдох — тот самый, который звучит как лопнувшая цепь. И он, срываясь с этой цепи, уже не сдерживается — почти с силой раздвигает языком губы, проникает внутрь, не позволяет перехватить инициативу, уже поглощенный своим же напором. А ноги дрожат, руки вцепляются в ткань футболки, и хочется то ли вжаться в него, то ли оттолкнуть и закричать. Вместо этого я расслабляюсь и позволяю делать что угодно, хотя и цепляюсь за остатки разума.

А о чем закричать? О том, чтобы плюнул на обещание и уже дал волю рукам? Что прямо сейчас я хочу его? Или о том, что я ему не дешевая подделка какой-то там Галины, не отдохновение и не способ терзаться сходством. Что я сама по себе — вот такая, со слишком пухлыми губами и широко посаженными глазами, шатенка, крашенная в шатенку — но это я, отдельная личность, заслуживающая таких же исключительных взглядов?

Я почти взвыла от смеси этих эмоций и все-таки оттолкнула. Кир, как ни странно, легко поддался и отстранился, снова ловя мой взгляд.

— Отпусти, — попросила я.

— Я тебя не держу.

Вот только руки так и обозначают границы. Присесть? Попробовать отвести его руки в стороны?

— Маш, — он смотрел в глаза и больше не склонялся к губам. — Я же нравлюсь тебе. Неужели даже в этом сложно признаться?

— Нравишься, — у меня не было сил врать. — Но я боюсь подобных отношений, как уже говорила. Твоих замашек на абсолютную власть.

— Мужчина создан брать, а женщина — сдаваться, причем рефлекторно выбирает сильнейшего. Это на уровне инстинктов, просто у некоторых выражено ярче. У меня выражено в желании доминировать в сексе, но ты уже придумала себе, что со мной вообще всякую свободу потеряешь.

— И ошейник не заставишь носить? — съязвила я, чтобы саму себя подбодрить.

— Почему же? Заставлю, — он снова улыбался. — Маш, да хватит уже бегать от того, что все равно произойдет. Теперь-то уже ясно, что мы все равно попробуем друг друга, — короткая пауза, — на вкус.

— Убери руки, Кир. Я хочу уйти.

— Нет, уйти хочет твоя независимость. А чего хочешь ты?

Я знала чего. Как бы это ни смущало и ни противоречило всем моим настройкам, я знала. Но только не в качестве замены. Вскинулась и спросила с вызовом:

— А ты чего хочешь? При условии, что все-таки не тронешь меня и пальцем.

— Могу продолжать без рук, мы неплохо справлялись. Но… слушай, у меня другая идея. Я хочу то, что ты умеешь лучше всего — ну, из того что я проверял.

Он вдруг отошел от меня и направился в зал. Я ждала в недоумении, пока ноги снова нальются силой, потом шагнула за ним.

— Садись туда, — он указал на круглое лежбище. — Можешь на диван, в кресло или к стене, как удобно. Плачу по тому же тарифу.

— За что?

Я никак не могла понять и наблюдала, как сам он усаживается прямо на пол и облокачивается спиной на диван. Поднимает руку с пультом, подбирая освещение — сначала гаснет огромный круг в центре, потом мелкие лампочки по периметру. Но не все, часть все еще светит, но тускло, окуная помещение в желтоватый полумрак.

— За секс по телефону. Садись, профи, и давай поболтаем. Ну же, Ева, это вызов!

Он провоцировал — я велась. Я велась даже при твердом понимании, что он провоцировал. Такое случается, когда встречаешь сильнейшего противника, который уже несколько раз одерживал над тобой победу. От таких уже не убегают, на таких подсаживаются как на наркоту.

Через две минуты я сидела на полу с другой стороны дивана и рассматривала огромное окно.

— Кто начнет? — я разорвала тянущую нервы паузу.

— А кто из нас на этом зарабатывает? Я дилетант, руководи.

Коротко вдохнула. Вообще-то, это шанс взять реванш, ведь я действительно профи.

— Хорошо. Я в твоей спальне. Оборачиваюсь на звук открывающейся двери. На мне короткое белое невинное платье и чулки. Белья нет, я знаю, что ты этого не любишь. Не смотрю в глаза и жду, когда ты сам скажешь, чего хочешь.

— Хорошо… — он тоже снизил тон. — Мне не нравится эта тряпка на тебе. Белый цвет ассоциируется у меня с больницами, а не невинностью.