«Дхарма! Дхарма!» — повторяла Сарасвати, пытаясь превозмочь боль. А за занавесом, отделившись от нечистоты, поражающей тело роженицы, женщины следили за каждым ее вздохом, улавливали каждый ее крик. Сарасвати была не одна. Все женщины зенаны, подруги или враги, нежно любящие или яро ненавидящие, окружали ее, доведя до предела остроту своих чувств. А где-то в глубине коридоров она слышала, как шлепают по каменному полу ноги старой Ситы.

Новые схватки, еще сильнее прежних, скрутили ее. Крик, вопль зверя, пронзенного стрелами.

— Похититель, — пробормотала царица и опять задышала тяжело и надсадно.

Зенана затихла. И Сарасвати осталась одна. Вокруг царило ледяное молчание. Прежде чем потерять сознание, Сарасвати успела различить в темноте дрожащий огонек масляной лампы и тощую фигуру, согнувшуюся за занавесом, которая, казалось, готова была пренебречь нечистотой комнаты, где рожала царица.

Брахман пришел так быстро, как только мог. Прежде чем войти в нечистую комнату роженицы, он помолился богам, попросив не наказывать его за предстоящее приближение к нечистому. Это была всего лишь формальность: закон позволял человеку аюрведы помогать роженицам, просто после этого нужно было выполнить все очистительные ритуалы, чтобы не осквернилось достоинство брахмана. Увидев Сарасвати, он подавил дрожь. Сита упала у подножья чарпаи, съежилась, не зная, что делать.

— Повитуха!

Она обхватила голову руками:

— Все кончено, брахман, все кончено.

— Нет, — твердо сказал монах и указал на пакет, который принес с собой. — Это травы. Разложи их вокруг нее! Так… Теперь я буду читать мантры.

Повитуха послушно обежала комнату и положила каждую травку, каждый цветок на предписанное им место.

— Прежде чем я начну произносить заклинания, подожги подле ее чрева кожу черной змеи.

Брахман протянул ей черную шкурку, и Сита бросила ее в огонь лампы.

— Скоро взойдет солнце, — сказал брахман. — Я должен закончить до зари, ибо она благоприятствует смерти. Дай мне сому.

Он приблизился к чарпаи. До восхода оставался час. Время, казалось, колебалось, зависнув между тьмой и светом. Из зенаны не доносилось больше ни одного вздоха. Брахман начал нараспев читать мантры.

— Внемли мне, о женщина, вот сома, напиток бессмертия! Вот бог огня и бог-конь. Да придут они в этот дом, да будет их пребывание здесь благотворно. Вот сома, напиток бессмертия, извлеченный из вод, да сделает она твое дитя легким и подвижным, да освободит она его из твоего чрева! О женщина, вот благие божества, Ананда, Павана, Арка и Ваваса, вот все духи, что защищают тайные воды; разорваны путы, сковывавшие коней, разорваны солнечные лучи. Освободись от страха, о дитя, явись, явись скорее!

Сарасвати застонала.

— …На священной горе стоит богиня Сураса. На ее лодыжках нанизаны кольца, помогающие беременной женщине рожать. Аим! Хрим! О богиня! Ты, счастливо увенчанная! — Брахман достал из складок его дхоти какое-то растение, оторвал один листок и начертал на нем знак. — Царица, вот растение адхака, облегчающее роды!

Сарасвати больше не издавала ни звука. Брахман положил листок на постель, вид у него был удрученный. Он повернулся к повитухе:

— Советовала ли ты ей во время беременности молиться каждую субботу богу-обезьяне Хануману?

— Да, она это делала… — пробормотала Сита. — Дхарма! Дхарма! Похититель оказался сильнее, брахман.

— Нет! Эта женщина еще борется с демоном. Жизнь в ней не угасла. Сарасвати — воительница.

— Что ты говоришь?

— Воительница, — повторил Мохан.

Сита не поняла. Но она видела, что брахман говорит это самому себе.

— …Воительница, — опять пробормотал он.

Фигура за занавесом содрогнулась.

* * *

Когда взошло солнце, раздался крик новорожденного. Но повитуха нахмурилась:

— Девочка не выжила.

Брахман улыбнулся:

— Да… Но ее сын будет жить!

В свете разгорающегося дня Сарасвати открыла глаза:

— Ребенок умер?

— Первый ребенок! — ответила Сита. — Только первый!

Сарасвати тряхнула головой.

— Это были близнецы, — продолжала повитуха. — Близнецы! Поэтому тебе и было так больно!

— Близнецы, — повторила Сарасвати. — У меня остался сын?

— Погоди, погоди, моя красавица. Для него еще столько нужно сделать!

Сарасвати увидела Мохана.

— Ты спас меня. Ты спас моего сына.

— Похититель побежден, царица.

— Да, но девочка умерла. Где она?

— Ее унесли к реке; ее нельзя было оставлять здесь. Но не скорби о ней: ее душа была чиста, так же чиста, как душа брахмана, и она скоро возродится. Дхарма!

— Дхарма! — повторила Сарасвати.

Обитатели зенаны опять засуетились. Нынче утром будет много разговоров. Вопли повитухи разбудили всех. Судя по звяканью кувшинов и тазов, все совершали большое омовение.

— Тебя благословили боги, царица, знай это! Поверь человеку аюрведы: когда рождаются близнецы, мальчик и девочка, обычно умирает мальчик, если боги решают погубить одного ребенка.

— Дхарма, дхарма… Покажи мне моего сына.

— Какая ты нетерпеливая! — воскликнула Сита. — Значит, к тебе быстро возвращается жизнь! На, посмотри на своего сына, его смазали золотым порошком, медом и маслом! И отпусти брахмана, он должен составить гороскоп. Ну вот! А теперь я должна омыть младенца водой с кардамоном.

— Ему уже дали пососать золотую ложечку?

— Конечно, госпожа. Не успел он расправить легкие, как амброзия коснулась его губ.

— Бхавани…

Сарасвати видела все как в тумане, но она узнала раджу, появившегося в глубине комнаты.

— Сын… Так у меня сын!

Ребенок заплакал; Сита передала его отцу.

— Сын мой, — воскликнул раджа, — я желаю тебе мудрости! Пусть тебя никогда не покидает мведа, да сопутствуют тебе процветание, долголетие, ум, сила и защита богов!

Сарасвати улыбнулась и закрыла глаза. Она победила. Бхавани был здесь, сияющий, тихо нашептывающий на ухо ребенку священные слова. Еще две недели, вплоть до ее второго омовения, Бхавани не подойдет к ней, не сможет даже коснуться ее, но она была счастлива: она дважды выполнила свой долг женщины. Она попросила дать ей ребенка.

— Вот ведь нетерпеливая, — ворчала Сита. — Говорю же тебе, с ним все в порядке!

— Он прекрасен, как солнце. У него твой цвет кожи… — сказал Бхавани.

Он действительно был бледным и таким легким! Сарасвати приласкала его.

— Он не очень слабенький, Сита? Смотри, какой он бледный.

— У женщин Севера рождаются дети со светлой кожей. Посмотри на его глаза!

Они были не такими, как у Гопала. Более светлые, более ясные, в них можно было сразу узнать взгляд его матери.

— Я думаю, он будет спокойным. Спокойным и мечтательным… Такие глаза… Но какое имя ему следует дать?

— Брахман еще не закончил составление гороскопа. Надо подождать, пока он скажет нам первую букву, — ответил Бхавани.

— И послать кого-нибудь захоронить пуповину, — добавила повитуха.

Раджа бросил на нее торжествующий взгляд и ушел. Вдруг Сита задрожала. Она лихорадочно обшарила комнату взглядом, потом стала переворачивать все находящиеся в ней предметы.

— Что случилось? — спросила Сарасвати.

Сита не ответила. Она еще два или три раза передвинула тазы.

— Этого не может быть, госпожа, этого не может быть…

— О чем ты? Позови ко мне служанок; ты устала, я тоже. Поди поешь и выспись!

Сита опустилась перед царицей на колени:

— Прости меня, госпожа, прости меня… Похититель охотился не за твоим ребенком, или, скорее, похитительница…

— Похитительница? О чем ты?

— Охотились за твоей силой, госпожа. Пуповину украли…

* * *

Мохини, как сумасшедшая, мчалась по длинным коридорам зенаны. Задохнувшись, она остановилась на пороге комнаты Сарасвати.

— Должна ли я рассказать ей? Она, наверное, так утомлена…

Она не заметила, что думает вслух. Перед ней вдруг появился Мохан.

— Мохини, если ты знаешь что-то такое, что поможет отогнать зло, то нужно рассказать.

Мохини от неожиданности вздрогнула.

— Так ты усилишь защиту, Мохан?

— Похитители могут напасть еще раз!

— Похитители… Или похитительницы?

— Говори, я приказываю. Но не царице. Иди сюда. Она спит. — Брахман подтолкнул Мохини в угол. — Первая супруга, не так ли?

— Как ты догадался?

— Мохини, я угадываю, что думают звезды, боги, люди, звери, даже растения. Что бы стало с нашим миром в эру Калиюги, если бы не осталось на земле существ, способных предчувствовать?

— Женщины тоже иногда предчувствуют, — сказала Мохини. — Я уже давно подозревала. Но то, что произошло теперь… Это такой ужас, такой ужас! Нет, я даже представить себе такого не могла. Я думала, что это какая-нибудь сумасшедшая неприкасаемая, что такие преступления могут совершать только женщины низких каст!

— Ненависть поражает и брахманов, и кшатриев, Мохини.

— Мохан! Я еще не пришла в себя. Этот запах… Я не могу больше! Она даже не пряталась, представляешь? Она все приготовила сама.

— Ни одна служанка, даже самая злобная, не согласилась бы сделать это. Но успокойся. Время от времени такое случается. Уже два или три раза в Годхе бывало, что ревнующая женщина крала и съедала пуповину сына своей соперницы. Первая супруга думает, что это вернет ей плодоносную силу, и может статься, так и случится. Видишь ли, Мохини, брахман, дух чист, вечен и неизменен. Боги же уже загрязнены преходящими поступками, их могущество может проявляться и в жестокости. Кали, как и Кришна, не лишена страсти. И это хорошо.

Мохини пожала плечами.

— А теперь успокойся, — продолжал брахман. — Ни слова Сарасвати. Пусть ей скажут, что повитуха ошиблась, что она забыла, как я позвал служанку, что ритуал был выполнен, как положено. Первая супруга на время успокоится; она теперь будет думать только о том, как бы еще раз залучить раджу на свой чарпаи, а я сделаю так, что он не останется равнодушным. Тем временем Сарасвати и ее сын наберутся сил. Иди поторопи служанок, пусть ей принесут кувшин имбирного молока, пирожки со жженым сахаром и миндалем. Успокойся, Мохини.

Молодая женщина, еще не оправившаяся от волнения, не смогла улыбнуться в ответ. Она поправила складки своего сари и тихо сказала:

— Я успокоилась. Я буду молиться Кришне.

— Это мудрое решение, Мохини.

Она пошла прочь по коридору, и вид у нее был разгневанный.

«В эту ночь луна еще останется полной, — подумал брахман. — Я пойду в Янтар-Мантар».

Чистая формальность. Он знал, что звезды подтвердят расчеты, сделанные в час рождения. Сатрубхава — вот астрологический дом этого ребенка. Сатрубхава: препятствия, болезни, несчастья, враги — так говорят книги, и их слова неоспоримы. Какое из этих бедствий выбрать? Как предсказать? Как посметь объявить о несчастье, о худшем из всех, потому что звезда новорожденного находится в самой мадхья бхаве — наиболее активной точке пагубного дома? Чтобы сказать об этом, нужно сначала определить судьбу его матери, которая остается туманной уже несколько месяцев, с тех пор как приехали фиранги. Единственное, что он смог установить, — это то, что в Сарасвати постоянно пребывает дух войны. И именно поэтому Мохан, человек знаний и молитв, не мог не относиться с любовью к этой юной матери, которая почти еще ничего не знала о жизни.

* * *

Вот уже двадцать месяцев брахман пребывал в неуверенности. Царица еще не успела отпраздновать свое выздоровление после родов, когда подле ее сына, лежавшего на разложенных на мраморе подушках, появилась королевская кобра внушительных размеров. Она не тронула ребенка. Сарасвати запретила убивать ее; она увидела в этом доброе предзнаменование:

— Когда я была ребенком, меня тоже оберегала королевская кобра! Когда Дели захватили враги, я спаслась в числе немногих. Этому ребенку не повредит ни железо, ни огонь…

И Сарасвати взяла младенца на руки, не слушая ничьих советов и удивляясь лишь тому, что у него такая бледная кожа и удивительно светлые глаза.

— Ты ничего не говоришь, брахман, ты, который знает все о людях и зверях?

— Большие кобры происходят из царских семей, и они, несомненно, узнают подобных себе, — ответил Мохан. — В далекие времена, в начале мира, они были хозяевами всего. Миропорядку было угодно, чтобы люди лишили их власти. Но не забывай, Сарасвати, несмотря на поражение, змеи до сих пор мечтают вернуть себе власть. Вместе с тем они сохраняют в сердце разум и иногда щадят слабых. Кто может познать непроницаемую душу змей?